Вряд ли отец, который был просто без ума от своей умницы и красавицы дочери, укорил бы ее хоть словом.
«Доченька, ты же знаешь, что наша семья из потомственных врачей. Твой прадед был лейб-медиком у Александра Второго! Никто из них никогда не курил».
А вот здесь мать лукавила. В семейном архиве имелась фотография, где ее дед, Андрей Павлович Абросимов, работавший в Первой Градской больнице, сидел за письменным столом с трубкой в руках.
«А как же Андрей Павлович?» посмела возразить Вера.
«Это было баловство, нашлась матушка и раздраженно отмахнулась. По-настоящему он никогда не курил».
Вере пришлось демонстративно затушить папиросу и пообещать матери, что это был последний табак, выкуренный в ее жизни.
Первые две недели она еще могла обойтись без папиросы. Но когда на нее нахлынула новая волна переживаний, пришедших вместе с очередным потоком раненых, Вера не удержалась и вновь задымила. Теперь она делала это постоянно, за что ей было невероятно стыдно перед матерью.
Стесняясь любопытных взглядов, Вера отошла подальше от госпитального корпуса, закурила, по-мужски глубоко втянула в себя горькую струю табачного дыма.
Девушка, вы не подскажете, где тут приемное отделение? услышала она молодой мужской голос.
Обернувшись, Вера увидела высокого чернявого капитана с сухим лицом и жестким взором. Когда они встретились взглядами, черты лица этого человека сразу же заметно пообмякли, подобрели, губы сложились в приветливую улыбку, и сам он в этот момент сделался значительно симпатичнее.
Как и любая другая женщина, Вера всегда невольно оценивала каждого мужчину, хоть капельку понравившегося ей. Выйдет с ним что-нибудь или нет? Сейчас ее сердечко, истосковавшееся по любви, буквально запело. Да, выйдет непременно, это он, тот самый! Встречаются такие парни, которые нравятся сразу. Они вроде бы ничего специально для этого не делают, ведут себя естественно, непринужденно, но женщина невольно начинает понимать, что именно с ним может получиться тот самый красивый роман, о котором она всегда мечтает.
То ли этот капитан сумел прочитать потаенные девичьи мысли, то ли сам почувствовал нечто похожее, но его улыбка вдруг стала еще шире.
Это вон то строение. Вера поспешно показала на двухэтажное добротное здание, стоявшее по правую сторону от нее. Вход с торца. Нужно пройти прямо по коридору, а потом нет, вы не найдете. Она швырнула папиросу в сторону. Давайте я вас провожу.
Так вы же не докурили, обескураженно и несколько виновато проговорил капитан.
Мне уже пора. А потом, мне мама запрещает курить, нужно отучаться от этой скверной привычки, серьезно проговорила Вера, чем вызвала у парня добродушный смех.
Вы очень послушная дочка.
Да, этого у меня хватает.
Они прошли в коридор, переполненный ранеными, в основном тяжелыми. Легкораненые, которых было меньше, уже отсортированные, держались в стороне и дожидались отправки в госпиталь.
В помещении пахло медикаментами. В воздухе отчетливо угадывалась смесь свежей крови и застоялого гноя.
Вы кого-то хотели навестить? спросила Вера, повнимательнее всматриваясь в лицо капитана.
Откуда берутся такие красавчики? Что за матери их рожают для того, чтобы вгонять девок в грех? Она почувствовала, как к лицу ее прилила кровь. Вера отвернулась. Ей захотелось верить, что капитан, шедший рядом, не заметил ее смятения.
Друга. В грудь ранен.
Как его фамилия? осведомилась Вера.
Старший лейтенант Воробьев, с некоторой надеждой ответил ее новый знакомый.
Его привезли вчера, да? Вера остановилась, пристально глянула на капитана.
Слегка выступающие скулы, прямой нос с небольшой горбинкой, серые глаза с легким прищуром, острый взгляд, как будто направленный через прицел. Волевой подбородок с крупной ямочкой в самой середке. Парень рослый. На такого приятно смотреть снизу вверх, ощущать себя крошечной девочкой, чувствовать его защиту. Наверняка у него очень сильные руки. Как хорошо было бы положить ладони ему на плечи и ощутить их крепость.
До чего только не додумаешься, глядя на симпатичного, располагающего к себе парня. А все потому, что нет никакой личной жизни. Да и как можно думать на войне о чем-нибудь таком? Каждый новый день проходит как в угаре, в точности напоминает предыдущий. Бесконечный поток раненых, которых нужно принять, позаботиться о них. Так что для подавляющего числа больных она в одном лице и врач, и сестра, и даже мать.
За время работы через ее руки прошло такое количество раненых, что все они представлялись ей теперь на одно лицо. Запоминались лишь особенно тяжелые и те, кого не удалось спасти.
Этого старшего лейтенанта с осколочным ранением в грудь она помнила особенно хорошо. И не только потому, что находилась тогда на приемке. В память врезалось его белое лицо, искаженное болью. Было видно, с каким мужеством он преодолевает страдание. Его ранение относилось к особо тяжелым, был риск, что повреждена диафрагма, а в этом случае нарушается естественная граница между брюшной и грудной полостью. Как правило, в таких серьезных случаях процент выживших бывает небольшой.
Старший лейтенант был в сознании, терпел невыносимые боли. Докторам оставалось только удивляться его волевым качествам. Он должен был бы неистово кричать от каждого вздоха, однако лишь крепче стискивал зубы. Медики немедленно подготовили Воробьева к эвакуации и отправили с первым подошедшим эшелоном.
Я помню его, негромко произнесла Вера с явным сожалением в голосе. У него было тяжелое ранение в грудь. Легочной недостаточности не наблюдалось, он дышал хорошо. Мы его отправили первым же эшелоном. Такие раненые едут в отдельном вагоне. Он будет направлен в специальный торакоабдоминальный госпиталь.
Ах, вот оно что, сказал капитан и тяжело вздохнул.
Его лицо помрачнело. Свет, еще какую-то минуту назад буквально лучившийся из глаз, вдруг разом потускнел.
Может, обойдется? Есть надежда на выздоровление?
Будем надеяться, что он поправится. Вера попыталась утешить капитана. За ним в поезде будет хороший уход. Ехать недалеко, всего несколько часов.
А куда его отправили?
В триста шестой госпиталь. Он находится недалеко от железной дороги. На станции поезд уже будут ждать госпитальные машины.
Да, понял вас. А я думал, что ему уже операцию сделали.
У нас нет подходящего оборудования для таких серьезных операций. Мы не сумели бы обеспечить ему соответствующий уход.
Понимаю, невесело проговорил капитан. А как вас зовут? Этот вопрос прозвучал неожиданно.
Старший лейтенант медицинской службы Вера Колесникова.
А я просто Прохор, товарищ старший лейтенант.
Тогда я просто Вера.
Я понимаю, вам нужно спешить. Вы не будете возражать, если я к вам зайду завтра вечером? Он тут же с досадой осадил себя: Нет, завтра вечером никак не смогу. А если послезавтра вечером?
А на завтрашний вечер у вас другое свидание запланировано?
Вовсе нет, с некоторой обидой произнес Прохор. Служба! Вы не подумайте ничего такого. У меня чай есть очень хороший. Для особого случая берегу. Мы с вами чайку попьем. К нему трофейный шоколад имеется.
Вера улыбнулась. Как же мало нужно на фронте, чтобы уговорить девушку на свидание. Пообещай ей трофейный шоколад, и она не устоит. Случись их знакомство в мирное время, этот парень проявил бы куда большую изобретательность. Он достал бы билеты в театр, сводил бы ее в кино, цветами бы задаривал, а тут все просто. Плитка немецкого шоколада заменяет самые долгие ухаживания.
Хорошо, от чая не откажусь. Вот если бы вы мне пачку немецких сигарет предложили, тогда было бы совсем здорово. А то от нашей махорки у меня горло дерет, честно призналась Вера.
Прохор расплылся в добродушной улыбке.
Принесу непременно! пообещал он. По мне немецкий табак так это не курево вовсе, а одно баловство. Дедовский самосад ни с одним немецким элитным табаком не сравнится!
Возможно Тут дело вкуса. Так я вас жду, произнесла Вера, попрощалась и скорым шагом заторопилась в приемный покой.
К эвакуации была подготовлена группа, состоящая из пятисот человек, среди которых половина была тяжелых. Они уже третий час ждали военно-санитарный поезд, но он по какой-то причине опаздывал. На войне подобная задержка дело обычное. Скорее всего, немцы разбомбили железную дорогу, и путевые бригады теперь в спешном порядке занимались их восстановлением.
У самого порога приемного отделения старшего лейтенанта Колесникову остановил начальник госпиталя подполковник Борянский.
Вера, мне тут позвонили, сказал он. Через полчаса должен подъехать санитарный поезд. От нашего госпиталя старшим поедете вы. Рассмотрев на ее лице нечто, похожее на протест, подполковник виновато добавил: Поймите меня правильно. Больше некому. Конечно, я хотел бы вас оставить в госпитале, но что поделаешь. Нужно! Вы высококлассный специалист, ваша помощь в дороге будет необходимой. Не отправлять же мне в самом деле старшину Лепешкина! в сердцах произнес Борянский.