Но и перестать думать о зловредной бабке я никак не могла: ни усталость не помогла, ни неблизкая дорога до дома, ни нескончаемые домашние заботы, всё из головы не шло этакое её бестактное поведение! Это забивало все мысли, мешало совершать привычные действия, а позже, когда я добралась таки до постели долго не давало уснуть, стучась в мозг давно известной аксиомой: видать, на лбу у меня написано, кто я, и что у меня не так, раз любая старая дура с первого взгляда это видит.
Поворочавшись с полчаса в кровати, я со вздохом поднялась, нашарила в темноте ночник и и включила его. Только одно могло теперь помочь: чтение любимой книги той самой, больше года бессменно живущей прямо у меня под кроватью, уже довольно затёртой от частого пребывания в руках, с тремя изображёнными на обложке героями, что давно стали как родные особенно один, высокий, светлый, и, казалось бы, так не по-мужски длинноволосый Вот и опять пришло время на ощупь найти знакомый томик, положить перед собой и открыть на первой попавшейся странице.
***
Когда я наконец отложила книгу и закрыла глаза, время, кажется, перевалило за полночь давно пора было спать. Да и не читала я толком, так, просто «втыкала» раз десять уже, наверное, провалилась в объятия Морфея, но всё ещё продолжала мужественно с ним сражаться ведь интересная же книга, хочется же ещё почитать!.. Но всё же, бережно отправив синенькую, уже изрядно потёртую книжечку обратно под кровать, я дотянулась до ночника, нажала на кнопку, и комната погрузилась в темноту Я почти заснула, но вспомнила, что надо перед сном уточнить, заведён ли на завтра будильник, взяла свой телефон Однако, что именно я увидела на его дисплее, изгладилось из моей памяти подчистую: наверное, всё же отправилась в мир грёз раньше. Просто уснула и, как все люди на свете, понятия не имела, что за новый день уже спешит мне навстречу.
Глава 1
2011 год, июнь
В то утро, когда глаза мои открылись, солнце сияло уже вовсю. И чувствовала я себя подозрительно бодрой А в следующую секунду поняла и причину этого!
С криком:
Твою мать! я словно на пружине выскочила из постели и заметалась по дому, пытаясь собрать себя воедино.
Так, телефон в сумку, зарядку тоже. Заглянуть в кошелёк денег мало, ну и ладно, сегодня зарплату обещали, дотяну. Быстро в душ, слегка ополоснуться: голову помыть времени не хватит, ну да ничего, переживу: не до того сегодня. Мне сутки предстоит провести на ногах: работать весь день за себя, потом ночь за коллегу, и главное тут раньше времени не рухнуть, остальное второстепенно.
Зато завтра весь день буду балдеть! Сначала высплюсь, потом пойду к Галке: пива выпьем, поболтаем, а там, глядишь, веселье попрёт, а поработает и за меня, и за себя всё та же коллега Но это только завтра, а сейчас нужно срочно выходить и искать транспорт, чтобы непременно до этой самой работы добраться. И так как время восьмой час, то и все соседи, которые могли бы меня подвезти, благополучно уехали, и надежда остаётся только на попутку. А учитывая, что сегодня среда, самый обычный рабочий день, то будем считать, что надежды нет совсем.
Минуточку! Надежда есть всегда!
Надька! раздался знакомый голос. Кто-то звал меня дурным голосом, словно в лесу или в слишком уж большом помещении, и отвечать не хотелось от слова совсем. Но окрик разумеется повторился.
Надька!
Да чего тебе? неласково бросила я наконец, выходя из душа и заворачиваясь на ходу в полотенце.
Слышь, Надюх! Дай сто рублей, а? заглядывая с веранды в занавешенный тюлем дверной проём, заныл мой брат Серёга.
Я брезгливо оглядела его и покачала головой. Красавец, да и только, в обычном своём утреннем состоянии с большо-о-ого бодуна, весь помятый, небритый, источающий перегар Одно слово алкаш.
Это с какого перепугу? спросила я как можно безразличнее.
Поправиться надо: у меня башка болит, привёл он свой неубиваемый аргумент, при этом театрально приложив ладонь ко лбу.
Надо же! И с чего бы это? съязвила я, проходя мимо него в зал и останавливаясь перед зеркалом.
Ну, перебрал вчерась маленько, признался он, заходя и присаживаясь на стул неподалёку от меня, чтобы удобнее было заглядывать в глаза.
Ага, и позавчерась тоже. Я начала расчёсывать волосы.
Ну, перебрал вчерась маленько, признался он, заходя и присаживаясь на стул неподалёку от меня, чтобы удобнее было заглядывать в глаза.
Ага, и позавчерась тоже. Я начала расчёсывать волосы.
Ну На-адь! опять заныл он.
Отвали, мне некогда: на работу опаздываю. И вали давай отсюда, мне одеваться пора! велела я как можно строже и не отвлекаясь от своего занятия ни на секунду, но при этом чувствуя, что если он не отцепится сейчас, то могу и сдаться. Как это чаще всего и бывает.
Серёга со вздохом великомученика поднялся и уныло побрёл к двери.
Дай хоть полтинник. Будь человеком, обронил он уже почти выйдя из дому.
Нет, произнесла я снова, стараясь на него не смотреть. Чёрт, вот если сейчас не уйдёт, скажет ещё хоть слово Только бы не почуял моё настроение, только бы свалил побыстрее!..
Злая ты, подвёл тем временем Серёга свой итог и шмыгнул носом. Видела б мать, какая ты стала злая! Вот сдохну
И меня как всегда обуяла жалость к «умирающему» вкупе с угрызениями совести. Ненавидя себя за эту слабость, я отшвырнула расчёску и полезла-таки в сумку.
На, задавись!.. Только отвали уже! выудив последний полтинник, я протянула его брату.
Спасибо! просиял счастливый Серёга и тут же, почти мгновенно оказавшись рядом, схватил заветную купюру и, картинно поцеловав мне руку, с невероятной для своего состояния прытью, исчез за дверью.
Я покачала ему вслед головой: добился-таки своего, гад! Есть теперь на что залить с утра глаза И как же ты надоел мне! А ведь сдохнешь взаправду и плакать буду
Эх, одно расстройство, короче.
Снова заколыхался тюль.
Мам! позвал меня сын Саша, заходя в дом.
На душе было премерзко после общения с Серёгой и от проявленной слабости, позитив, которого в нынешнее утро и так было маловато, покинул окончательно, но мальчик был в этом не виноват, и я сделала глубокий вдох, беря себя в руки.
Да, дорогой, отозвалась я как можно спокойнее, стараясь не смотреть на него, чтобы не увидел вскипевшие в уголках моих глаз злые слёзы и при этом продолжая приводить себя в порядок.
А где мои чёрные джинсы? прозвучал неожиданный вопрос.
А я откуда знаю? тоже вопросом ответила я, скрываясь в соседней комнате. Где они, эти джинсы? Почему сие опять должно быть известно именно мне?
Так или иначе, пора было одеваться, и то что Сашка в комнату не войдёт, пока не скажу, я точно знала Однако, натягивая на своё далеко не истощённое тело севшие после стирки вещи, думала я теперь именно о злосчастных штанах сына.
А зачем они тебе сейчас? спросила я, так и не найдя ответа.
Сейчас ни зачем, а вечером я на дискотеку собираюсь, сообщили мне и добавили: Надо бы постирать
Ну, а я-то здесь причём? Пуговица на моих собственных штанах застёгиваться никак не желала!
А я стиралку включать не умею, сообщил сын. Хотел тебя попросить, пока ты не ушла.
Я фыркнула.
Мне некогда, ждать не буду.
Выдох, усилие и ура: пуговица покорилась! Теперь главное глубоко не дышать, резко не нагибаться, не садиться, ну и вообще, поменьше движения.
Ну, а как же мне бы-ы-ить? протянул сын.
Не знаю. Или ищи быстро, или стирай потом руками, посоветовала я, выходя из комнаты полностью готовая, то есть, по летнему времени в коротких джинсовых бриджах и бирюзовой футболке.
«Руками!» недовольно буркнул Сашка, изображая меня.
Да, именно руками, подтвердила я, ища глазами как всегда исчезнувшую в неизвестном направлении сумку. Странно, вот только что же была здесь, когда я этому козлу деньги давала! Вот куда я её со злости так засунула, что найти теперь не могу?
Ладно, отмахнулся сын. Видно было, что он недоволен моим безучастным подходом к такому важному для него делу, но выразить это каким-либо образом не смеет. А есть мы что будем? задал он напоследок такой каверзный для меня вопрос.
Моя небольшая и традиционно чёрная сумочка с длинным тонким ремнём, чтобы удобно было вешать её на плечо, тем временем обнаружилась на ручке двери моей комнаты, что ж, не самое плохое место.
Яичницу пока себе сообрази. На обед окрошка есть. Картошки сварить можешь. Хлеба полбуханки ещё осталось А там придёт отец, может, что принесёт ответила я сыну уже с порога.
Пф, фыркнул Сашка: он-то прекрасно знал, что этот, который наш папочка никогда ничего не приносит домой: он у нас принципиально не ходит в продуктовые магазины, умело прикрываясь тем, что не умеет считать и боится, что злые тётки-продавцы, хапуги и воровки, его непременно обманут. На самом же деле, ему просто денег жалко: он на свои три копейки молится! Я колбасы хочу! заявил мальчик, выходя следом за мной.