Однажды за чаркой крепкого вина я спросил его, что он оставил на Севере. Он ответил, не моргнув глазом:
Ненависть. И любовь.
Я удивился, подумать только, я-то его подобным себе полагал ледяным, а он, что же, порождение вулканов и горячих гейзеров?
И кто твой обидчик? Законный сын твоего отца? ухмыльнулся я.
Нет. Женщина.
Сестра? Дочь твоего отца? Знакомая история, я будто слышал её.
Нет, Гордоксай. Моя сестра мирная девушка, тихая, как домашняя овца. Нет-нет. Та шлюха, которая раздвигала свои подлые ноги для всех, кроме меня.
Его чёрные глаза полыхнули страшным огнём.
Тебе-то и не дать? удивился я. Да любая счастлива была бы.
Любая. А эта у него даже голос сел от злобы.
Что ж ты сделал? Убил её?
Я убил, но она как змея из кожи выползла и опять жива.
И что ты тогда сделал? меня всё больше увлекал этот занимательный рассказ.
Давно я не слышал подобных историй. Я ещё не видел ни в ком такой жгучей, как раскалённый металл, ненависти. Даже моя собственная никогда такой яростной не была. Моя распекала, растворяла, как медленный яд.
Я сжёг её вместе с её женихом, чтобы в своём пепле вспоминали меня.
Я захохотал:
Тогда зачем тебе на Север?
Он, как ни в чём, ни бывало, качнул головой:
Думаю, эта паскуда опять жива и он грязно выругался.
Хочешь убить её? Найти и убить?
Убить непременно, но вначале он показал такой красноречивый и горячий жест, что даже мне привычному к самым грубым словам и жестам, стало не по себе, и убью теперь медленно и очень больно за все шесть лет, что я ношу её в моём сердце, я отомщу ей.
Может, её нет в живых всё же? я с интересом смотрел на него. Оказывается Волк не ледяной, это я обманывался Но так, ещё лучше: люди с огнём в крови всегда сильнее и полезнее хладнокровых.
Живая, сказал Волк поднимаясь. Я её сердцем чую теперь. На то я и волк.
Кто ж она? Если не овца
Как кто? Волчица, разумеется, ответил Волк, удивляясь моему вопросу. Волчица, которая стала сукой.
Вот такие ненавистники собрались со мной на Север. Другие шли за золотом, которое в прошлом году дождём пролилось на Север, потому что был год Солнца. Кое-кто из сколотов знал об этом, и знали все северяне.
Мне не нужны были ни северные женщины, ни золото. Мне нужен был только сам Север. Корона, которая должна венчать голову Ольга, как меня назвали при рождении, меня, сына царя, самого сильного из всех, кто когда-либо рождался на моей земле.
И с каждым днём, приближаясь к Северу, я чувствовал всё большее воодушевление. Даже возбуждение. Ни один влюблённый на земле не ждёт так любовной встречи, как я ждал возвращения домой.
Вот на горизонте сине-зелёной тёмной полосой прорисовались леса. Целая густая, кажущаяся непролазной линия. За этими лесами далее начинаются земли Великого Севера. Здесь я и приказал остановиться лагерем. На таком расстоянии от Северных границ, где нас не обнаружат, потому что так далеко никто не выходит. Всё организовать, послать вперёд разведчиков, решить с моими воеводами каким порядком мы пойдём, куда ударим прежде, куда потом, чтобы разом подмять и подчинить себе царство. Забрать всё, всё то, что было и должно было быть моим. Моим!
Я с рождения полагал себя царём, пока мой отец не выбрал себе новую наследницу. Плевать, что она чистокровная царевна. Плевать, что на этом троне должны быть только из чистого золота люди. Теперь там сидит сколот и небо не упало на землю и Солнце не сожгло их. А значит я, незаконный ублюдок, полукровка, окажусь на своём месте.
Убить как можно больше прежних сколотов и вообще мужчин. Мы сами мужчины, для чего нам те, что там уже есть?..
Поняв, что Онега не мертва, а всего лишь в беспамятстве, я вначале обрадовался почти до слёз, а потом понял, что это мало чем лучше: я-то ничем не могу ей помочь, что же буду сидеть и смотреть, как она помирает? Вот ужас, хуже не придумать. И людей-то вокруг нет
Злость обуяла меня. Какого чёрта мы подались в эти скитания?! Какого чёрта я и вправду увязался за ней? Я ничем не облегчаю её путь. Я для неё обуза. Она говорила, что не станет заботиться обо мне, а на деле заботилась и учила, как выживать среди незнакомых людей, в лесу и в поле, как не попасть или выбраться из болота. Как не дать себя сожрать волкам. Как не перегреться на палящем солнце и не околеть от холода безоблачной ночью в степи. Как не попасть в руки разбойникам. И как из их рук высвободиться. Как драться с теми, кто сильнее и многочисленнее тебя. Как прятаться, оставаясь невидимой ни для кого. Она знала всё об этом, он царица не столько теремов, сколько бездомных и неприкаянных. Она выросла в тереме, но повзрослела на улице.
Вечерами у костра мы говорили обо всём, что не касалось людей, которых мы оставили позади, городов, которые не увидят нас больше и даже о нас не вспомнят. Она рассказывала о звёздах, о том, как движутся они в бесконечном пространстве. Это было тем легче, говорить о небе и его чудесах, что мы лежали под этим шатром, спокойно взирающем на нас.
Откуда ты знаешь, что там всё именно так? удивлялся я. Откуда можно знать то, чего никто не видел?
Она только улыбнулась как ребёнку-несмышлёнышу:
Разве ты видел ветер? Но ты знаешь, что он есть. И ты знаешь, на что он способен. Ты знаешь, что он может прогнать зной и развеять тучи. И что может смести всё с лица земли, поднявшись в ураган. Но ведь ты его никогда не видел.
Удовольствие говорить с ней. Мне кажется в такие часы, что я с мужчиной говорю, образованным и мудрым. Гораздо старше и умнее меня. А на деле мы ровесники.
Сколько книг ты прочла, Онега?
Кто считает? Но я прочла немного, я довольно невежественна, Доня. Женщинам не очень-то доступны и книги и древние знания. Например, на Солнечных дворах многое множество книг и знаний, но жрецы ревниво охраняют их. Хорошо, если пользуются ими сами
И вот она, моя восхитительная спутница, свет, за которым я пошёл, сейчас в забытьи и даже почти не откликается на мои слова, на то, что я тормошу её
После припадка страха, а после него злости, я долго сидел подле нее, пытаясь собраться с мыслями, преодолеть растерянность и решить, что же мне делать теперь. В эти мгновения или окончательно перестану быть рабом или она погибнет.
Я смотрю на неё, бледное с голубинкой лицо, в глазницы залегли тени, губы пересохли, припухли как-то, а ресницы громадные тёмные прямо на щёки легли, волосы в потной косе под спиной, и не чует её И почему я не заболел вместо неё? Она-то вылечила бы меня в два счёта.
Подумав-подумав, я решил, что сидеть здесь это дожидаться, что волки или медведи набредут на нас, надо двигаться. Куда-нибудь, но в конце-концов мы набредём на людей. А вдруг и у них есть свои кудесники, которые могут лечить цариц?
Я оседлал лошадей, собрал все наши скудные пожитки, увязав в узелки, теперь осталось каким-то образом взгромоздиться в седло вместе с ней. Это не так-то просто, я не Яван, который может держать её в одной руке.
Пришлось вначале перекинуть её через седло:
Уж прости, Онега, что я с тобой как с мешком брюквы пробормотал я, но ты сейчас ничем не лучше.
А потом, взобравшись, в седло развернуть к себе и держать как, прижатой к себе. Она безвольно приникла ко мне. Вообще-то, я касался её однажды, и тогда она тоже была почти так же безучастна к происходившему, как и теперь, но и тогда это было Да, это волнительно и приятно, несмотря на то, что мне ничего обещано не было и даже сверх того: я знал точно, будь она в состоянии сейчас, уже врезала бы мне за эти прикосновения и крепкие объятия, за то, что я лицом прижимаюсь к её лицу, что вдыхаю аромат её кожи и волос, пахнущих речной водой. Что смотрю в её лицо так близко. Что, несмотря на то, что она без памяти, и я боюсь, что она умирает, я не могу не думать, как мне хочется поцеловать её приоткрытые губы и я ловлю её дыхание в свой приоткрытый рот. И я чувствую себя из-за этого чудовищем, я думаю только о том, чтобы узнать, отчего это непотопляемый Яван, знавший, наверное, тысячу самых прекраснейших женщин, так втюрился в неё, что полностью переменился.
Впрочем, что Яван, я сам потащился за ней в бездомную жизнь, при том, что и не обнимал её толком ни разу. Зачем?..
Вот интересно, где она сейчас? Где пребывает душа, когда человек без сознания? Где она сейчас? Что она чувствует? Или ничего? Я не верю, что такой человек, как она, может позволить глупой простуде убить себя
Я на рассвете почувствовал её. Пребывая в некоем странном трансе, я почувствовал, что Ава рядом. Незрима и неприкасаема, но вот здесь, со мной, ощутима, так, как я чувствовал и слышал Его. Она теплом обдаёт мою кожу.
Бел Бел, любимый, мой милый Бел, я ослабела. Я совсем потеряла силы Без Севера я не могу, я гибну Гибну, Бел
Ава! Ава, вернись!
Я не могу сейчас помоги мне я почти мертва помоги мне Бел Ты когда-то не мог когда-то мы не были ещё ещё не знали друг друга как теперь как теперь, когда наш второй сын растёт у меня под сердцем Бел выведи меня выведи из тьмы Мне холодно здесь Мне больно
Ава! Ава! Я помогу! Слушай! Слушай мой зов! Иди! Иди за моим голосом! Иди за моей кровью, Ава!