Андрей не представлял, что сейчас день или ночь. Не знал даты. Мог он проваляться без сознания сутки? Или двое? Ориентиры времени были стерты продолжительным сном, и теперь, в этом замкнутом пространстве, полностью отрезанном от внешнего мира, им неоткуда было взяться. «Может, спросишь у него?» ехидно предложил голосок внутри, и глаза, наконец оторвавшись от крюков, посмотрели на похитителя.
Тот спокойно устраивался на стуле посреди комнатки напротив своей жертвы. Андрей внимательно всмотрелся в этого человека. Ведь теперь тот был не просто водитель автомобиля, решивший из жалости подвезти его, промокшего и одинокого, а преступивший закон киднеппер, уже рискующий получить тюремный срок только за это непонятно с какой целью навязанное гостеприимство. Андрей пытался найти в его облике черты, которые могли бы подсказать об опасности, за которые нужно было уцепиться, чтобы не попасть в капкан. И ох как боялся найти их и потом винить себя в собственной глупости и невнимательности, из-за которых угодил в лапы этому пауку.
Лампочка без плафона висела прямо над похитителем и хорошо освещала его приподнятое лицо, отбрасывая тень на грудь. Он был все тот же, что и в машине: такое же неровное лицо и пронзающий взгляд серых глаз. Теперь, при ярком искусственном свете, они теряли цвет и становились пустыми и водянистыми, словно неживыми. Андрей не сказал бы, что они были замерзшими, как у покойника, скорее в них просто отсутствовала жизнь и ее желание.
Человек напротив Андрея сидел закинув ногу на ногу, никуда не спеша, давая рассмотреть себя. Он был одет в синие истертые джинсы, черные ботинки на толстой ребристой подошве и синюю футболку «Рибок» с растянутым воротом. «Как и в машине», подумал Андрей, только там на нем была еще джинсовая куртка, какие были в моде лет пять назад, похожие на пиджак младших школьников, с карманами на груди.
Похититель никуда не торопился, ясно давая понять, что времени у него достаточно, чтобы обстоятельно объяснить, что здесь сейчас происходит. И в этой неторопливости чувствовалась прямая угроза. Андрей ощутил ее всей кожей, покрывшейся мурашками. Он чувствовал это обстоятельно, чувствовал, что с него вытрясут все, что нужно, и не отвертеться шпаргалками и случайными знаниями, как на экзамене в институте.
Но все-таки пауза затянулась, и как ни хотелось Андрею не открывать рот под взглядом хмурых глаз, как ни хотелось не узнать тайны, которая скрывалась за ними, он взял волю в кулак, удивившись, что она еще не оставила его, и спросил, стараясь, чтобы интонация была ровной, не угрожающей и не просительной:
Что вам нужно от меня?
Голос не хотел слушаться своего обладателя. Он испуганно дрожал и ломался от волнения. Кроме того, горло пересохло, и фраза вышла глухой и еле слышной.
Проблеск удовлетворенности мелькнул на лице похитителя, но он не ответил, а спокойно встал и направился к двери. Затем он плотно закрыл ее, защелкнув шпингалетами снизу и сверху, развернулся и направился к Андрею.
Андрей напряженно смотрел на производимые действия и тревожно вздрогнул, когда шпингалеты хищно клацнули, отозвавшись в его сердце леденящими судорогами.
Что-то начинается.
Ему сразу вспомнился фильм с Кевином Костнером. Точнее, не само кино, а его название, которое точно определяло ощущения, испытываемые им. Фильм назывался «Выхода нет».
И мозги звонко отстучали, словно на пишущей машинке: «Это уж точно».
III
Водитель «копейки» встал прямо перед Андреем, так, что его обтянутый футболкой живот уперся в лицо молодого человека. Футболка пропиталась запахом бензина и пота, и Андрей вновь почувствовал нездоровую тошноту. Человек что-то делал вверху, но Андрей, придавленный его телом, не мог поднять голову и посмотреть, что именно. Состояние неизвестности, пропитанное запахом бензина, продолжалось с минуту. Затем похититель отошел в сторону, и Андрей смог увидеть, что тот отвязал его правую руку и теперь встряхивает и массирует ее. Чувств в руке не осталось. С таким же успехом этот человек мог массировать палку, валяющуюся на дороге. Андрей вдруг представил, что незваный массажист мог бы отпилить ему кисть, и если бы не глаза, он бы и не узнал об этом.
Вдруг резкая боль пронеслась по руке. От неожиданности Андрей тихо застонал. Затем из одного места боль начала расширяться, продвигаться толчками по руке, одновременно нагревая ее. Через секунду сотни тысяч мелких иголок впились в руку и принялись жалить ее со скоростью швейной машинки. Но вместе с болью по руке прошла сладкая судорога, точно организм удовлетворенно крякнул, почувствовав часть себя.
Вдруг резкая боль пронеслась по руке. От неожиданности Андрей тихо застонал. Затем из одного места боль начала расширяться, продвигаться толчками по руке, одновременно нагревая ее. Через секунду сотни тысяч мелких иголок впились в руку и принялись жалить ее со скоростью швейной машинки. Но вместе с болью по руке прошла сладкая судорога, точно организм удовлетворенно крякнул, почувствовав часть себя.
Горячая кровь бросилась нагревать замерзшую плоть, пробираясь во все заброшенные закутки, даря жизнь. Андрей уже начинал чувствовать пальцы, хотя и не мог еще двинуть ими. Он стал ощущать чужие руки, которые массировали предплечье, и в этот момент ему подумалось, что не все так плохо, как казалось в безнадежной темноте. Лучик надежды осветил черную пещеру сознания. Сознание грустно хмыкнуло оттого, что повода для этого еще не было, но все равно начало наполняться неумолимой верой в лучшее.
Чувствуешь руку? спросил похититель, возвращая Андрея к реальности.
Еще не совсем, но
Человек не дал завершить фразу:
Сейчас почувствуешь, сказал он, и Андрей уловил оттенок интонации в его монотонном голосе.
Но уж лучше бы этого не произошло, потому что нотки, которые прозвучали в последней фразе, заставили лучик внутри заморгать свечой на ветру и вспомнить зловещее клацанье шпингалетов, отрезавших пространство белой комнаты от остального мира и как бы сказавших: здесь свои законы, парень, и мы тебя научим им. Живо научим.
Глава 3
I
Ну конечно, только и сказала Ирина, услышав, как щелкнул замок входной двери.
Дальше ее мысли уже не находили звукового воплощения. Только такого и можно от него ожидать. Она встала под душ, чтобы подавить досаду, боль и злость, которые, словно вымуштрованные солдаты, по команде «подъем» выскочили из теплых коек.
Он такой, думала она об Андрее, вечно уверен в своей правоте. У него на каждую ситуацию приготовлен точнехонький ответ, как будто он обдумал всю жизнь наперед. И все всегда должно быть по его плану, а предложения остальных только «принимаются к рассмотрению».
Кошмар, как можно так жить, когда все запланировано и предусмотрено. Наверняка он бы так не рассердился, если бы мог записать их ссору в своем ежедневнике. Ирина хмыкнула, представив страничку записной книжки своего друга:
«9:00 подъем;
9:20 ссора с Ириной;
10:00 встреча с Х».
И так далее.
Интересно, свое признание в любви он тоже запланировал заранее?
Подтрунивания над Андрюшей приятно отзывались внутри, подыгрывая злости и устраняя боль. Она не думала, что обида Андрея затянется надолго. Он покатается на своей машине, позлится, поставит какой-нибудь оглушительный рок, используя всю мощь своей стереосистемы. Потом, может, посплетничает с друзьями за бутылкой пива. Но к вечеру все равно придет к ней и немного пристыженно попросит прощения. Будет слабо улыбаться и стараться рассмешить ее анекдотами, что услышал за день. Теперь оставалось только решить: примет ли она его.
Горячий душ настраивал на миролюбивый лад, и, решив больше не думать об утреннем инциденте (пускай все идет само собой), Ирина отдалась тонким струям, нежно обтекающим ее упругое молодое тело, которое может быть завлекательным и неотразимым, которое позволяет теплым рукам зажигать себя и дарит наслаждение. Она увлеклась собой, глядясь в запотевшее зеркало, которое приходилось ежеминутно вытирать.
Ирина полоскалась почти час, не в силах вылезти из-под разомлевающего душа, тем более что за дверью ванной ее поджидал холод утра. Затем она тщательно и долго расчесывалась, получая удовольствие от прикосновения к своим шелковым волосам, от того, как ровно и гладко они ложились на плечи. Покинуть ванную она заставила себя уже почти в одиннадцать.
Противный холод тут же обнял Ирину. Вместе с его прикосновениями она увидела скомканную разобранную кровать, которая была освещена тусклым светом и напоминала разрытую нору лисицы. Настроение сразу стало портиться, будто пасмурная серость пробралась внутрь девушки. Ирина зажгла свет, чтобы хоть чуть-чуть разогнать тоску, которая сгустилась в комнате.
Нужно было выйти в прихожую, чтобы проверить, хорошо ли закрыта дверь, хотя Ирина почти не сомневалась в том, что продуманный Андрюша не мог оставить ее незапертой. Она вышла в прихожую и подергала дверь. Конечно, та была заперта. Ирина повернулась и собралась пойти на кухню, приготовить наконец что-нибудь поесть, как увидела одну вещь, которой здесь было не место.