Некомант, растудыть твою растудыку Он добавил еще несколько бранных слов, которые в этой среде были признаваемыми одобрительными. Соловей тебя давно дожидается. Все спрашивает, где наш купечушка, где Некомантушка Вот не явится к сроку, все кишочечки ему на кулак намотаю и так заставлю весь «Отче наш» и «Богородицу» читать.
Господи помилуй, да что ты такое говоришь, Матвей! Дружно ладим мы с атаманом твоим. Пропусти меня, весть у меня к нему важная. И добавил: Только ему одному могу рассказать.
Внутри избы дым стоял коромыслом. В углах курили ладан, а на столах наливали меды и хмельное пиво. Ватага атамана по кличке Соловей гуляла так, как обычно гуляют на Руси до дрызг, до посинения. Сам чернобородый атаман в исподней рубахе и подштанниках сидел в центре гульбища, и был трезв, или казался таковым. Несмотря на его верховенство среди разбойников, лицо его не было устрашающим, а, скорее приятным. Такому человеку хотелось доверять. Выдавали его лишь глаза холодные, цепкие и колючие, постоянно рыскающие в поисках новой поживы.
Купчина бочком подобрался к его столу.
Садись, купец, зычно произнес атаман человек уже немолодой, но жилистый, резкий.
Доброго здравия тебе и всей честной хате, поздоровался Некомант.
Говори.
Я на ушко, уточнил купец и жарко зашептал в большое волосатое ухо атамана. Все как надо сделал. Пику схватили, ничего он не успел. Князь целехонек, и ножичек ему остался.
Молодец. Выпей с нами. Товару твоего не тронем, и беленькие держи даю, как обещал.
Соловей бросил купцу холщовый мешочек серебра. Некомант проворно спрятал деньги под одежду, отпил немного меду с лихими людьми и скоро удалился, сославшись на то, что на торжище некому присмотреть за товаром.
А гульбище продолжалось. В дверях уходящий купец столкнулся с вновь пришедшим разбойником. Тот вел за собой молодого, худого и бледного горемыку. Увидев его, Некомант испугался, словно узрел привидение. Он охнул, осенил себя крестным знамением и опрометью выбежал из избы.
На вновь прибывшего немедленно уставились два десятка глаз.
Рватый, зачем хвост притащил? Это что за фофан? Строго спросил Соловей.
Разбойник, очевидно хорошо здесь известный, вытолкнул юношу вперед.
Гусляр это, играет хорошо, персты тонкие. Зовут Михаилом. Человек надежный. Отца его ведаете ковальник это, что под Москвой, в Мытищах кует.
А что же он не кузнец, как отец его?
Говорит, и ковальному делу обучен. А в граде нашем думал на пиру беленьких срубить. Да у Московского князя свои гусляры имеются. Вот и перебивается из кулька в рогожку третий день. В кабаке с кружек подонки допивает. Я ему говорю у нас есть свой «князь», и еда найдется. Найдется, православные?
Подонком быть последнее дело А еда найдется! Ежели сыграет хорошо, да споет, загомонили разбойники.
Михаила усадили за общий стол, положили большой ломоть хлеба, квашеной капусты в деревянной плошке и налили полную чарку медовухи. Гусляр с жадностью набросился на еду. Пить он не спешил, так как с осторожностью относился к хмельным напиткам. Атаман заметил это и подстегнул его словами.
Пей тут, там не дадут!
Разбойники засмеялись. «Где это «там»? подумал молодой человек. Потом все понял. В пыточной, у князя, точно меды не наливают. Под пристальным взглядом разбойничьего атамана он пригубил мед. Затем сделал большой глоток.
То-то же! Воскликнул тот.
Ешь вдоволь, поддержал Михаила поджарый мужик. Я, как голода лютого насмотрелся, так всегда впрок наедаюсь. Я ж сам со Смоленска. Земля наша обильно родит, да только три весны назад у нас купчины, корысти ради, все зерно немцам продали, а по весне есть нечего стало. Люд прямо на улицах подыхал, как скотина какая. А животину всю еще раньше поели. Солому грызли Нас пятеро было, которых от глада ушли, а остальные все померли
Да уж Голод не тетка, пирожка не поднесет, невесело проговорил кто-то.
Разбойники загрустили. Атаман, заметив это, вдруг заговорил, обращаясь ко всем сразу.
Что-то невесело мы сидим, честной народ! Где же наш Митяй?
Поднялась суета. Все искали Митяя. Кинулись во двор. Вскоре в избу вошел и сам Митяй, неся в руках треугольный музыкальный инструмент. Это была всем известная балалайка, веселая и шальная, что родилась с Русью и не умрет никогда. Музыкант был уже совсем седой, но в его глазах сидела озорная молодая искорка. Он был высок и неимоверно худ, одет крайне бедно заплата на заплате. Но был он легок и весел. Борода его, куцая, длинная, росла немного вбок.
А ну, спой нам свои коротушки! добродушно попросил Соловей под всеобщее одобрение.
Митяй присел на лавку, виртуозно крутанул трехструнную балалайку и под задорное треньканье начал наяривать старые добрые русские частушки.
Острый язык певца прошелся по неверным женам, пустому брюху, молодящимся старухам, тоскующим девкам, поганым татарам, жадным купцам, трусливым воинам, ленивым князьям
Он озорно подпрыгивал после каждого куплета, пел на разные голоса, а разбойники одобрительно хохотали. Митяй перешел на любимую тему частушек про «милых да неверных».
Стоит милый у ворот,
Широко разинул рот.
Я не долго думала,
Подошла и плюнула.
Неожиданная концовка посмешила и Михаила. Он радостно и легко захохотал. В разбойничьем вертепе елось легко, пилось сладко.
Пойду плясать
Дома нечего кусать:
Сухари да корки
На ногах опорки.
Да уж, есть-то нечего! Сухари да корки остались! Смеялись лихие люди.
А мне милый изменил,
Говорит: «Немолода!»
А себе нашел такую,
Что на попе борода.
Точно, как у Маньки моей, под общий взрыв смеха подтвердил кривоглазый разбойник, сидевший в углу.
Я толстуху полюбил,
Мне с толстушкой весело.
На руках её б носил,
Если б меньше весила.
В этой круговерти простых, но метких сравнений, было что-то необычайно заразительное, настолько, что некоторые из бандитов пустились в пляс.
Внезапно атаман поднял глаза на Михаила.
Ты же ведь гусляр? А на нашей балалаечке играть можешь?
Михаил захлопал глазами.
Не пробовал.
А ты попробуй!
На божий свет появилась еще одна балалайка. Ее торжественно вручили гусляру. Михаил осторожно перебрал лады.
Давай, давай смелее! Подбодрил его Митяй, скоро сообразив, что перед ним будущий ученик.
Бывший гусляр, а теперь балалаечник, быстро схватил нехитрую мелодию и вскоре они уже наяривали ее в шесть струн.
Ай да гусляр, ай повеселил! Шумел разбойный люд.
Атаман раздобрел: наливал, ел, хохотал.
А что, братья, примем гусляра к нам? Громогласно спросил он.
Примем! Примем! Загомонили братушки.
Только нам Михаилом его несподручно называть. Каждый у нас имя здесь свое имеет, стало быть, и ему новое требуется.
Все стали наперебой называть свои варианты. Итог наречению подвел сам Соловей.
Митяя у нас Треньком кличут. Потому как на балалайке славно тренькает. А ты, стало быть, бренькаешь. Будешь, значит Бренком! Так и будем тебя промеж нас звать!
Затем добавил.
Будешь с нами будешь с едой и кровом. А ежели тебе интересно, кто мы такие, то скажу, не таясь: таких как мы, жадные купцы разбойниками кличут. Да только не разбойные мы люди. Берем то, что наворовано нечестными людьми у народа простого. Да народу простому и отдаем! А ежели кто по-хорошему с нами не делится, с теми у нас разговор лютый. На то у нас ножи да топоры имеются. О себе нигде не треплемся, говор имеем особый. Ты по-первОму больше молчи, чем говори, язык дурака до петли доведет. Смекаешь? Добавил он внушительно. Молодой человек кивнул.
Нравишься ты мне. Лицом кого-то напоминаешь. Только припомнить не могу. Но в нашем деле лицо не главное. Вот пальцы у тебя длинные, гибкие, такие пальцы в воровском деле на вес золота! Высоко оценил он нового члена разбойничьей шайки.
Затем, обращаясь к своим, зычно крикнул.
Эй, люди добрые, есть здесь такой, что Бренка приютить может?
Никто не высказал особого рвения поделиться углом с новым членом шайки.
А что, у меня есть местечко! Подал голос Митяй, для такого хорошего человека всегда место найдётся.
Ну, тогда, опосля, как он брюхо набьет, веди и покажи ему угол, приказал атаман.
К вечеру Митяй вывел Михаила во двор. Они миновали ограду, на которой все так же сидели нахальные мальчишки. Разбойничья мелкота громко цвикала сквозь зубы, и похохатывала над старичком. Балалаечник пригрозил им длинным узловатым пальцем.
Миша, ласково обратился он к новому жильцу, недалече здесь моя изба.
Было что-то в этой ласковости лукавое, но сытый Михаил не обратил на это внимание. Они двинулись по улице, проходя мимо тёмных домов. Спустя совсем немного времени они остановились около неказистой избы.
Вот здесь я и обитаю, пояснил Митяй.