Мой сон моя крепость, если бы вчера вечером не позвонила моя бывшая и не объявила, что в понедельник утром их с Алешкой вызывают в наркоконтроль. На все вопросы отвечала сбивчиво, а мне велела быть вместо нее по указанному ниже адресу.
«Он что, употребляет?..» спросил я прямым текстом, сам испугавшись своих слов.
«Нет, но его могут подставить. А это, сам понимаешь, еще хуже».
Понимаю. Еще бы не понимать. Время нынче такое время подстав.
Пятнадцать лет назад мы познакомились с ней на свадьбе моего друга, и через некоторое время сами поженились. Есть у нас в стране такой широко распространенный способ остепениться. Только он оказался не про меня.
Я помню ее отца: худой, пожилой человек с издерганным лицом учитель. Вот по его стопам она и пошла. Русский язык, литература. И тут мы с ней не сошлись. Для нее любовь высокая поэзия, для меня дерзкая частушка, то есть, мы заведомо не совпадали ни размером, ни слогом. Она постель сочиняла, как поэму, я же был готов заниматься ЭТИМ, где придется. Ничего удивительного, что через шесть лет она застукала меня с ее подругой среди бела дня, после чего голую подругу выставили за дверь сразу же, а мне дали полчаса и, показав на прощание серое застывшее лицо, отправили к разэтакой матери, с которой я и прожил следующие пять лет, пока не обзавелся скромным жильем.
С тех пор вот уже четыре года я сам себе народ. По моему усмотрению выбираю и назначаю себе правительство. Оно поселяется у меня, и некоторое время меня обслуживает, пока я не решаю его сменить. И мне плевать, кто там у нас наверху рулит. И нет на свете человека, чьи несчастья казались бы мне меньше моих.
Хотите знать, чем я занимаюсь? У старого друга на подхвате. Командую поставками. Какая разница, какими! Хватит с вас я и так много сказал. Добавлю только, что волка ноги кормят, а человека поставки. И кормят так, что одну зарплату моей бывшей жене платит родина, а две другие я. Надеюсь, теперь вам понятно, куда девался сон, и откуда взялись мысли.
Первыми увидели солнце высокие трубы и крыши. Малиновая, незахватанная красота с несказанной приветливостью пролилась на город. Свет милосердный поводырь наш, наш радостный гид, извлекающий из тьмы нашу разлинованную жизнь! Ты румянишь тонкую кожу красавиц и грустишь, оскверненный, на расплывшейся стерне старух. Не твоих ли это углов следы на моем потрепанном прошлом?
С моей бывшей мы, худо-бедно, поладили. Злобных побуждений с ее стороны я не наблюдал, и сына она от меня не прятала. Ну и я, само собой, когда был свободен, чем мог, помогал. О ее личной жизни мне ничего неизвестно, кроме того, что она не замужем. Предпринимал ли я попытки вернуться? Нет. Ведь жизнь бесплатный театральный абонемент: когда едешь в автобусе, все хорошенькие девочки идут по улице. Когда идешь по улице они едут в автобусе. Ну, как тут не взалкать, как не амурничать! Ах, мой неисправимо похотливый мир, ты мой кумир!
И потом, куда мне возвращаться? В свое время для меня там развесили фонарики с теплым нежным светом я их оборвал. Мой путь усыпали лепестками первого чувства я их растоптал. Мне доверили на сохранение лучшие годы правильно: я их промотал. И к кому мне после этого проситься? Когда светофор превращает зеленую ягоду в желтую, а желтую в красную это нормально. И запустить процесс распада вспять ему тоже по силам. В жизни же это заканчивается красно-желто-зеленым отвращением
Но сына я вам в обиду не дам. Разнесу к чертовой матери весь ваш наркоконтроль, но вы его не получите! Вот только оденусь, попью чайку и не получите.
«Ах, Леха, Леха!.. думал я, шагая через мост. Вот ты и дорос до государственного к тебе интереса. Я в твои четырнадцать о таком и не мечтал»
Вчера была Пасха. Река небо, небо река. Облака по голубому, словно льдины. Льдины по синему, как облака. Радуйтесь, блики ликования, распевайте акафисты, аллилуйствуете! Христос добирался до нас восемьсот лет, а мы сейчас к нему за четыре с половиной часа, после чего жалуемся, что благополучно добрались
К половине одиннадцатого я был на месте. Пришел пораньше, как договорились, чтобы заранее обсудить с сыном ситуацию.
Ну, пойдем на улицу, обнял я его, уводя от казенного аскетизма. Рассказывай, что почем и как дело было.
Достал сигарету и закурил. Сын поморщился.
Что, неужели не куришь? поддел я его.
Что, неужели не куришь? поддел я его.
Не дождешься.
И это мне знакомо. Сигарета первый знак мужского значения. Для многих часто и последний. Может, курит, да не хочет расстраивать?
Как мама?
Похудела.
Не мама похудела платье поправилось! нравоучительно сообщил я. А чего похудела?
Не знаю.
Ну, значит, весна. Я тоже, брат, похудел, предъявил я лопающийся пояс брюк. Ладно, давай рассказывай.
Выяснилось, что сын поперек отца и божьего духа влез в историю с тремя неизвестными. Были два его одноклассника, которым Ванька Сомов, шустрый молодой человек четырнадцати лет из их же класса, предлагал таблетки. Какие и зачем все, само собой разумеется, знали. Какие же еще таблетки могут предлагать в школе? Это, знаете ли, и первокласснику известно. Так вот, они сообщили об этом Лехе, а тот, в свою очередь, поделился с классной. А та, не будь дура, доложила директору. А тот, не будь дурак, накатал заяву в этот самый наркоконтроль. Когда стали разбираться, то те двое, кому это предлагалось, от всего отбоярились, и оказался мой сын рыжим и честным, а таких, как известно, правосудие любит пользовать и сзади, и спереди. Кроме того, взбеленилась успешная, горластая мамашка Ваньки Сомова, грозя затаскать нас по судам за поруганную честь своего недоноска. Ну, не суки ли?
Телефон в кармане попросился наружу по нужде.
Вы уже встретились? спросила нас мать моего сына.
Все в порядке, не волнуйся.
Он тебе все рассказал?
Да, во всех подробностях.
Ну, и что ты думаешь?
Вот дырку они от бублика получат, а не Шарапова! от все души пообещал я и показал телефону руками, как это будет делаться.
Хорошо, спасибо, культурно поблагодарила жена. Побудь с ним потом, если сможешь.
Обязательно смогу, не волнуйся.
И мы двинулись на допрос. Сунулись было в кабинет, но там было занято, и нас попросили подождать. Пока ждали, я косился на сына, украдкой разглядывая его упрямый профиль. Весь в мать. Моего ничего не проглядывает. Может, и хорошо. Бог даст, не будет кобелизмом мучаться. Как быстро и бурно он меняется! Грядущее возмужание гонит с лица остатки ребячества, последние следы сказки пасуют перед застывшей наготове усмешкой. Прыщики на щеках у носа, черная пушистая полоска над губой. Дорогой ты мой, куда же ты так спешишь!
Я вдруг вспомнил его маленького, радостно-косноязычного, одолеваемого непослушными словами.
«Очень больно болит!» жаловался он мне, показывая на сбитую коленку.
«Мы его сделали, мы его стукнули 400 раз!» хвастался он, победив мальчишку со своего двора.
«У меня так температуры много!..» говорил он мне по телефону, болея гриппом.
«Сегодня холодно градусов!» заглядывал он в зимнее окно.
«Этот шум мне даже в ухо попадает!» рассказывал он про ремонт в соседней квартире.
«Почему ты так долго проснулся?» спросил он как-то раз, дозвонившись до меня, развратного, в середине дня.
Однажды летом я его спросил:
«Какую ягоду ты ел на даче?»
«Не знаю» поник сын.
«Ну, какую? Ну, черную смо»
«Смалину!» подхватил он
Я вспомнил, как мне его вручили на выходе из роддома белый конверт с неведомым посланием внутри. Жена откинула накидку, и мне предстал мой сын серьезный, спящий, слепой, в истинно первозданном, божьем виде. Моя надежда, мой завтрашний день.
«Боже мой! Да у него через десяток лет свой такой же будет!» поразился вдруг я.
Мы не замечаем, как стареем, потому что внутри мы все те же.
Дверь нужной комнаты открылась, оттуда выпала такая же пара, как мы с сыном. Скользнув по нам взглядом, которым их снабдили в кабинете, парочка направилась на выход.
Ванька Сомов с отцом сообщил сын, понизив голос.
Через пять минут вызвали нас. Познакомились, и дознаватель в штатском сказал:
Ну, все в порядке. Парень во всем сознался. Только, говорит, аспирин предлагал, а не то что вы, мол, думаете! Так что, закрываем мы это заявление, а Сомова берем на заметку. Ну, а тебе, Алексей, спасибо, что не побоялся сказать. Пугали, наверное? Нет? Скажи честно!
Никто меня не пугал, пробурчал сын.
Ну, и ладно, не говори. А кончишь школу приходи к нам. Работы всем хватит.
Я после школы на юридический пойду, сообщил вдруг сын.
Вот это дело! одобрил хозяин кабинета. Тогда после института прямо к нам! Идет?