Чему удивляться?!
Ложь десятилетиями была (и остается) идеологией государства. Отсюда и гимн, дважды перелатанный. Да еще, помимо бесстыжей трансформации текста, сама мелодия украдена Б. Александровым у В. Калинникова. Вот с такой гос. библией мы и сожительствуем.
Чем объяснить такое бесстыдство?
Ненавязчивое объяснение дает ЛНК: «Отсутствие гибкости может быть изъяном». А сама «гибкость» есть эволюционное развитие человека от кишечно-полостных (т.е. червей) стр. 2 до Михалкова.
Ну, что ж! Тогда все сходится: уж в чем в чем, а в гибкости червякам не откажешь.
О неоднозначности человеческой природы свидетельствует жизнь и творчество другого современного писателя Льва Николаевича Кузьмина.
(Я вынужден представить читателю ЛНК в полный рост и с открытым забралом, иначе популярная серия «Жизнь замечательных людей» без его участия окажется несправедливо обделенной.)
Выход в свет книги Л. Н. Кузьмина «Двадцать пять этюдов о пессимизме» можно было сравнить с «большим взрывом», изменившим наше сознание и породившим совершенно иной взгляд на окружающую нас действительность. В «этюдах» открывалась нам великая тайна бытия, суть которой бессмысленность нашего существования.
Ослепленные вспышками поэтических метафор и мрачными изречениями оракул мы уже готовы были поверить их приговорам.
Мы любовались и аплодировали ЛНК, четверть века несшему в себе крест бессмысленности и сострадания к нам, непрозревшим.
Мы открывали в нем современного Зосиму и готовы были простить и хаотичность повествования, и временную последовательность, и тенденциозность подборки, и, если хотите, некоторую маниакальность
Зато, как красиво, как трагично, как искренне, как искренне!
Мы готовы были на многое, а кое-кто, в знак солидарности, уже примерял на своей бессмысленной шее капроновую нить
Как вдруг!!
Новый «большой взрыв» потряс наше воображение. Вчерашний Страдалец вдруг выпрямился, вздохнул полной грудью, схватил припрятанный на время сачок и, по примеру нашего давнего знакомого Фомы Фомича, во всю прыть бросился за бабочками.
В первое время отловить представительниц крылатого пола получалось не очень: то ли сачок слегка погнулся, то ли прежней прыти не хватало.
«Где моя юность, где моя невинность, когда я, чистый и невинный, гонялся по полям с сачком за бабочками?» восклицал Фома Фомич.
И когда ЛНК все-таки удалось накрыть красавицу в одно мгновение он обрел и чистоту, и невинность, и (увы!) страстное желание не расставаться с этой бессмысленной жизнью.
Из Страдальца с ликом сурового Варяга, о чью непоколебимую стойкость годами разбивались волны Ладожского озера, он на глазах стал превращаться в романтического средневекового рыцаря.
Пять столетий эволюции уложились в считанные дни. А как изменился облик ЛНК, что сделалось с его взглядом! Нордические черты лица его смягчились; в глазах появилось нечто мерцающее с поволокой, что-то, напоминавшее баркароллу с нотками грусти, пасленовыми тонами и приятным послевкусием нектара.
А голос! Боже мой, что это стал за голос! При слове «Галочка», а именно так обращался он к даме своего сердца в его тембре появлялся такой бархат, такие глубокие обертоны с блестками серебра что в этом голосе невозможно было узнать прежнего ЛНК.
Во всем его облике возникло что-то томно-невысказанное и, в то же время, порывисто-кричащее.
А когда в завершении «ренессанса» он запел арию из Монюшко (ой, Галина, ой, дивчина солнышко моё) тут нет, не берусь описать картину слишком мелок и ничтожен почерк; об это бельканто обломалось бы перо не одного только Фомы Фомича.
А мне пора остановиться. Потому, что, как никогда, чувствую человек не только животное, но и скотина рогатая, норовящая больнее боднуть ближнего и получить от этого удовольствие. Уж простите меня, носорога двурогого.
Вы же, по благородству натуры и учености ума, никогда бы до этого не опустились.
А виной всему зависть. Пропасть между нами. И пропасть эта куда больше, чем дистанция от Фомы Фомича до белого быка Фалалея; и сколько бы я ни пакостничал, пропасть эта будет только увеличиваться.
Умолкаю и передаю слово самому автору «25 этюдов».
«Любовь для индивидуума несомненное зло». «Любовь это причина безобразия, именуемого бытиём». «Формула: безумие любви очень глубока. Она разводит на два полюса две вещи, данные человеку: разум и любовь, делая их непримиримыми». «Логично предположить, что большинство семей ненормальные; семья это инструмент бессмысленного воспроизводства людей».
«Любовь для индивидуума несомненное зло». «Любовь это причина безобразия, именуемого бытиём». «Формула: безумие любви очень глубока. Она разводит на два полюса две вещи, данные человеку: разум и любовь, делая их непримиримыми». «Логично предположить, что большинство семей ненормальные; семья это инструмент бессмысленного воспроизводства людей».
И, наконец, на зависть З. Фрейду: «Когда твердеет член, то мозг размягчается, и побочный продукт этой схватки дети».
И т. д. и т. п.
А вот шедевр, при котором пациенты палаты 6 у Чехова просто отдыхают.
ЛНК:
Чхортишвилли делает правильный вывод: «если победят силы добра и разума, то главным завоеванием человечества станет стопроцентная смерть от самоубийств».
Хорошая арифметика!
Через пару-тройку десятилетий уже некого будет побеждать, и что тогда станет с победителями?
А вот сам автор:
«Одна читательница сообщила, что после прочтения этой книги у ней испортилось настроение и исчезло желание делать что-либо, ибо что бы она ни подумала сделать, тут же возникал вопрос « а зачем?», после чего руки опускались».
И уже под занавес:
« мысль о добровольном уходе от всего: людей, решившихся на этот шаг, считаю Величайшими среди прочих!»
«Ой, Галина, ой, дивчина!» ну, а как вам такая опера?!
Так что же всё-таки на самом деле эти «25 этюдов»: долговременное «помутнение в уму» по выражению Л. Филатова или затянувшаяся «игра в бисер» перед публикой. Кто знает?
Человек загадка!
Ваш любящий Сосед
6 января 2017 г.
ЛЕВ
На комментарий Андрея по Волошину
Андрей, понимаю, что пролетевшие дни календаря были не вполне подходящими для восприятия стихов Волошина и темы моего сочинения, о чём свидетельствует твоя реакция на них. Хоть ты и «добрался» до них, пробираясь сквозь густоплетеную полосу банно-праздничных препятствий, но, как видно, воспринял предложенную тему не более, чем тривиальный повод в марафоне тостов означенной полосы. Отсюда явно недостаточный результат декларированной тобой заявки «вникнуть» в предмет. Я, безусловно, растроган твоей глубокой оценкой «стихи хорошие»; но вижу за ней твоё твердокаменное стремление использовать ее, прежде всего в качестве предлога традиционной для тебя проповеди духа и бога. Таково моё общее впечатление от твоих комментариев и вопросов.
Для меня главное в предложенном к рассмотрению цикле стихов феноменальная сосредоточенность в них мировоззренческих ценностей: философских, научных, эмоциональных, эстетических, этических, поэтических, исторических. Поразительно, как всё это умещалось в одном сознании, ещё более поражает, что всё это обрело достойную словесную форму. Не в обиду будет сказано, но после проанализированного одного стихотворения, уже не хочется возвращаться ко всем песням, что пропели мы с тобой за нашу жизнь.
Теперь по твоим пунктам.
1а. Я предложил анализ конкретного цикла стихов Волошина. Цикл глобального масштаба, включающего в себя всё, с чем может столкнуться или мысленно дотянуться незаурядный интеллект в течение своей жизни, для обозначения чего я предложил словесную совокупность: «бытие-небытие». Масштаб интеллекта Волошина позволял себе погрузиться в эту стихию. Расстояние, которое существовало и будет существовать между М. Волошиным и его читателями огромно. Я это ощутил на себе, знакомясь с его творчеством и воспоминаниями о нём. Вот, к примеру, наивная, но яркая оценка М. Цветаевой: «Макс принадлежит другому закону, чем человеческому. Макс был знающий».
Мне жаль, что ты не разглядел леса за деревьями, а уцепившись за дуализм «бытиё-небытие», стал по привычке в форме занудливого демагогического ликбеза вещать о том, что сначала, дескать, нужно определиться с понятиями «бытиё-небытие». Этим ты дал понять, что тебе неважен предлагаемый предмет, а важно по всякому поводу проповедовать духа и бога. Что такое бытие и небытие, человечество пытается понять с момента своего возникновения и будет продолжать до тех пор, пока не исчезнет. Ты же, убежденный в том, что для тебя этот вопрос не представляет затруднений, предлагаешь прописать эти понятия, словно правила в школьном учебнике. Рекомендую в связи с этим, помимо тома из Аванты «Астрономия», познакомиться с томом «Физика» (Т.1. Раздел «Пространство. Время. Движение». Там, к примеру, среди сорокА апорий Зенона рассматривается концепция Парменида о невозможности небытия: