Чингис-хан, божий пёс
Евгений Петропавловский
В земле Йека-Монгал был некто, который назывался Чингис; он начал быть сильным ловцом перед Господом, ибо он научил людей воровать и грабить добычу. Далее он ходил в другие земли и не оставлял пленять и присоединять к себе кого только мог, людей же своего народа он преклонил к себе, и они следовали за ним, как за вождём, на все злодеяния.
Иоанн де Плано Карпини
Чингис был Богом Созвездия Планет, монархом Земли и Времени, и все монгольские роды и племена стали его рабами и слугами.
Рашид-ад-Дин
© Евгений Петропавловский, 2021
Часть первая.
Тэмуджин из Волчьего рода
Глава первая.
Нет у нас друзей, кроме собственных теней
Рваной тканью
Не прикроешь тела,
Сыт не станешь
Горькою травою.
Цао Чжи
Лучше если не было и появилось, чем было да исчезло.
Монгольская поговорка
Он был самым несчастным человеком на свете.
Сначала родичи и соплеменники бросили на дно жизни всю его семью, оставив их в степи на верную смерть. А когда они умудрились перезимовать, не умерев от голода, и жизнь стала мало-помалу налаживаться, за ним вернулись. Мальчику надели на шею тяжёлую берёзовую кангу1 и увели в рабство Был ли под Вечным Синим Небом хоть один человек несчастнее Тэмуджина?
А ведь всё начиналось очень хорошо. Жизнь казалась безоблачной и так много обещала ему!
Его отцом был Есугей, грозный багатур2, железной рукой управлявший монгольским племенем тайджиутов, которые считали своими предками бурого волка Бурте-Чино и каурую лань Гоа-Марал. Оправдывая своё волчье происхождение, Есугей-багатур наводил страх на соседние племена. Особенно сильно враждовал с татарами неоднократно предавал разору их курени3, отбирал имущество и угонял в неволю вереницы рабов. Даже имя своему первенцу Есугей дал в честь убитого им татарского багатура Тэмуджина-Уге: степняки верили, что вместе с именем поверженного врага к ребенку переходит его сила.
Когда сыну исполнилось девять лет, Есугей решил его женить. Он привёз Тэмуджина в племя хонкиратов и помолвил с десятилетней Бортэ.
Оставляй своего сынка, предложил отец невесты Дэй-сечен4. Пусть поживёт у меня в зятьях-женихах.
Что ж, пускай остаётся, согласился Есугей.
Уезжая, он оставил в дар Дэй-сечену своего заводного коня. Напоследок предупредил:
Только ты, сват, побереги моего мальчика от собак. Он их очень боится.
Есугей-багатур отправился в обратный путь, а Тэмуджин остался в юрте у Дэй-сечена.
В первый же день Бортэ, не утерпев, полюбопытствовала:
Почему ты боишься собак?
С чего ты взяла? нахмурился мальчик.
Слышала, как Есугей-багатур говорил это моему отцу.
А разве волки боятся собак?
Нет.
Вот видишь, не боятся. Но всё равно ведь близко к себе не подпускают, потому что не любят их.
Но ты же не волк. Ты Тэмуджин.
Я тайджиут. А мы, тайджиуты, все произошли от волка.
Айя! восторженно воскликнула девочка. Значит, мой муж будет волк, а я волчица!
И они оба рассмеялись.
Бортэ ему очень понравилась: широкоскулая, быстроглазая, чернобровая, она была непоседой и хохотушкой. Девочку же поразили серо-зелёные глаза Тэмуджина; таких не сыскать ни у кого во всей округе.
Малолетние жених и невеста целыми днями бегали вокруг куреня, играли с другими хонкиратскими ребятишками в альчики, талцах, хурудах5. Как-то раз мальчишки затеяли бороться, и тут выяснилось, что никто из сверстников Тэмуджина не может его одолеть. Это преисполнило гордости маленькую Бортэ.
Когда станем взрослыми, ты будешь самым прославленным багатуром среди тайджиутов, сказала она, напустив на себя по-детски важный вид.
Почему только среди тайджиутов? Тэмуджин взглянул на неё с усмешкой. Я и ваших, хонкиратских, сегодня одолел. Ты же видела.
Верно, согласилась девочка, среди хонкиратов ты будешь тоже самым большим багатуром.
Он, наклонившись, сорвал травинку. И принялся жевать её, задумчиво глядя в багровеющую даль туда, где огромное красное солнце, докатившись до края неба, одним боком коснулось степи и замерло, набираясь решимости перед спуском в холодную тьму нижнего мира.
Нет, Бортэ, сказал мальчик после продолжительного молчания. Я хочу стать самым большим багатуром не только среди тайджиутов и хонкиратов. Прославиться среди всех народов, до самого края степи вот это дело!
Как ханы Хабул6 и Амбагай7?
Как Хабул и Амбагай. И как мой отец Есугей-багатур.
Вон какой ты, в голосе Бортэ прозвучало удивление, смешанное с восхищением. Я всегда знала, что у меня будет самый лучший муж на свете.
И, взяв Тэмуджина за руку, увлекла его в курень, к новым играм. Там к ним присоединились Алчи, младший брат Бортэ, и другие мальчишки и девчонки.
Увы, беззаботная пора очень скоро закончилась, и её сменила длинная череда несчастий.
Первый удар судьба нанесла, когда Есугей возвращался домой от хонкиратов. Он ехал один по степи и в сгущавшихся сумерках разглядел впереди костёр. Приблизившись, увидел группу татар, пировавших после удачной охоты. Прошло совсем немного времени с тех пор как Есугей-багатур воевал с этим племенем, но теперь между тайджиутами и татарами установился хоть и шаткий, но всё же мир.
Спокойно ли вы живёте? произнёс Есугей обычное в степи приветствие. И после утвердительного ответа добавил тоже традиционное:
Пусть ваша еда будет вам во благо.
Татары его узнали, отозвались в несколько голосов:
Да сбудутся твои пожелания, Есугей-багатур.
Да будут благословенны духи твоих предков, здоровы все родичи и обильны стада.
Пусть оберегут тебя Вечное Синее Небо, отец-Тэнгри и мать-земля Этуген.
Присаживайся к огню, отдохни с дороги и раздели с нами трапезу. Счастлив тот, у кого часто бывают гости.
Как же хотелось ему продолжить свой путь, не задерживаясь в кругу давних недругов! Но отказаться от приглашения он не мог: подобное считалось у степняков страшным оскорблением. Делать нечего: Есугей, спешившись, приспустил пояс с мечом, как полагалось по монгольскому этикету для демонстрации добрых намерений, и присоединился к пиршеству.
Вскоре после того как багатур снова тронулся в путь, он почувствовал недомогание. Лёгкий утренний туман стелился над остывшей за ночь степью, постепенно рассеиваясь; а в глазах у Есугея тоже клубился туман, который, напротив, делался всё гуще, всё кромешнее. У него кружилась голова, а в горле разрастался тошнотворный ком. По его лицу градом катился пот; руки и ноги отяжелели так, словно были закованы в железные цепи.
Вернувшись в родной курень, Есугей-багатур буквально свалился с коня. Сутки провёл в беспамятстве и бреду. А потом ненадолго пришёл в себя и сказал собравшимся вокруг него встревоженным домочадцам:
Дурно мне. Извели меня татары, отравили. Пошлите кого-нибудь за Тэмуджином, хочу повидать его.
К Дэй-сечену на взмыленном коне прискакал Мунлик, родич и нукер8 Есугея:
Беда с нашим багатуром, отравили его татары! Шаману не удаётся изгнать духов болезни из его тела. А Есугей томится душой и тоскует по Тэмуджину
Ты приехал взять мальчика? прервал Дэй-сечен многословного Мунлика.
Да, меня прислали за ним.
Раз сват так хочет видеть своего сынка, забирай его, согласился Дэй-сечен. А когда Есугею полегчает пусть возвращается сюда.
Мунлик и Тэмуджин, покинув пределы куреня, выехали к берегу Керулена. Здесь на обширной речной луговине паслись полсотни овец и десятка полтора коз, а чуть в стороне, отмахиваясь хвостами от слепней, жевали траву коровы. За ними присматривали хонкиратские девушки, распевая песни протяжные, как осенний ветер в степи; а женщины постарше бродили поодаль, в местах выпаса прошлых дней, и собирали в ивовые и берестяные корзинки аргал9, чтобы кормить им огонь в своих очагах.
По реке плавали дикие утки. Так близко, что подстрелить их смог бы и ребёнок. Но сейчас двум всадникам было не до охоты, потому их стрелы остались в колчанах, а луки в саадаках. Поторапливая коней, Мунлик и Тэмуджин ехали вдоль речного берега. Миновали луговину, затем заросли ивняка, за ней новую луговину; и свернули в степное густотравье.