Творцы руин. Верлибры, астрофизмы, афоризмы, неквадратные стихи - Ноэми Норд

Год високосный  он височный,
год пули, мерзостной вискам,
он, как висяк на мрази склочной,
мир  в мерзлоту, мозги  в вигвам.

Ангелы  догнивают,
умирают   на глазах,
сотни лет  морщинкам  у  век,
тысячам  на  губах.

Ангелы аннигилируют,
расползаются  по швам,
нитки разорваны в  ранах,
светлячки снуют по  глазам.

Ангелов собирали долго,
по растерзанным клеткам  и  генам.
находили  в  зубах кайманов,
пир   срывали  гиенам.

Ангелы  исчезают,
этого   сами  хотят:
уход  законное   право,
всепрощенья   обряд.

Ржавеют мечи и забрала,
поступи гордых веков,
благословение королев,
шептание в тайный альков.

Обескуражен чалмами
Айя Софии паркет 
переступи усмешку,
которой тысячи лет.

Переступи через пропасть 
мечами избитую высь.
Ты за кого, отрок?
За кровь под ногами и слизь

этого мертвого неба?
 Мы в тупике, мадам!
Переступи, мой милый,
дьявольский мрак диаграмм.

Суть и высверк червленый
ядовитых мечей,
он растоптанный в стонах
горестный плач матерей.

Под мозжечок навскидку
войдет, как по маслу  ложь.
Так  и живи  из раны
нельзя вытаскивать нож.

И не важен дождь,
лишь бы сердцем в роль,
и не важен вождь,
где закон  пароль.

Самозванец лих,
важно: вопль убавь,
не за нас двоих
право «Бей и грабь!»
И поэтому сопли не теряй 

важен твой плевок
в високосный рай,
в тот, что редок, в тот,
что пройдет, как смерть.

Рай, пойми, не дух,
воздух секса  смерд.
Оглянись  рай там,
позади тропы,

той, что ты прошла,
той, что все прошли.
На другом брегу
посмеемся им,
нашим золотым,
родненьким, младым.

Ах, ебись, ты, младь,
как играла до
в златы куличи,
в нищее никто.

  А значит, ты не там, где мир,
  «уже» не там  сплошной эфир.
  Кто в этом мире  плоть и кровь,
  тот  вымазан в дерьме по бровь.

  По горло у него дымит,
  и под подошвой динамит.
  Иначе мрак не развернуть:
  суд, срок и очень долгий путь.

Мы  там, а вы  здесь,
мы  боги, вы  взвесь
праха и костей  черепах,
папоротников  и проверок на  страх.

Мы  не  боялись  прошли,
вы испугались  вши,
нам отрубили  руки 
мы  вставили  крылья  и  взлет!

А вас, трусливых, иное  влечет.
Теплая  норы, щекотанье  усами,
зеркала  ваши лживы, 
их  боитесь  вы сами.

Но  кошмары  в  зачет 
морды  тех, кто  пятки  печет,
вытерпи цирк  зверей,
оттанцуй  свое,
изреки: «Виноват  еврей».

Столько жалости к замученному птенцу-
на руках природа умирает,
человеку один с нею путь 
туда, где бессильно легкое вздохнуть 
трупным расплавом в слив утекает.
А смерть из-за яда и корысти врача
оттопчет на трупиках ча-ча-ча.

Боженька  главный у нас сценарист.
Надменно разорван кантаты лист,
ноты в трубочку  и дымит,
под левой лопаткой басит, паразит:
 Не досмотрели вы за гнездом,
гонитесь, подлые, за яйцом,
вам бы зеленкой крест на лбу,
а вы ожидаете похвальбу.

Да будет вердикт тридцати векам,
сребренникам, крестам и долгам:
«Вымри, сапиенс, враг Земли 
Марс, Мрак, Рак! На колени  внемли!»
Нет разницы  садо или веган 
не различит вас трехглавый Полкан.

Хочешь проникнуть в гарем эвридик,
не обязателен лонг антикниг,
сюжеты  кубиков вброс в пустоту:
выпал крэбс  хватай на лету.
Рекомендую   всем  -всем-всем:
на сковородках забыть суть проблем,
каждому ад  смертный абрис царя,
каждому  гири господаря.

Будешь согбенно, зловонный червь,
строить для котиков звездную верфь.
Тот, кто рыдает над каждой рептой,
тот, кто не в паре с унылой скрепой 
червь, а не ангел, поклоны бия,
будет раздавлен пятой бытия.

Слышу  песню  волков:
у зверя  множество  прав,
но  главный  в  стае  закон 
бегущий  не  прав.

Каннибализма  ген 
очиститель сердец,
ты бежишь  это  значит
системе  конец.

Перекрась виски 
мы все от койсанов 
от виски до виски 
джунглей тиски,
побоище ханов.

Лишь дети  порядок мира.
Верни им право,
их вечное право 
вымыть в наших сортирах.

Красота  ушла, как  время.
Время  вот  что  красота.
Остаются точки тленья
широта  и долгота.

Так  не  надо  хапать  юных 
чек отдай   и  отойди,
преклони  колени  темным 
злая смута  впереди.

Предстоит  им  разобраться:
кто был  прав, а  кто  в  пике.
Время  мудрость  оказаться
от  героев  вдалеке.

Давайте  все начнем  с ноля,
вторую жизнь, вторую  роль,
лишь  в  Елисейские  поля
никто не требует пароль.

С ноля  плиты надгробной хлад,
с ноля  белка двоичный код,
шаг в пустоту, в даль   мириад,
где время   прекращает  ход.

Мой  король,
разгони злые  тучи орды,
наши дочери  в коме,
палаши  не  тверды.

Мой  король, ты  и  сед,
но пылают  глаза,
разгони этот  бред,
под  пятой органза.

Дай  приказ  палашам,
арбалетам,  волхвам,
пусть ударят  в там-там,
в тот  великий  там-там,

что  сметет ложь земли,
громкой  поступью  пусть
уничтожится  злоба,
останется  грусть.

Тиран Периандр просил совета у тирана Фрасибула, как укрепить свою власть, на что тот ответил аллегорией: прошел по засеянному полю и срезал верхушки колосьев, что

означало «уничтожай всех благородных,

выдающихся, убивай лучших».

Этому совету Периандр и следовал всю жизнь.

Верность омеги привязана к сердцу ее господина,
вечная слава за мертвые наши долги.
Видишь  как бабочку спутала паутина?
Видишь  как раненый зверь нарезает под дулом круги?

Взглядом окинь этот мир  победителей нету 
очередь к жертвенным и ритуальным кострам.
Если ты умер  в венками  задавят  планету,
если ты жив  омерзительный гул по углам.

Так и живи, уповая на вечность Валгаллы,
так и маши отупевшим от крови мечом,
кубки взметнулись, пируют этрусски и галлы,
освобожденные времени смертным лучом.

Очередь в смерть, к недоступной божественной чаше,
мудрость Сократа  «уйти, чтоб остаться навек», 
участи новых адольфов не краше
в вечной вакансии  дьявольский чин  человек.

«Я просто не могу поверить, что мы сделали это»,  сказала Сара Томас Би-би-си, доплыв до Дувра.

Она выбрала дистанцию
которую не могла преодолеть,
выбрала бога,
который обрек на смерть.

 Ла Манш  взят!
Подкатил катер,
рулевой 
не  ангел, зато приятель.

Усмехнулся в  галстук,
Медуза  в лицо?
Наматывать галсы
не заподлецо.

Думала: саркома,
ехидства  чуть,
перечеркнет  упрямой
 к  Гиннесу  путь.

Плед на  плечах,
каплю  рвоты  в Ла Манш:
 Виски. Без  льда. Без бокала.
 Карт-бланш.

Искусство убийства длинными ногами,
искусство защиты длинными руками,
священная засекреченная магия танца,
не для арийского хруста в суставах.
Капойера  святыня генов,
не разгласит божественных таинств
для каких-то червей и раков.

Мечтай о другом, как о новых ботинках,
мечтай о блондине  брюнет был вчера,
мир так не изменен  как дырки на стрингах,
 в нем не миллиарды  одни доктора.

Краса убывает за бургером бургер,
любовь  крысой в ребрах грызет и грызет.
В холодном Тамбове или Петербург
трап подан к окну  приготовиться: «Взлет!»