Человек выходит через две станции, отпускает душу, когда-то бывшую ему родственной, провожает ушедший поезд, зная, что обязательно встретит его вновь.
***
В дрожащем от мороза городе встречаются два сломанных механизма. Их шестерёнки крутятся в порывах декабрьского ветра, в его предновогодней суете, но никак не могут начать слаженную работу. Механизмы ломаются, вынужденные каждый раз чинить себя заново; они трещат, в очередной раз сталкиваясь с целыми, исправными деталями, твёрдо стоящими на своём месте. Два механизма начинают работать сообща, к собственному удивлению отмечают, что шестерёнки подходят друг другу, как родные братья и сестры, каждым зубчиком находят нужную лунку. Механизмы трудятся, становясь похожими на своих исполнительных приятелей. Детали щёлкают, откручиваются гайки. Два механизма расходятся, сливаясь с новым единством. Город смотрит на них с сожалением.
***
Выходя из душного метро, покидая его сплетенную историей паутину, приходится осознать кое-что важное, лежащее до этого на поверхности, но отталкивающее пытающиеся прикоснуться к нему руки искателя. Как дорог бывает солнечный свет, как важны касания естественной влаги, ещё не успевшей впитаться во мрачнеющие с каждым днём тоннельные стены. Как много стоит не мечущийся в попытке отнять для себя большее ум, не бегущий от малого, не кривящийся в тоске по живому среди застывшего и холодного. Как ценен размеренный темп походки, как значимы взаимные улыбки и сантиметры пространства свободы. Как благосклонна жизнь, безвозмездно оставляющая дары любимому свету. Как благостен свет, делящийся щедростью с каждой его песчинкой.
***
Солнце падает на мерзнущую платформу, касается тонкой корки льда, ненадолго подсвечивает станцию золотистыми лучами и скрывается за плывущим по небу облаком. В томительном ожидании будущие пассажиры нетерпеливо смотрят на табло, сверяются с экранами телефонов и взволнованно шагают по перрону. Напряженная рука человека показывается из перчатки и непроизвольно тянется набрать давно знакомый номер. В трубке мобильного хрипотца родного голоса, шутки, кажущиеся непривычно смешными, и тепло домашнего уюта. Лицо человека смягчается; вдалеке, наконец, виднеется мчащийся по рельсам поезд.
***
Тучи сгущаются над седеющими домами, превращаясь в готовые вот-вот разорваться лохматые подушки. Снежные шапки лежат на застывшей траве, морщинистых деревьях, сковывая их ветви холодом, падают на пыльные подоконники, обваливаются на закутанные в теплые шарфы головы прохожих, слыша в свой адрес недовольное бормотание. В сверкающем белым покрывалом дворе ребята с задорным смехом обезглавливают недавно родившегося снеговика: тяжелая улыбающаяся голова падает на землю, раскалываясь надвое. Через несколько мгновений хрупкие половинки станут основой нового чуда: дети построят свою фигуру, чуть заваливающуюся на бок, с выпадающими глазами и носом, под ноги которой положат наспех слепленные снежки. Налившееся свинцом небо не выдержит натиска природы, рассыплется крупными хлопьями и будет обязательно попробовано на вкус любопытными непоседами.
Лицо трогает тёплая улыбка: на языке до сих пор ощущается прохлада и свежесть ушедшего детства.
***
Одиноко стоящая палатка содрогается под порывами холодного ветра. Её пятнистая кожа покрывается мурашками, волнами переливается по металлическому каркасу, кривизной огибая прямые линии. Румяная продавщица кутается в шерстяной шарф, не чувствуя покрасневших пальцев их скованные движения едва позволяют держать скопившиеся в кармане мятые купюры. Найти в городе место, свободное от пластиковых карт и пронзительно попискивающих аппаратов, кажется удивительным везением. Выставленные на деревянных ящиках пестрящие красками фрукты смотрят на покупателей с нескрываемой надеждой желание украсить собой семейный стол и расположиться на узорчатой скатерти вынуждает их срываться вниз и ложиться прямиком под тяжелые подошвы сапог. Похрустывающий снег неловко целует блестящие бока, оставляя на них следы зацепившихся друг за друга снежинок. Как хочется прикоснуться к пушистому белому ковру покрасневшими щеками и ощутить греющую душу природную ласку.
***
До середины декабря город тщательно прячет новогоднее настроение в рядах высоток и лабиринтах торговых лавок. Прохожие увлечены будничными заботами, ничто не говорит им о скором приближении праздника, пока в отблесках вечернего снегопада одно из окон не зажигается мелькающими вспышками гирлянд. Снег падает сквозь цветные полосы света и отражается на лицах людей бликами грядущего волшебства. Город с облегчением выдыхает и позволяет себе впустить новогодний дух в пронизанные холодом стены. Праздничное настроение шагает по запорошенным дорогам, по пути встречая воодушевлённые улыбки прохожих. «Сюрприз удался», шепчет столица, кутаясь в тёплый шарф.
***
Ожидавшая выхода радость выплескивается наружу ярким фейерверком, перемежающимися цветными вспышками и падающими на лоснящийся под ногами снег искрами бенгальских огней. Новогодняя ярмарка, сверкающие в лучах фонарей сувениры, покрытые блестками магнитные снеговики и напевающий веселые песни Дед Мороз возвращают освободившихся от забот взрослых в позабытую детскую сказку. Стеклянные игрушки, скрученная в шарики вата и пиала, наполненная ароматными мандаринами, стоят на пороге безвозвратно ушедшего прошлого. Город машет ему рукой, выводя в воздухе причудливые узоры. Последний залп фейерверка затухает в пелене исполосованного неба и погружает сердце в объятия счастья.
***
Болит ли сердце твоё о доме?
Деревянное сердце, сердце любящее и греющее, наполняющее дома уютом и праздником, стоит на морозной земле, касается её продрогшей ногой и ничему не сопротивляется. Совсем скоро оно окажется в объятиях прогретого батареями воздуха и шуршащей цветной мишуры. Люди будут смотреть на колючую лохматую голову, поднимать её в украшенные снежинками высотки, водить хороводы и ставить к замерзшей ноге ярко упакованные коробки. Косматое, будто скрутившееся существо терпеливо ожидает новых друзей, не догадываясь, что новогодней дружбе цена три выходных и один прощальный. Деревянное сердце обливается кровью запах смолы даёт ответ: разносится на далёкие метры, достигает тепло одетых прохожих, скрипящих податливым снегом и выпускающих пар улыбчивыми ртами.
***
Руки увлеченно вырезают из бумаги узорчатую снежинку, на окнах замирают цветные колокольчики и мигающие лучи гирлянд. Пахнущие зимней свежестью квартиры наряжаются перед шагающим навстречу праздником: выбирают лучшие образы, сочетаясь с расцветающим природным торжеством. Совсем скоро уставшие лица жителей обретут счастливые улыбки: ожидание чуда роднит человека с витающей в воздухе радостью.
***
В гостиной без всякой усталости бурчит телевизор; комната, наполненная светом, отражающимся от падающих за окном снежинок и заходящихся цветными вспышками гирлянд, становится похожей на дворец из любимых сказок детства.
На несколько мгновений невольно приходится переместиться в далекое и ясное прошлое: тот же блеск, тот же вид из окна, предпраздничная суета и мечущиеся в беспокойстве взрослые. Мать спешно нарезает продукты, смешивает и почему-то теперь называет их «салатом» с замысловатым названием. Всё внутри требует подойти к столу и, отвлекая глупыми вопросами, потихоньку пробовать каждый ровный кубик. Тщательно жевать и пытаться понять, почему нельзя прикоснуться к чему-то «на новый год». Зачем взрослым столько еды на один вечер? И даже не положили конфет!
***
Выходя из приятной задумчивости и до сих пор чувствуя вкус, ставший тёплым детским воспоминанием, осознавать в руках нож, спешно нарезающий полный таз совсем незамысловатого «оливье», осознавать соседствующие с ним тазы других салатов и всё ещё не понимать, зачем взрослые готовят столько еды на один вечер.
Снежная Москва за окном наполняется новогодним настроением и таким же, как много лет назад, предвкушением чуда. Где-то внутри проявляется внезапное озарение: на праздничный стол даже не положили конфет!
***
За столом собирается целая семья: дети с нетерпением ждут подарков, взрослые наступления нового года и приближающихся выходных. С экрана телевизора льётся музыка, лишь изредка заглушаемая постукиванием вилок об узорчатую посуду. Старый год стоит у порога, готовится перешагнуть его и отправиться в прошлое, чтобы передать привет оставшимся вдалеке радостям и невзгодам. Приоткрывая тяжелую дверь, он встречает румяный и улыбчивый январь, несущий на плече мешок, полный удивительных приключений. Декабрь замирает, узнаёт в лице нового года свои черты и напоследок машет ему рукой. Изо всех окон гремит бой курантов и доносится голос радости: «С праздником!»
***
Автобус, доставляющий нетерпеливых жителей в центр города, задерживается. Покрывающие улицу одеялом тёплого света фонари, хозяева этих мест, величаво возвышаются над запорошенными дорогами в глубине своей бетонной, пронизанной переплетениями проводов души, они радуются наступившему новому году. Фонари не переминаются с ноги на ногу, борясь с подступающим холодом, не кривятся, намокая под ускорившими падение снежными хлопьями. Человек по-доброму завидует невозмутимому спокойствию: игривый мороз забирается под куртку, царапает ладони и, едва касаясь запястий, покалывает их своей остротой. Кружащиеся узоры снежинок, соединяющиеся в крепких объятиях, опускаются на расстилающийся под ногами сверкающий ковёр. Воздух пахнет праздничным счастьем, голоса которого доносятся из соседних домов, перемежаясь со звонкостью мимолётной радости хлопушек. В отсутствие снующих из стороны в сторону машин слышится треск бенгальских огней. Сквозь открывшуюся красоту пробивается настойчивое желание попасть в шумный и смелый город, где смех и фейерверки, куда более громкие, чем случайные хлопки, звучат сквозь яркие поздравления. Разгулявшийся снегопад позволяет заметить, как из магазина в домашних тапках и распахнутой куртке выходит давняя знакомая, летом охотно продающая живущим неподалёку детишкам леденцы.