Хороший денек сегодня.
Да, замечательный.
Обычно в это время дожди идут.
Да, кажется.
Уверяю вас. Вот у меня был случай
Извините, чайник кипит.
Я прошел на кухню и поставил чайник на огонь.
***
Привет.
Привет. Ты что, каждый день будешь приходить?
Ну, нет, почему каждый день?
Мы гуляли по тротуару, потом я предложил Веронике шампанское и мороженое с шоколадом. Вероника неожиданно легко согласилась, и я привел ее к себе домой.
Тебе надо сменить обои, покрыть пол ДВП, вымыть окна и купить новую мебель.
Я разложил мороженое в красивые вазочки, посыпал сверху тертым шоколадом, беззвучно открыл шампанское и разлил в бокалы.
А я люблю, когда пробка вылетает.
Не успел я завернуть какой-нибудь трепетный тост, как Вероника уже выпила и принялась резво поедать мороженое.
Я налил еще шампанского, но Вероника вдруг замотала головой:
Я больше не буду.
Вероника молча доела мороженое, взяла бокал с вазочкой, отнесла к раковине и вымыла их под струей горячей воды.
Мне домой пора.
Дорогой я посвистывал, а Вероника мурлыкала.
***
Анечка затушила бычок и бросила в банку из-под сметаны, я пожарил пять яиц.
***
В шесть часов утра я сбросил с головы подушку и вышел на улицу. Было холодно и совсем безлюдно. Я зашагал. Около дома фонари не горели. Дверь скрипнула. Я быстро взбежал по серым ступенькам. Я прижал ладонь правой руки к упругой гладкой поверхности дерматина, потом прислонился к нему лбом и заглянул в глазок там было темно. Я закрыл глаза и уснул. Мне приснилось, что я оторвал кусочек дерматина, попробовал его на вкус и пошел домой кратчайшей дорогой через тихую аллею. Около дома, натягивая поводок, ко мне близко подошел молодой глупый дог и радостно понюхал. Я улыбнулся красивой молодой женщине:
Неспокойные времена?
Женщина не улыбнулась:
Да, неспокойные. Пойдем, Лорд.
Лорд лизнул мне руку.
Такой горло не перекусит, еще и хвостиком повиляет.
Красивая хозяйка дернула поводок и молча пошла дальше.
Проезжавший вдалеке троллейбус вдруг разбросал в стороны свои дуги, и несколько самых первых пассажиров стали грустно смотреть, как немолодая женщина в оранжевом жилете пытается поставить их на место.
***
На улице было холодно. Георгий Григорьевич сказал:
Что там, на улице опять прохладно?
Да, прохладно.
Выпьешь?
Нет, не буду, что-то не хочется настроения нет.
Георгий Григорьевич налил в две рюмки водки и одну протянул мне:
Держи, сразу настроение и появится.
Я взял рюмку, выпил, поднял на вилке самый большой из двух крепких, ядреных огурцов и весь его съел.
Ну ты молотишь! Закуски-то больше нет.
Пошел ты!
Я не знал.
Эх, Витек, Витек Хороший ты парень, но далеко не пойдешь.
***
У тебя отпуск когда заканчивается?
Отпуск?! Ах, да.
Скоро.
Вместо того чтобы мотаться по улицам, съездил бы куда-нибудь по путевке, отдохнул бы, позагорал, встретил хорошую девушку, женился, детей завели бы.
Как-то уж больно резво.
А что резво-то? Тебе сколько лет давно пора остепениться.
Ну, положим, у меня еще есть время.
Ну ладно, Вить, с тобой хорошо, но мне домой надо, не провожай меня. Пока.
Вероника очень медленно побежала, выкидывая ноги куда-то в бок. Такой аллюр больше слабенькой троечки по физкультуре не потянет. Но когда эти физруки ставили анемичным отличницам тройки?
***
В замочной скважине торчала записка. Толик накарябал мое имя с маленькой буквы и сообщил, что завтра к девяти часам утра необходимо отвезти пузатый портфель в Михайловку Лене Коромыслову и не забыть взять у его жены Любки луковицы гладиолусов для Светки и трехлитровую банку соленых огурцов для Жанки. Я завел будильник, поставил стрелку на шесть часов и придвинул тумбочку поближе к дивану.
***
Кто там?
Это я, Виктор, Вероника дома?
Вероники нет и не будет, потому что она выходит замуж за бравого, но почти всегда немного выпимшего офицера средств ПВО.
***
Аня выглянула в открытое окно «форда» цвета голубой металлик, глубоко затянулась и пустила сизый бублик в сторону строгого регулировщика. Регулировщик ловко поймал бублик своей зебропалкой и ожесточенно завертел его перед собой.
***
Я постелил на полу белое кухонное полотенце, разобрал на нем пистолет, собрал его, вставил обойму, перезарядил, вогнав патрон в ствол, потом медленно поднял подрагивающей рукой и плавно нажал на спусковой крючок.
Маленькие и большие шестеренки, упругие пружинки и быстрые колесики заскакали по всем стенам и углам моей комнаты, только часовая и минутная стрелки полетели в направлении упавшей на бок цифры восемь.
2003 г.
Душэмбе, или Клюквенный чупа-чупс
Алло, редакция «Заливные луга»?
Зажал большим пальцем микрофон и тяжело прохрипел:
Нет, издательство «Разливное пиво», отпустил палец и снова тяжело прохрипел: слушаю вас.
Оперативки сегодня не будет.
Замечательно, или нет плохо, в смысле спасибо за информацию.
Разливное пиво Холодненькое
Медленно развернул яркий фантик чупа-чупса, который стянул у падчерицы Ксюши перед уходом на работу и вялой рукой сунул липкий шарик в пересохший рот.
Нефильтрованное, пшеничное Легкая мутноватость Аккуратная шапочка белой пены Не очень высокая, чтобы губы без труда проникли сквозь нее к прохладной жидкости, и все это в запотевшем пол нет, лучше литровом, высоком бокале из тонкого стекла. Ну что за дрянь на палочке сосут наши дети!
Неуклюже выпинул из-под рабочего стола пустую пластмассовую урну и выплюнул в нее приторную сладость. Шарик плотно приземлился на дно, урна срезонировала, раздался громкий звук, похожий
Похожий На звук удара в челюсть. Да, именно удара в челюсть в старом, добром двухсерийном индийском фильме из далекого социалистического прошлого с сериями по 25 копеек за штуку. «Зита и Гита», «Любовь и ненависть», «Месть и закон» «Преступление и наказание», «Война и мир», «Отцы и дети» Наверное, пора за работу.
Тяжело посмотрел на правый край стола, заваленный циркулярами, предписаниями и запросами. Так же тяжело посмотрел на левый край, заваленный рукописями и письмами. Остановил взгляд на перекидном календаре, лежащем между приглашением на юбилей детско-спортивной школы баскетбольного мастерства и грозным факсом с настоятельной просьбой опубликовать коллективную стихотворную подборку членов общества кактусоводов. Календарь показывал большую черную цифру 29, под которой по-русски было написано «февраль» и «понедельник», а по-башкирски «февраль» и «душэмбе».
Душэмбе Кишлак Дюшамбе, город Сталинабад, а когда разрешили пинать дохлого льва, снова «Понедельник», слегка не попавший в прошлую транскрипцию Душанбе. Теперь вот живут в далекой столице Таджикистана тысячи смуглых людей, день и ночь, без перерыва на обед постоянно находясь в самом тяжелом дне недели. И ничего, работают, детей рожают, убивают друг друга время от времени, снова детей рожают, шаурму едят, лепешки жуют, чай зеленый пьют, пиво опять же холодненькое, нефильтрованное в запотевших высоких бокалах из тонкого тьфу!
Потянулся к толстой папке на левом краю стола, с трудом приподнял пудовую рукопись, прочел заголовок: «Чернозем. Эпос» и тут же, не удержав в ослабевших после вчерашнего юбилея пальцах, выронил ее из рук. Одновременно со шлепком приземлившегося на пол «чернозема» в дверь уверенно стукнули кулаком и тут же зашли.
Здравствуйте! Можно побеспокоить? утвердительно спросил уверенный в себе, крепко сбитый, коротко стриженный человек лет сорока пяти, в коротком пальто нараспашку, с, возможно, настоящим «Ролексом» на левой руке и с папочкой, возможно из настоящей кожи, в правой.
А вот и автор с утреца пожаловал. Парфюмом-то как несет! Не стошнило бы от шанели номер шестьдесят шесть. Папочка тонюсенькая, накатал, наверное, стишок про рассвет на нефтепромысле или рассказик про несчастную любовь брокера Сигизмунда к дилеру Рудольфу.
Здравствуйте, присаживайтесь, чуть приподнялся, махнул рукой в сторону стула, заваленного журналами, и без усилий соврал: Только у меня буквально минута свободная, надо ехать в министерство на очень важное совещание.
Не успел демонстративно открыть портфель у себя на коленях, чтобы бросить туда первые попавшиеся бумаги, как в дверь заглянула секретарь Тоня:
Гыр Грыч! Звонили из министерства, оперативки сегодня не будет.
Да знаю! отмахнулся, но тут же опомнился и исправился: Неужели отменили? Придется ехать в Союз писателей на заседание похоронной комиссии, выложил из портфеля первые попавшиеся бумаги, положил вторые попавшиеся и, забарабанив пальцами по портфелю, тут же строго и нетерпеливо обратился к коротко стриженному автору: Внимательно вас слушаю.