А когда на автомашинах и преподаватель сидел в кабине грузовика, заводивших народную или патриотическую песню обычно какой-нибудь парень громко перебивал частушкой или словами блатной песни. Петь блатное преподаватели и всяческие начальники считали неприличным и не подобающим советской молодёжи. Ну а в нашем представлении причастность к таким творениям давала ощущение свободы, избавления от опеки. А то, что мы правильно понимали смысл намёков и недоговоренностей, порой встречающихся в таких песнях, вызывало уверенность в собственной смышлёности. Некоторые при этом даже переусердствовали, пытаясь внести свои коррективы в то, о чём другие пели не задумываясь.
Толик Тимофеев, пристал ко мне:
Послушай, Жень, неправильно наши поют: «Ты, чувак, давай ответ, есть чувихи или нет? И чувак даёт ответ чувы есть, а клёва нет!» Получается бессмыслица какая-то. Нужно петь: « И чувак даёт ответ чувы есть, а клёвых нет» Тогда всё понятно сразу. Мол, компания подобралась хреновенькая. Бабы хоть и есть в компании, но все страшные, и выбрать не из кого! Понимаешь?
Ну, ты и загнул! Сам путём не подумал, и поменять предлагаешь! Поют совершенно верно!
Так смысла ж никакого нет. А как я предлагаю, сразу всё понятным становится.
А смысл-то совсем другой, старался я убедить Толика.
Какой же тут может смысл?
А такой, что хоть компания и клёвая собралась, и девок много симпатичных. Только вот ведут они себя, как монашки. Не подлижешься ни к одной. Ни одна не клюнула ни на какие посулы. Поэтому и говориться, что никакого клёва нет. Мол, топайте чуваки дальше, тут ловить нечего. Понял?
Толик немного задумался, почесал затылок и заявил:
Ну, так тоже можно, конечно, объяснить, почему поём «клева», а не «клёвых». Но думаю, как я предлагаю, намного лучше получится.
На октябрьские праздники заранее договорились съездить домой. Стипендию выдали тридцатого, но мы теперь уже знали, как экономить на талонах в столовую. До шестого взяли полное питание, а шестого убрали обед и ужин, и следующие три дня полностью попросили вычеркнуть. Потом ещё до конца месяца ужины вычеркнули. Потому что на этот раз собирались побольше прихватить из дому еды и вечером готовить поесть в комнате. Седьмое пришлось на субботу. Наша классная и Федькин руководитель согласились отпустить нас и на понедельник, а Колькин не соглашался. Так мы все ходили его уговаривать, а там и парни с его группы за него попросили. У них там один парень уже взрослый, Вовка Чернышов, так на классного наехал, что тот сразу согласился отпустить Кольку.
И в пятницу нам удалось отпроситься у тех преподавателей, которые вели четвёртый урок, чтобы они нас отпустили, и мы успели на автобус до Таловой. С нами отпросились ещё и Павел Дешин, которому ехать в Белгородскую область, и Витька Даншин. Его односельчане Лидка и Сашка как-то сумели договориться и уехали на праздники ещё в среду. Когда вышли к шоссе, нас догнали ещё двое из нашей группы: Славик и Иван. Им ехать было недалеко, до Хренового, но они решили тоже ехать сегодня и удрали с занятий. Хоть остальные наши попутчики были старше нас, но почему-то ещё в автобусе сказали, чтобы я подумал, как быстрее домой доехать.
И нам повезло! Прибежав на станцию, увидели, что на дальнем пути стоит длинный товарный состав, с паровозом, зацепленным в сторону Лисок. На ходу крикнул ребятам:
Быстро к товарняку! Вон семафор открывается, сейчас тронется. Быстро добежали и забрались на ближайшую тормозную площадку. Но поезд не трогался, а шипел шлангами, видимо, проверяя тормоза. Вдевятером на площадке было очень тесно, и я предложил:
Давайте в вагон заберёмся, вон в соседнем дверь отодвинута. Можно залезть, и даже дверь потом задвинуть, чтобы не дуло.
Все быстро соскочили с площадки, и, подсаживая один другого, затолкали первых в вагон. Потому что пол вагона был очень высоко от земли. А потом те, которых затолкнули в вагон первыми, за руки подтягивали вверх остальных. Пока суетились, забираясь в вагон, поезд несколько раз дёргался то вперёд, то назад, передавая по цепочке от одного вагона к другому громкий лязг железа. И тут я сообразил что тем, которые до Хренового, не стоит с нами ехать и крикнул:
Слушайте! Вам нужно срочно спрыгивать и возвращаться опять на тормозную площадку, пока поезд не поехал.
Зачем, удивился Иван?
Так вам же до Хренового, а там товарный может не остановится. Только ход сбавит на семафорах и может без остановки проскочить, если ему выходной семафор откроют. Тогда на ходу спрыгивать придётся. С такой высоты прыгать ноги поломаешь. А с площадки на нижнюю ступеньку спустишься, а там уж и земля рядом.
Пока я втолковывал ситуацию, поезд в очередной раз загремел железом, зашипел тормозными шлангами и очень медленно начал двигаться вперёд. Увидев это, Славик сказал:
Вань, а может ну его. Давай спрыгнем и не поедем товарным. Вдруг и правда не остановится.
Не, я поеду. Не остановится, так на ходу спрыгну. Только давай быстрее, а то разгонится и на площадку не успеем залезть.
Сразу же первым схватил свой рюкзак и с разбега прыгнул из вагона. А Славик попросил:
Я сейчас спущусь, а вы мне сумку подайте.
Повернулся спиной к выходу, опустился на корточки, потом опёрся ладонями на пол вагона, спустил ноги наружу и легко спрыгнул на землю. Поезд набирал ход, и Славику почти бегом пришлось спешить вслед за нами, пока мы подавали ему сумку. Получив сумку, он крикнул:
До встречи после праздников.
Поднял в прощании руку и стал ждать, пока вагон, на площадку которого уже забрался Иван, сравняется с ним. Как я и предполагал, поезд не остановился ни в Хреновом, ни на других станциях. Хотя скорость на станции снижал заметно, и парни без происшествий спрыгнули с площадки, и даже перейдя соседние пути, постояли махая нам руками, пока наш вагон не скрылся за поворотом. Проследив, как удачно парни спрыгнули с поезда, мы закрыли дверь, потому, что уже основательно замёрзли, а до Лисок ехать было ещё долго. Тут забеспокоился Дёшин:
Хлопцы прыгали совсем низко. А если он и в Лисках не остановиться. Как мы с такой высоты прыгать будем? К тому же и ноги задубеют к тому времени. Враз поломаются как стеклянные.
Но я уверенно возразил ему:
Ты что, не соображаешь? Лиски ведь узловая. Там наверно одних путей больше двадцати.
И что из этого?
Путей много, и машинист паровоза может заблудиться, по каким ехать, громко засмеялся я.
Чего смеёшься? Машинист же не выбирает по какому пути ехать. Ему куда стрелки переведут, туда он и едет.
Это я пошутил. А вообще в Лисках все поезда остановку делают, потому что на этой узловой в поездах паровозы меняют.
Так Таловая тоже узловой считается, а там же не меняют паровозы.
Зато в Лисках на всех поездах паровозы меняют.
А зачем их менять? Поезд же дальше идёт, пусть его один паровоз и тащит, вмешался Витька.
Не получится, Так машинисту, помощнику и кочегару с одним поездом несколько дней ехать придётся и от дому они слишком далеко бы уехали. А так те паровозы, которые с севера поезд притащили в Лиски, потащат другой поезд назад на север. А которые с запада, вернутся на запад. Понял?
Понял.
Мне рассказывали, что в Лисках есть даже круг специальный, на который паровоз заезжает, и его на этом кругу разворачивают в обратную сторону. Чтобы ему назад не задом возвращаться, а передом.
Интересно.
Хотя мужик в Россоше рассказывал, что в войну машинисты уезжали из дому на своих паровозах, и могли по несколько месяцев домой не вернуться. И от дома оказаться за многие тысячи километров.
А почему они после работы, без паровоза не могли домой уехать?
Так в войну, все на железной дороге солдатами считались. И машинисты, и кочегары, и даже стрелочники. Они как в армии считались. А из армии не поедешь домой по желанию. Мы вон из техникума и то заявления писали, что девятое число пропустим.
Чтобы ноги окончательно не закоченели, все время усиленно разучивали танец чарльстон. С непривычки сбивались со счета, когда ногу просто нужно на месте провернуть, а когда в сторону откидывать. В клубе на танцах старшекурсники очень лихо танцевали. А мы пока стеснялись. Даже старшие ребята из первого курса, пока не выходили на танец. Хотя в комнате все тренировались, и у некоторых уже получалось неплохо. Зато я на танцах уже несколько раз танцевал вальс с девочкой из нашей группы Таней Сенчуковой. Она одна из наших девочек умела кружиться в вальсе. Умела вроде бы и Нина Полесская, но она была намного старше, и я её приглашать стеснялся.
В Лисках поезд наш остановился на товарной станции. До вокзала было далеко, и пацаны хотели бежать к вокзалу бегом, чтобы согреться. Но я предложил другой план. Зная, что в нашем направлении порожние поезда за углём идут очень часто, заверил, что на товарном поезде доедем гораздо быстрее. Пока пацаны бегали в широком промежутке между путями, чтобы согреться, я пытался разобраться, как нам найти нужный поезд. На товарной станции поездов было огромное количество. К одним уже были прицеплены паровозы и они продували тормоза. Другие стояли ещё без паровозов. А с горки спускали вагоны, формируя новые составы, и диспетчер по радио очень громко командовала стрелочникам, на какой путь направлять очередной вагон с горки, куда ехать какому маневровому паровозу, а какому магистральному прицепляться к какому поезду.