9 сентября 1543 года на заседании Думы в присутствии Ивана был избит и изгнан из дворца Фёдор Воронцов, к которому отрок был очень привязан. По мольбе Ивана к Шуйским отправился митрополит просить, чтобы не убивали любимца великого князя. Воронцова пощадили, но с самим Макарием обошлись весьма непочтительно: «Фома Петров, сын Головина, на манатью[4] наступил и манатью на митрополите подрал» (ПСРЛ. Т. 13, с. 443).
Псари по приказанию Иоанна хватают князя А. Шуйского. Рисунок Дмитриева-Оренбургского
В ответ на это показное оскорбление Макарий спровадил великого князя из Московии. Официально Иван ехал на богомолье в Троице-Сергиев монастырь. С 16 сентября до конца декабря великий князь кружил по окрестностям столицы, питаемый нравоучениями лиц, подобранных с этой целью митрополитом. Князь М. М. Щербатов писал об этом продолжительном «турне»: «Сие время, имея при себе некоторое число бояр, употребил он для открытия туги сердца своего. Не невероятно, чтобы и сами бояре, терпящие от самовластия Шуйских, не побудили его к оказанию своей власти и к наказанию Шуйских».
И действительно, вернувшись из длительной поездки, Иван впервые показал зубы. Подобострастный летописец записал в конце 1543 года: «Той же зимой, 29 декабря, великий князь всея Руси Иван Васильевич не смог больше терпеть того, что бояре бесчиние и самовольство творят, что без воли великого князя, с совета единомышленников и советчиков своих, по своему хотению многие убийства совершают и, по молодости государей, многие неправды земле учиняют. И повелел схватить первосоветника их, Андрея Шуйского, и выдать его на расправу псарям. И схватили его псари, и убили в Кремле, напротив Ризоположенских (Троицких) ворот».
Повеление об аресте Андрея Шуйского князь-отрок отдал на заседании Думы. Его исполнение было поручено псарям (по-видимому тем, с которыми Иван был на охоте). То есть это «мероприятие» было обговорено заранее. Псари не повели боярина в тюрьму для разбора его провинностей, а прикончили по дороге к ней.
После расправы с А. М. Шуйским задним числом были оглашены его вины: ограбление дворян, насилие над крестьянами и горожанами, бесчинства его слуг. Не избежало наказания и ближайшее окружение Андрея Михайловича: кто-то поплатился тюрьмой, кто-то отделался ссылкой, а Афанасию Бутурлину за поносные слова в адрес государя урезали язык. Подводя итоги этим расправам, летописец писал: «И от тех мест[5] начали бояре боитися от государя, страх имети и послушание». «Шуйское царство» кончилось, но боярское правление продолжалось великий князь был ещё слишком молод, чтобы твёрдо взять власть в свои руки.
В декабре 1544 года по явным противникам великого князя был нанесён второй удар: сослали князя Ивана Кубинского, его домочадцев и родственников. Сторонникам боярского беспредела давали понять: прежнего влияния на государственные дела им не возвратить и лучше держаться скромнее и тише. Но ослушников государевой воли ещё хватало.
В декабре 1544 года крымский царевич Иминь вторгся в Белевский и Одоевский уезды южных территорий Руси. На ликвидацию набега были направлены Пётр Щенятев, Константин Курлятев и Михаил Воротынский. На встречу с противником воеводы не спешили, погрязнув в спорах по поводу старшинства. Пока они выясняли, чей род древнее и кому руководить походом, татары, разграбив городки и сёла уездов, ушли с большим полоном восвояси.
На следующий год Иван Васильевич решил предпринять поход на Казань. Командующим русскими войсками он назначил князя Микулинского. Тот порученное ему предприятие воспринял как наказание и спрашивал великого князя: за что ему такая опала? в чём его вина? Поход он сорвал, ограничившись «лёгким делом» на лодках.
Да что воеводы! Самые низшие служители ещё дерзали перечить государю-юнцу. В мае Иван предпринял большое путешествие по святым местам. Посетил Переславль, Ростов, Белоозеро, Кирилло-Белозерский, Ферапонтов, Корнильево-Комельский и Павло-Обнорский монастыри. В Кириллове из-за долгого северного дня великий князь ошибся во времени и опоздал к ужину. Подкеларник отказался кормить его, заявив:
Государя боюся, а Бога надобе больше бояться.
Словом, до полного послушания подданных великому князю было ещё далеко, хотя он уже и показал свои коготки.
* * *Мы уже оговаривались, что отношение историков к царю Ивану IV диаметрально противоположно: одни видят в нём выдающегося государственного деятеля, другие тирана, маньяка и убийцу. Отсюда противоречия в оценках тех или иных его поступков. О данном В. Г. Манягин пишет, например: «Историки безосновательно обвиняют государя в расправе над Шуйским без суда и следствия. Источники свидетельствуют о том, что виноваты переусердствовавшие" слуги. Желая угодить царю, они задушили ненавистного всем боярина вместо того, чтобы отправить его в темницу».
Государя боюся, а Бога надобе больше бояться.
Словом, до полного послушания подданных великому князю было ещё далеко, хотя он уже и показал свои коготки.
* * *Мы уже оговаривались, что отношение историков к царю Ивану IV диаметрально противоположно: одни видят в нём выдающегося государственного деятеля, другие тирана, маньяка и убийцу. Отсюда противоречия в оценках тех или иных его поступков. О данном В. Г. Манягин пишет, например: «Историки безосновательно обвиняют государя в расправе над Шуйским без суда и следствия. Источники свидетельствуют о том, что виноваты переусердствовавшие" слуги. Желая угодить царю, они задушили ненавистного всем боярина вместо того, чтобы отправить его в темницу».
Источников, на которые ссылается Вячеслав Геннадьевич, он не указывает, а потому его утверждение равнозначно извечному: стрелочник виноват. Со дня случившегося минуло уже более 475 лет, и попробуй найди здесь концы. Но остаётся неоспоримым самый факт расправы над «первосоветником» царя Андреем Шуйским, и он обыгрывается каждым автором в зависимости от симпатий или антипатий к царю Грозному.
«И государя не пропустили»
На тринадцатый год формального правления Ивана IV, по весне, в Москву пришло известие о предстоящем набеге крымского хана Сахиб-Гирея. Великому князю было уже 15 лет. Поэтому опекуны решили поставить его во главе рати. В мае 1546 года русское войско выступило навстречу врагу и остановилось у южного рубежа московских земель, в Коломне. По сообщению Пискарёвского летописца, молодой царь, томясь бездельем, скрашивал свои дни разными забавами: «И тут была у него потеха: пашню пахал вешнюю и с боярами сеял гречиху. И иные потехи: на ходулях ходил и в саван наряжался». Последняя игра представляла собой пародию на обряд церковных похорон устанавливался гроб с покойником и проходило отпевание, состоявшее из самой отборной брани.
Однажды Иван Васильевич отправился охотиться. При возвращении великий князь и сопровождавшая его свита встретились с новгородскими пищальниками. Было их человек пятьдесят. Новгородцы просили за своих опальных людей. Князь приказал гнать их.
Новгородцы забросали посланцев Ивана IV грязью. Те пустили в ход оружие. И тогда «пищальники все стали на бой и почали ис пищалей стреляти, а дворяне из луков и саблями. И бысть бой велик, и мёртвых по пяти, по шести на обе стороны. И государя не пропустили тем же местом к своему стану проехати, но объеха государь иным местом».
Это взбесило номинального владыку Московского княжества. Велено было произвести розыск и выяснить: кто напустил Пищальников на великого князя и его людей? Как осмелились новгородцы преградить путь государю и применить оружие?
Подозрительный и трусливый, Иван IV и мысли не допускал о случайности происшедшего: «Государь о сём бысть в сумнении, и повеле о сём проведати, по чьему науку бысть сие съпротивство, а без науку сему быти не можно». В случившемся царь видел заговор, а раз так, надо было искать злоумышленников в своих рядах. Поручено это было дьяку Василию Захарову.
Дьяк давно присмотрелся к молодому правителю и знал, как угодить ему. Иван IV уже дважды подвергал опале бояр, Ф. С. и В. М. Воронцовых, дворецкого И. П. Фёдорова и князя И. И. Кубенского. На них и указал догадливый дьяк.
Фёдор Семёнович Воронцов был вторым воеводой передового полка, Василий Михайлович Воронцов вторым воеводой полка левой руки, Иван Петрович Фёдоров конюшим, Иван Иванович Кубенский вторым воеводой большого полка и троюродным братом великого князя по материнской линии. В застенок бросили фактическое руководство войска.
И вот в преддверии нашествия крымцев дьяк Захаров «неведомо каким обычаем извести государю сие дело на бояр». Летописец, конечно, лукавил методы принуждения к нужным владыкам показаниям хорошо и давно известны: дыба, кнут, вода, огонь и тиски разного рода.
Все (кроме Фёдорова) выдержали пытку и вины своей не признали. Поэтому обвинительное заключение было весьма туманным: «За некоторое их к государю неисправление». То есть не за мнимый заговор, а за какие-то попущения по службе.
Тем не менее приговор был суров смертная казнь. Постниковский летописец рассказывает: «И июля в 21 день на завтрее Ильина дня велел князь великий на Коломне у своего стану перед своим шатры казнити бояр своих. И казнили их, всем трём головы посекли, а отцов их духовных у них перед их концом не было. А боярина Фёдорова о те же поры ободрана нага держали. Но государь его не велел казнити за то, что он ся виноват чинил. А сослал его на Белоозеро. А животы их и вотчины их велел князь великий поймать на себя».