Дерево возле шляпного магазина заразилось омелой, пояснила служанка. Само почти мертво, зато улицу украшает. Все девчонки к нему бегают, чтобы с женихами целоваться. Вот и сейчас кто-то милуется. Вчера была оттепель, и снег на ветках растаял, а прошлой ночью снова замерз. Теперь все дерево, словно серебром облито. Очень красиво. Я бы тоже там постояла
Женщина замолчала, и в карете повисла напряженная тишина. Арлинг даже перестал слышать стук копыт, задумавшись о том, почему он не слышал об этом дереве раньше? Непременно привез бы туда Магду.
Кхр, откашлялся Бардарон, видимо, желая продолжить рассказ о красивых дамах из Нижнего Переулка.
Приехали!
Карета дернулась, и тряска прекратилась. Вместе с ней пропал грохот, сменившись более приятными, но такими же непонятными звуками уличного шума. И только один звук Регарди различил сразу, так как не заметить его было трудно. Где-то неподалеку играл оркестр, заливая волнами беззаботной музыки тротуары, покрытые снежной слякотью. Все в этом году было неправильно. Даже смена года наступала так, словно она еще не определилась, кем ей быть зимой или весной.
Согдарийцы любили гулять и не пропускали ни одного повода, чтобы повеселиться. Церковные праздники, памятные даты, день рождения императора годилось все. Горожане пропадали до утра в питейных, на рингах и в парках веселья, а лорды на пышных балах и в ночных салонах, предлагающих все виды развлечений. Но были и праздники, которые объединяли всех. В маскарадных шествиях, особо любимых согдарийцами, участвовали и лорды, и простые смертные. Когда-то вся жизнь Арлинга протекала на богатой гондоле, которая плавала вдоль берегов, где гремели пышные балы, завлекали запретными играми ночные салоны и ослепляли блеском роскошные фестивали. Когда-то он считал, что другой жизни не существует.
Маскарад в Тихом месяце тоже начинался с шествия встречали зиму. Горожане проходили по улицам от главной площади до императорского дворца, заходя в каждый особняк, где давали бал. По традиции, хозяева должны были налить водки каждому участнику, чтобы все зимние месяцы были тепло на душе и сердце. Редко в какой год колонне удавалось дойти до дворца. Обычно ее ряды редели уж после пятого или шестого дома. Лорды в такие дни не скупились, выставляя у ворот большие чаны с согревающими напитками.
Гости еще только собираются, произнес Холгер, выглядывая в окошко кареты. Каждый год гляжу и не могу понять, что с нашими женщинами время вытворяет. Совсем стыд потеряли верхние юбки все короче и короче. Уж совсем бы в нижнем белье приходили Подол даже ступни не закрывает. Вон, пошла одна в маске с синими перьями, все сапоги видать. Бесстыдница! Хоть бы по размеру костюмы подбирали. А это что? Платье на груди еле сходится. Наклонится, и все наружу выпадет.
Бардарон захохотал так громко, что Арлинг дернулся от неожиданности, стукнувшись головой о мягкую обивку потолка кареты.
Низкий лиф это самое то! пророкотал вояка над ухом у Регарди. Ты, старик, безнадежно отстал. Попомни мое слово, будет время, мы и коленки их увидим. А гостьи Артеров знают толк в моде. Смотри, какие шикарные вырезы!
Вообще-то в моде сейчас закрытый лиф и высокое горло, вставила женщина-тень, и Арлингу показалось, что она поджала губы. Гостьи Артеров глухие провинциалки. В столице уже давно не носят таких фасонов. Посмотрите на ту девицу в красном. У нее рукава вздуты так, словно она в них ваты набила. Манжеты должны быть гладкие даже на парадном платье. Кружева никуда не годятся. А эти ужасные пояса из лент? Пояса вообще не в моде. Ну ладно, бархатные или кожаные еще допустимы, но шелковые это вчерашний день. Боже, а ее чепчик похож на плохо пропеченную булку.
Магда любили чепчики, неожиданно вспомнил Регарди. У нее их было много все белые, словно Тут он запнулся, пытаясь вспомнить, как выглядел белый цвет. Белыми были снег, облака, башня с часами на главной площади. Холгер сказал, что костюм Арлинга тоже белый, но на выходе из дома Бардарон накинул на него плащ, цвет которого Регарди не знал. Наверное, он был черным, но в гардеробе у него были синие и даже красные накидки. Арлинг провел ладонью по ткани, но ничего не почувствовал. Пальцы рассказали о том, что она плотная, слегка шершавая и теплая, но ее цвет остался для него загадкой.
Твой мир стал бесцветным, равнодушно подумал Арлинг, прислушиваясь к шуму праздника за окном. Это было нелегко, потому что в карете разгорелся жаркий спор о правильной глубине выреза женского платья, в котором принял участие даже Холгер.
Твой мир стал бесцветным, равнодушно подумал Арлинг, прислушиваясь к шуму праздника за окном. Это было нелегко, потому что в карете разгорелся жаркий спор о правильной глубине выреза женского платья, в котором принял участие даже Холгер.
Регарди поднял руку и принялся ощупывать обитую бархатом дверцу кареты. Ручка нашлась не сразу, но, в конце концов, поддалась, и в салон хлынул поток свежего воздуха вместе с новыми запахами, которые он раньше не замечал. Завоняло мочой, и Арлинг предположил, что какая-то псина или кот-бродяга успели пометить их упряжку.
Эй, ты куда? схватил его за руку Бардарон. На улице нам делать нечего.
Я снаружи постою, поморщился Арлинг. У меня ноги затекли. Пять минут, и поедем домой. Отходить никуда не буду, обещаю.
Чего это ты такое выдумал! возмутился Холгер, с кряхтением выбираясь следом. Сейчас же садись обратно! На улице слишком людно, тебя могут увидеть.
Но не узнать, возразил Регарди, прислушиваясь к людскому говору. Улица гремела на разные лады, напоминая разворошенный улей.
Бардарон предложил ему руку, но Арлинг от помощи отказался, повиснув на дверце. В голову просились воспоминания. Громко захохотала женщина ему представилась смеющаяся Фадуна, пахнуло дорогими духами он вспомнил неповторимый запах волос Магды, зацокали женские каблучки его любовь предпочитала ходить босиком.
Арлинг, тебе лучше сесть в карету, сказал Бардарон. Сюда идет толпа ряженых, и, судя по их виду, они уже побывали у Карленов, а там наливают не рюмками, а ковшами.
Регарди прислушался. Действительно, откуда-то сбоку раздавались громкие пьяные возгласы. От мысли, что он может оказаться на пути разгоряченной водкой толпы, стало нехорошо. Пора было уходить.
Эй, убери карету! Ты что ослеп? Место занято!
Топот лошадиных копыт, загрохотавших над ухом, легко заглушил гомон пьяной толпы.
На нем не написано, что оно занято, огрызнулся кучер Регарди, который привык к тому, что карете Канцлера всегда уступали дорогу. То, что у них не было опознавательных гербов, его мнение не меняло.
Разворачивай, не смутился всадник. Здесь табличка была, вы на нее наехали, идиоты. Это место кортежа госпожи Монтеро. Она прибудет с минуты на минуту.
Какие еще Монтеро! вмешался Бардарон, который, как Арлинг давно заметил, по каким-то своим причинам не переваривал семью министра финансов. Как соберемся, так и поедем.
Давайте, валите отсюда! цоканье копыт теперь раздавалось повсюду. Арлингу показалось, что их окружил едва ли не полк всадников.
Я тебя сейчас научу вежливо разговаривать, молокосос, пропыхтел Бардарон. А ты быстро садись в карету.
Последние слова предназначались Арлингу, который заторопился и даже нащупал протянутую руку Холгера, но неожиданный толчок в спину отбросил его в сторону. Потеряв равновесие, он упал в снежную слякоть, которая смягчила падение, но измазала его с головы до ног. А в следующую секунду на него обрушился водопад человеческих тел они неслись со всех сторон, словно крупные градины в ураганном смерче.
Прокатившись по земле, Арлинг встал на ноги, цепляясь за чьи-то брюки и юбки, но хоровод демонов уже закружил его в бешеном танце. Карета, Бардарон, кучер, Холгер и женщина-тень превратились в призраки, не оставив после себя не следа.
Луженая глотка толпы заглушила его крик, который был похож на писк крысы, смытой с борта корабля в рокочущие волны океана. Регарди даже не успел испугаться. Его пихали в бока, кидали в стороны, щипали, кусали и, кажется, пытались разорвать на части.
«Только бы не упасть, только бы не упасть», думал он, понимая, что к нему подбирается самый страшный зверь паника. Вытянув руки, Арлинг цеплялся за все, что попадалось на пути, стараясь остановить дикую пляску и вырваться из цепких объятий толпы. Маски, лица, волосы, одежда и другие предметы, не имеющие названия, кружились вокруг, сводя с ума.
Бардарон, Холгер! кричал он, но его голос поглотил шум, в котором утонул весь мир.
Толпа кончилась неожиданно. Толчки и пинки прекратились, а руки почувствовали пустое пространство. Сделав несколько шагов, Арлинг ударился животом о поперечную перекладину, похожую на перила, и, перегнувшись, стал хватать ртом морозный воздух, чувствуя, как сзади проносится лавина человеческих тел. Он не имел ни малейшего понятия, куда его вынесло, но обретенная свобода подарила второе дыхание.