Стихи и песни. 19902020 - Артур Арапов 4 стр.

В том состоянии, когда поймёшь
Ты наконец, что в скуке утопаешь,
Что жизнью беспросветною живёшь,
И что, по существу, совсем ещё не знаешь,
Куда, зачем бредёшь,
По ком скучаешь 
Тоскливо лишь поёшь,
Скрипишь, а не играешь.

В том состоянии, когда всё то,
В чём весь твой мир, в пустыню превратится,
И не поможет выбраться никто,
Совсем чужими вдруг покажутся все лица.
Гнёзд так и не совьют,
Чтоб сговориться,
Тоскливо лишь споют
Журавль да синица.

Тогда, когда боль правды (или ложь)
Вонзит свой меч, как в душу, так и в тело,
И жизнью жизнь свою не назовёшь,
И рано умолкать, и спорить надоело
Под тяжестью тревог
Лишь осень знает,
Что ты не одинок,
Со всеми так бывает.

В этот мокрый день осенний,
Как на ветке лист последний,
С желтизной своей,
Я живу, и в том не каюсь,
И хожу и улыбаюсь
Странностям людей.

То обидно, то забавно,
Что так глупо и бесславно
Утекает век.
Скоро и на ус колючий,
И на лес кудрей дремучий,
Ляжет первый снег.

Ах, ну почему я не волшебник?
Так хотелось бы улыбки в мир вернуть!
Люди, жизнь  открытый ваш учебник.
Отчего бы вам в него не заглянуть?

Там давно уже всё ясно,
Убегаем мы напрасно
От сердечных слёз,
Будто это нам и надо,
В сумасбродство маскарада,
Да ещё всерьёз.

Пусть кораблик наш бумажный,
Не такой ведь он и важный,
Вдаль себе плывёт.
В жизни главное  друг другу
Пожимать при встрече руку,
Всюду, круглый год.

Ах, вот если б море акварели!
Я бы выкрасил асфальт в морковный цвет!
Утром люди в окна б посмотрели,
А печали словно не было и нет!

В этот солнечный денёк
В сердце вспыхнул огонёк.
Подражая пенью птиц
Беззаботному,
По весенним ручейкам,
По растопленным снегам,
Где веселью нет границ
Половодному

Нагуляюсь, надышусь,
Не печалясь ни о чём.
В мир прохлады окунусь,
Света и тепла.
Звон капели обниму
И закружим мы вдвоём,
Сам не знаю, почему,
Нас с ума свела

Милая весна!

В нарисованной любви
Снова жажду утолю.
Хоть меня на части рви,
Верю я в неё.
И охота закричать:
О, как я тебя люблю!
Только где тебя искать,
Счастье ты моё?

О, весна, чудесный сон,
Утопи меня в себе!
Ты одна в моей судьбе,
Лишь тобою я
Очарован, опьянён,
Вновь могу про всё забыть,
Ты не дашь любви остыть,
Милая моя!

Белоснежную постель
Мы оставили зиме,
Пусть себе поёт метель
Колыбельную.
В наших душах мы зажжём
Свет в любой холодной тьме,
И любовь тем воспоём
Беспредельную!

Милая весна!

Вы!.. Сон, значит, не соврал
Предвещал свет милых глаз.
Вы!.. А я уж и не мечтал
Наяву увидеть Вас!
Сколько раз, в воображении,
Этот миг я рисовал.
Сколько фраз, в стихотворении,
Лишь для Вас заготовлял!..
Но при встрече оробел 
Вам сказать их не посмел.

Гангстер Билл любил деньжата.
Жить шикарно он любил.
Своего родного брата
Он за доллар пристрелил.

Из тюрьмы сбежав недавно,
Он по Лондону шагал,
И не в самом добром, явно,
Настроенье пребывал.

Матюкаясь по английский,
Обругав сухой закон,
Осушил бутылку виски,
И взять банк задумал он.

Его дело пахло вышкой:
Значит, нечего терять.
С пистолетом «кольт» под мышкой
Крупный банк шёл гангстер брать.

В банк вошёл он, оглянувшись,
Пистолет всем показал,
И, любезно улыбнувшись:
 Ограбление!  сказал.

Но кассир не вздрогнул даже.
 Извини, конечно, Билл,
Пять минут назад сюда же
Заходил один дебил!

Гангстер Бил вздохнул тоскливо.
 Ладно, в следующий раз, 
Заключил он.  Ну, счастливо!
И поспешно скрылся с глаз.

Мистер в новеньком Ролс Ройсе
Отдыхал, глаза прикрыв.
Вдруг ему сказали: «Смойся!»
Пистолетом пригрозив.

Мистер «смылся», давшись диву,
И в полицию, пешком,
Побежал болтать шерифу
О несчастии своём.

Гангстер Билл залез в машину.
Так его встревожил хмель,
Что он вспомнил крошку Тину,
И отправился в бордель.

Но в борделе сообщили:
 От разнообразья поз,
В коих Тину все «любили»,
Тину мучает понос.

Гангстер Билл вздохнул тоскливо.
 Ладно в следующий раз, 
Проворчал он.  Ну, счастливо!
И поспешно скрылся с глаз.

Где же я? Всё не видно просвета
Если только в своём же бреду
Я бесцельно смотрю в бездну Лета.
Жалко мёрзнуть в её мёртвом льду.

Веселюсь, тратя вольность поэта!
То не мучит, что боль обрету.
Мне важнее познанье ответа
На вопрос: «Как обидеть беду?»

Не найдя утешения в вере
В то, что в бездне пристанище есть,
Я душой где-то там  на Венере,
Телом  с миром утратившим честь.

А ведь мне надоели ошибки.
Тщетный труд Так ловлю я лишь тень
Человечьего счастья улыбки
Вот и всё на сегодняшний день.

Говорил мне пророк:
«Ты послушай, сынок.
Не гуляй, не гуляй босиком.
Все болезни от ног.»
А я был молодым.
Непослушным, как дым.
Думал, всё излечу коньяком.
Век не буду больным.

Да по грешной земле
Брёл я навеселе,
По замшелым, по диким лесам,
Что погрязли во зле.
С узелком за спиной,
Где хранил весь мир свой.
Предаваясь мечтам по ночам,
Забывал, что гуляю босой.

Поучал старый волк:
«Ты послушай, щенок.
Не гуляй, не гуляй босиком.
Все болезни от ног.
Время жизни  река.
Нет ей края пока,
Ты не будь, ты не будь дураком!
Ноги кормят волка!»

Ты прости, старый волк.
Это, видно, мой рок.
Мудрость вечную слов тех простых
Не возьму никак в толк.
И пускай грянет гром,
Пусть не быть мне волком,
Мне не нужно советов твоих.
Всё-равно, я пойду босиком!

Говорят, на белом свете
Есть любовь для каждого из нас.
Только я её пока ещё не встретил,
Хоть искал не раз.

От рассвета до рассвета
По земному шару я бродил.
О, любовь моя, ну где ты?.. где ты?
Ждать нет больше сил!

Гоню тоску из сердца прочь,
Чтоб чудо из чудес случилось!
Я так хочу, чтоб в эту ночь
Лишь ты мне снилась!

Может быть, ты ходишь рядом,
И появишься в моей судьбе.
Улыбнёшься, оттолкнёшь ли взглядом 
Буду разд тебе!

И весь мир вокруг, я знаю,
Станет сразу сказочно хорош,
Если ты, весенняя такая,
Мимо не пройдёшь!

Далеко, у самого истока,
Где рассвет сливается с душой,
Дремлет мудрость ветра одиноко.
Там-то и находится покой.

Далеко. Да, но не дальше жизни,
И не глубже мыслимых глубин,
Есть та фея  ты ей только свистни!
И, глядишь, уже среди вершин!

Люди, вы смеётесь надо мною.
Вам смешно от этих слов моих.
Ну и пусть не нужно вам покою,
Всё равно я так сложу свой стих.

Я спешу, лечу туда  в далёко!
Где поют весенние цветы
О любви у самого истока.
Где есть только двое  я и ты.

Далеко, у самого истока,
Где любовь сливается с душой,
Дремлет мудрость ветра одиноко.
Там-то и построю я дом свой.

Одно из моих первых крупноформатных произведений духовно-прикладного искусства «Даша» была написана тогда, когда я уже не гнушался писать наглагольной рифмой.

«Дела давно минувших дней»

В одной стране далёкой,
Где пальмы не растут,
С бабусею убогой
(не помню, как зовут)
Жила одна милашка,
Застенчива, проста.
Милашку звали Дашка.
Была она, бедняжка,
С рожденья сирота.

Отцу её досталось
В тюрьме свой век дожить.
При родах мать скончалась.
Что ж, некого винить
Лет до пяти девчушка
В приюте провела,
Ну, а потом старушка 
Горбатая болтушка 
Её к себе взяла.

Девчоночка боялась
Вначале, и не шла.
Но бабка привязалась,
Речами доняла:
 Не будь ты так труслива.
Пойдём ко мне, мой свет.
Жить будем мы счастливо.
И мне не так тоскливо
С тобой на старость лет.

И Даша согласилась.
Уже который год
Она, как и не снилось
Ей в детстве, без забот
Жила с бабусей, мило,
В уютненькой избе.
Полы в каморках мыла,
К обеду щи варила,
И кланялась судьбе.

С пытливыми глазами,
Душевной теплоты
(увы, забыл с годами
Лица её черты:
Отшибла память бражка)
Такой была она,
Что всем казалось, Дашка
Затем лишь не монашка,
Что не пострижена.

Старик, лишённый зренья,
Что к бабке приходил,
Учил девицу пению,
И грамотам учил.
Так Дашенька взрослела.
И, должен я признать,
Она неплохо пела,
Читать писать умела,
И даже рисовать.

Блаженно шли недели.
Бог дал ей расцвести.
Но молодцы не смели
К ней близко подойти,
И ею любовались
Тайком, издалека.
Глядели, ухмылялись,
Смешки порой срывались
С шального языка.

 Она не из уродин! 
Частенько повторял
Моряк Степан Болотин.
В девицах толк он знал.
 Да, справная дивчина!
Вот только ловит мух
 Молчи ты, дурачина! 
Так рассуждали чинно
Сапожник и пастух.

Однажды, помню, даже
Какой-то генерал 
Большой и важный  к Даше
С признаньем приставал.
Я думал (и немало),
Что Дашенька моя
Пойдёт за генерала
Ничуть так не бывало!
Лишь ошибался я.

Скажу вам, между нами,
Без каверзных словес,
За ягодой  грибами,
Частенько Даша в лес
Ходила, и, под сенью
Деревьев вековых,
Скрывалась. С тихой ленью
Внимала, может, пенью
Чудесных птиц лесных,

А может, умилялась
Журчаньем ручейка,
Иль елям улыбалась
Под шёпот ветерка
О том я знать не смею.
И не к чему гадать
(хвалиться не умею,
Но с детства не имею
Привычки я приврать!)

Так вот, однажды, значит,
Из леса воротясь
На хату, как заплачет
Вдруг Даша, повалясь
Ничком в свою перину,
Лицо в подушке скрыв
(объелась будто хины).
Конечно, бабку Нину 
Ведунью местных див 

К ней пригласили тут же,
Заставили отвар
Принять. Ей стало лучше,
И спал немного жар.
 Ох, Даша, что с тобою?
 Отстаньте от меня!
Её  святой водою,
Она  брыкать ногою
И так четыре дня.

А после (странно даже,
Что помню до сих пор)
Всё изменилось в Даше:
Поблекший мутен взор,
Болезненные тени
Бесцветного лица;
Вся постоянно в лени,
И приступы мигрени
Без края и конца.

Бывало, раньше, встанет
С кровати утром  в путь! 
Вокруг с улыбкой глянет,
Займётся чем-нибудь,
Под милое болтанье,
Под песни нежный звук
Теперь же всё в молчанье.
Ну, что за наказанье
Нашло на Дашу вдруг?

Никто не знал об этом
Тогда. Старушки ж, вновь
И вновь, по всем приметам,
Винили в том любовь
Мне было не до сплетен
В те дни: по кабакам
Я шлялся, духом беден,
Издалека заметен
Таким же дуракам.

Бузил я и скандалил,
Лез в драку ни за грош.
Меня бред хмеля жалил
Сильней, чем злая вошь.
Тоска мне сердце грызла,
Глаза смотрели врозь,
И тело всё раскисло.
Не понимая смысла,
Я видел всё насквозь!

Мой друг, кузнец Никита,
Так звал меня домой,
Аж морда вся разбита
Моя (его рукой)
Была. Я ни в какую
Уняться не хотел,
Кричал на всю пивную:
 Пью за мечту большую 
За пышность бабьих тел!

Орал безумным басом:
 Начальник наш дурак!
Когда б телячьим мясом
Кормил он не собак
Своих борзых  охочих,
А славных работяг,
То, средь довольствий прочих,
Снискал б хвалы рабочих.
А это не пустяк!

Открыть ли мне вам тайну,
Затем, чтоб доказать,
Что пал я не случайно?
Открою, что скрывать
Известный бабник, Яшка,
Трепался всем о том,
Что с ним бывала Дашка,
«та самая дурашка»,
В лесочке под кустом!

Любил я Дашу, честно,
Давно по ней страдал.
Подушкам лишь известно,
Как ночью я рыдал,
О Дашеньке мечтая
Она же, на меня
свой взор не обращая,
Было мне, как чужая,
Совсем мне не родня.

Я пил тогда безбожно.
От горя, пил и пил.
Был б трезвым, то, возможно,
Я б Яшку придушил.
А так, об нечисть эту
Кулак лишь свой разбил,
Призвав его к ответу.
В отбитую котлету
Всего лишь превратил

Но, Даша Как нелепо!
Сказали мне потом
Перекрестясь, на небо
Взглянула, и свой дом
Оставив, вдаль куда-то
Направила свой след.
Уж ночь упрятать рада
Была красы заката,
А Даши нет и нет.

Такого не бывало
Ни разу до тех пор.
Сё бабку взволновало.
Слезами полон, взор
Стремился видеть дивной
Дочурки красоту.
Вдвоём с ведуньей Ниной
Они, дорогой длинной,
Шли за верстой версту.

Но поиск был негоден.
Как раз, в тот поздний час,
Моряк, Степан Болотин,
Не отрывая глаз,
С недоуменьем явно,
Глазел на гладь реки.
По ней, совсем недавно,
Так медленно и плавно,
Вдруг разошлись круги.

До этого, неробко
(так совесть подвела),
Глядел на Дашу Стёпка,
Как в воду та вошла.
В кустах он притаился,
Затей безумных полн.
Уже развеселился,
Но, вдруг Лик девы скрылся
Под сенью тихих волн!

Он мог бы прыгнуть в воду,
Помочь ей  был он смел! 
Но, так уж вышло, сроду
Он плавать не умел
Всё разом помутилось
В моей больной душе,
Как Даша утопилась.
Но это приключилось
Давным-давно уже.

 Ах, Даша, Даша Жалко
Рассказ кончать на том,
Что ты почти русалка,
Твой дом на дне речном.
Ты не грустишь, родная?
Я тоже не грущу.
Судьба у нас такая
Живу я, твёрдо зная,
Что Яшке отомщу!

Покоя не найдёт он
Вовек, пока я жив.
Пусть я уже измотан,
Искусством местных див
Я вскоре овладею,
Коварным волшебствам
Дать выход в свет сумею.
И этому злодею,
Как должное, воздам

За все его заслуги!
Нашлю своей рукой
На Яшку я все муки.
А радость и покой
Души его жестокой,
Увы, не доживут
До старости глубокой!
В одной стране далёкой,
Где пальмы не растут