Кому вы хотите позвонить?
Для начала родителям, чтобы сообщить о том, что я в больнице. Если я оказалась в морге, значит, близкие думают, что я умерла. А потом подруге, мы должны сегодня вечером идти в театр, нужно сказать, что я не смогу.
В театр? на его лице читалось удивление.
Да, в театр. Что необычного я сказала? Представьте, иногда люди посещают театр!
Мира, какое сегодня число?
Шестое октября. А что? я посмотрела на него испытующим взглядом, затем продолжила: Что вообще происходит? Почему никто не может ответить на мои вопросы?
Рана ещё будет болеть, надо потерпеть. Давление в норме. Удивительно. Мы возьмем кровь для анализов, потом проверим голову. Ответы на ваши вопросы будут чуть позже.
Верните мне мой телефон!
Вашего телефона у нас нет.
Тогда дайте мне поесть! Я голодная! хоть что-то они могут мне дать?!
Мне принесли картофельное пюре, вареную котлету, гарнир из тёртой моркови, два ломтика белого хлеба и даже растворимый кофе. Какая же вкусная эта отвратительная больничная еда! После того, как я поела, я легла на кушетку и почувствовала, как мой желудок благодарит меня. Только сейчас я поняла причину дикого голода. Увидев в морге мёртвых людей, подсознательно я пыталась заполнить эту пустоту у себя. Такое же чувство голода у меня возникло несколько лет назад, когда я впервые побывала в морге. Если честно, я бы ещё съела порцию еды, но сейчас для меня это будет перебором.
Немного позже ко мне в палату пришёл психиатр вместе с моим лечащим врачом и главным врачом.
Мира, мы понимаем, вы хотите знать, что произошло. Но для того, чтобы всё объяснить, нужно, чтобы вы ответили на несколько вопросов, сказал мой врач, затем все трое пододвинули стулья к моей кушетке и сели.
Сколько вам лет?
Двадцать восемь, я смирилась с тем, что сейчас мне придётся играть по их правилам, поэтому я решила отвечать на все вопросы.
Назовите сегодняшние число, месяц и год.
6 октября 2016 года.
Что из последних событий вы помните?
Я выбирала платье для похода в театр. Потом морг. А дальше вы знаете, все трое переглянулись после моих слов, словно взглядами спрашивали друг друга, что делать дальше.
Нет, Мира. Сегодня восьмое октября. Один день из жизни выпал из вашей памяти. Такое бывает, когда человек переносит сильный стресс, мозг блокирует память об ужасном событии.
Какой ещё блок? Какое ужасное событие? Откуда дырка в моём плече?
Седьмого октября вы были в театре. Театр захватили террористы, все зрители с труппой оказались в заложниках, а в вас стреляли. Во время извлечения пули у вас произошла клиническая смерть. Затем, когда заложники были освобождены, вы попали в реанимацию, а через несколько часов у вас остановилось сердце. Именно поэтому вы попали в морг
Через несколько минут мы смотрели вырезки из новостных репортажей: вот я сижу на стуле с ребёнком и читаю требования террористов, дальше освобождение заложников, толпа людей выбегает из здания театра, многие плачут, и потом я вижу, как выносят моё тело. Я переволновалась и мне дали успокоительное. Позвонить мне так и не разрешили. Я дала волю слезам, а потом поймала себя на мысли, что мне себя жаль. Испытывать к себе жалость самое ужасное из чувств, оно сравнимо с чувством стыда. Стоит позволить хоть на мгновение пожалеть себя, и потом сложно вернуться в прежнее состояние. Это тонкая грань между всплакнуть и уйти в депрессию, погрязнув в ней по уши. Почему произошла ситуация с театром? Бог. Я его видела. Снова. Хорошо, раз уж так произошло, значит, мне нужно набраться терпения и выбраться отсюда, а потом я найду ответы на все свои вопросы. Иначе всё бесполезно, любил говорить Сергей. Мои переживания не помешали мне уснуть. Несмотря ни на что организм всё-таки чётко отлаженная система, он сам знает, когда нажать на выключение, даже если вокруг война.
На следующее утро меня разбудили и сообщили о «радостной» новости.
Вас будут проверять на детекторе лжи через два часа, сказал мне врач.
Неужели заключения врачей недостаточно? в ответ я получила взгляд, говоривший о прекращении всяких вопросов на эту тему.
Через два часа я отвечала на глупые вопросы. Эти люди просто отнимали моё время, что злило меня. Какие ещё унижения и испытания нужно пройти, чтобы меня оставили в покое? Проверка делилась на четыре этапа, в которые входили подготовительный этап, предтестовая беседа, затем проверка на полиграфе и постестовая беседа. Процедура была ужасной, неприятной, к тому же, внешне это выглядело некрасиво. К чёрту эстетику, думали разработчики данного метода. К моим кончикам пальцев, груди и животу прикрепили датчики, соединённые с полиграфом. Эти датчики должны фиксировать мои физиологические реакции при ответах на вопросы. Также датчики поместили на ножки стула, таким образом, должны регистрироваться мои движения. Стандартная процедура для них и непривычная для меня. После всех приготовлений началась проверка. Череда стандартных вопросов закончилась, настал момент вопросов непосредственно темы захвата.
С кем вы ходили в театр? спросил мужчина.
Я должна была идти со знакомой.
Насколько вы близки с ней?
Работали вместе, не могу сказать, что мы очень близки.
Почему в таком случае решили пойти именно с ней?
Она предложила, а я не стала отказываться. Всё равно нечего было делать вечером.
Поясните.
Я женщина! Представьте, на этот вопрос у меня нет ответа!
Мира, успокойся, пожалуйста. Это обычные вопросы, почему ты злишься? обратился ко мне мой врач.
Потому что я не помню ничего! Потому что у меня дырка в плече! Потому что это я была в заложниках и не знаю, что со мной делали! Я! Не вы! Может, хватит меня унижать? Я не хочу отвечать на вопросы! Снимите с меня всё! для того, чтобы прервать проверку, мне нужно было кричать, чтобы артериальное давление и сердцебиение повысились, тогда это означает, что процедуру продолжать нельзя.
Мои руки чесались от следов датчика. Люди настолько изобретательны, когда хотят узнать что-то. Следы на руках напоминали мне о сегодняшней процедуре унижения до самого вечера. Хорошо, хоть надо мной не издевались, как когда-то в Китае, когда обвиняемого заставляли есть муку во время чтения обвинения. Китайцы были уверены, если рот полон муки, то человек виновен, так как при сильном волнении слюноотделение практически прекращается, а это означало, что человек врёт. Но сейчас на дворе 21 век и такими методами никто не пользуется, всё компьютеризировано. Но и такой аппарат можно обмануть, если ты веришь в то, что говоришь. Что ж, раз нужно врать во благо, то сделать это необходимо самым лучшим образом, чтобы никто не заподозрил и доли лжи.
На следующее утро меня снова проводили в кабинет для повторного прохождения процедуры на детекторе лжи. Процедура началась. Неожиданно я посмотрела на всех присутствующих иначе. Казалось, стоило мне сесть на стул, окинуть их высокомерным взглядом, как моё мнение изменилось. Да, горе эгоистично, а я сейчас проявляла его величие. Передо мной находились люди, которые понятия не имеют обо мне и моих жизнях, передо мной были лишь люди, которые выполняют свою работу. Восприятие данного факта намного упростило моё отношение к ситуации, и, как следствие, моё поведение. Главное, осознать, что полиграф это машина, просто механизм с заданными параметрами калибровки. Всё, что мне нужно было надеть маску, вжиться в роль до полного погружения, а уж опыт подмены личности у меня не меньше 6400 лет.
Я готова, произнесла я добродушно.
В конце всей процедуры полиграф не зафиксировал моих физиологических реакций. Ложь во благо. Никто не должен знать, что я помню всё. У меня не было никакого желания отвечать на глупые вопросы, которые посыпались бы со всех сторон, и мне совсем не хотелось чувствовать жалость окружающих, поэтому псевдоамнезия давала мне хорошую возможность избежать подобного рода развития событий. На этот раз мне снова удалось сделать так, как я хочу.
Моё пробуждение на следующий день началось с интересной новости о том, что я была обязана дать короткое интервью журналисту. В палату зашел молодой мужчина, по выражению лица которого наблюдался недосып. Его взгляд был прищурен, будто он вот-вот уснёт, но держится из последних сил. Я хотела предложить ему поспать на диване, стоявшем рядом, но поняла, что это неуместное предложение. Я догадалась, что разговор будет не из лёгких, ведь ему придётся общаться со мной, мечтая о сне. На меня надели микрофон, что вызвало у меня ужасные ассоциации, которые я мастерски скрыла.
Как вы себя чувствуете? спросил журналист явно ради приличия, а во взгляде читалось, что ему глубоко плевать на моё самочувствие.
Я бы чувствовала себя лучше, если бы в моей палате стояла бутылка виски, но мой врач сказал, чтобы я выкинула эти мысли из головы. Тогда я обратилась к своему психиатру, ведь всё, что касается мыслей это его область, на что он ответил мне, чтобы я спустилась с небес на землю. В принципе, что я и сделала пару дней назад, мы всегда переводим всё в шутку, когда не хотим продолжать серьёзный разговор. Кирилл, так звали журналиста, усмехнулся и даже взбодрился. Он рассчитывал на интервью с нытиком, но ошибся.
В трудные времена только юмор спасает, произнёс он, будто говорил о себе.
Иначе можно застрелиться, подмигнула я Кириллу.
К сожалению, тему захвата обсуждать было бесполезно из-за моей амнезии, поэтому мы перешли на тему моей книги, которую я помню очень хорошо, и которая стала популярна, благодаря моему ранению.