Внезапно в зал вошли слуги Великого князя, предваряя его появление.
Слуги то, слуги как одеты! Лучше бояр! Завистливо шептали за столами.
Московский князь ест и спит на золоте! Поясняли знатоки.
Не только спит на золоте, но и.., говорящий глотал окончание, комично подмигивая сотоварищам. Все понимающе прятали улыбки. На Руси давно ходил слух, что у Великого князя нужник из чистого золота.
Ох, и богата Москва! Нашим златом-серебром грустно переговаривались князья победнее.
Слыхали, на князя напали на торжище? меняли тему бояре.
А как же! Весь Переяславль шумит
В горницу в окружении воевод вошел Великий князь Дмитрий Иванович. Он успел переменить одежду и красовался в красном кафтане с парчовыми вставками и золотым шитьем. На плечах была накинута легкая просторная соболья шуба без рукавов с большими прорезями для рук. Гости встали, скрипя лавками, шелестя дорогой одеждой, и приветственно зашумели. Сегодня князь был торжественен, серьезен и молча кивнул гостям. За ним в зал вошла его супруга княгиня Евдокия с девушками-прислужницами. Суздальские бояре встретили княгиню с особым восторгом как-никак, она была особо любимой земляками за добрый нрав и кротость характера.
Совсем юной девушкой она покинула родной Суздаль, чтобы стать Великой княгиней Московской. И с тех пор трудно было найти на Руси более преданной и рассудительной правительницы. Как говорит арабская пословица, женщина может вознести мужа в вышину и она же бросить в его пропасть. В случае с князем Дмитрием произошло первое, минуя второе. Терпением и усердием княжны государство процветало. Она ведала княжьим теремом, оставляя ратные дела мужу. За девять лет супружеской жизни Евдокия подарила ему уже четырех детей двух дочерей и сыновей Василия и Юрия. Особенно благодарен был князь за наследников всем известно, что нет надежней опоры для государства, чем уверенность в продолжении княжеского рода.
Тяготы материнства не сократили ее прелести, как и не убавили юности. Даже в то суровое время двадцать два года были для человека только началом жизни. Тем более было ценным то, чего она смогла достичь к этому возрасту. Евдокия была все еще неплохо сложена, хоть и немного полновата для нынешних эталонов красоты. Впрочем, в те времена это считалось скорее достоинством, чем недостатком. Тем более, что она была высока и сохраняла дивную княжескую осанку.
Цвет кожи ее отливал белизной, соответствующей тогдашней моде, а густые брови выгодно подчеркивали чистоту лица. Взор истинной правительницы был смелым и решительным для подчиненных, но терпеливым и кротким для того, чтобы усмирять свою гордость, подчиняя ее делам государственным. Светло-русые волосы были уложены под украшенную драгоценными камнями кику, старинный русский головной убор замужних женщин. Сверху был накинут платок, называемый в северо-русских краях убрусом. На шее княжны поблескивало широкое ожерелье. Поверх льняной рубашки, закрывающей тело до самых щиколоток, было надето платье цвета осенней листвы, более просторное, украшенное узорчатой вышивкой красной нитью. С плеч ее ниспадал легкий плащ, подбитый горностаем.
Оглядев гостей с доброжелательной улыбкой, князь сел на высокое узорчатое деревянное кресло, и пир начался. Слуги проворно разносили гостям затейливые яства от земли переяславской. На первое подали закуски в виде икры: белой свежесоленой, красной малосоленой, черной посола крепкого. Была икра с перцем, рубленным луком. К икре шла рыба разных видов. Лосось, осетрина, стерлядь в пареном и жареном виде. К рыбе шли пироги с разнообразной начинкой, а также вареные раки. Запивалось все это медом, да дорогим вином.
За княжеским столом пустовало еще одно кресло, что вызывало у присутствующих странные взгляды и перемигивания. Внезапно в горницу вошло несколько совсем юных девушек, в просторных рубахах. Они отворили двери, и придерживали створки, пока на пороге не появилась девушка, вызвавшая за столом вздох изумления и восхищения.
Юная красавица вошла в зал твердой походкой, в которой чувствовалась затаенная неуверенность. Судя по всему, ей впервые приходилось находиться в присутствии такого количества гостей.
Дорогая сестра, милости прошу к нашему столу! Радостно приветствовал великий князь девушку. Гости дорогие, привечайте княжну Анну Ивановну, дочь Великого князя Ивана Красного, мою любимую сестру.
Дорогая сестра, милости прошу к нашему столу! Радостно приветствовал великий князь девушку. Гости дорогие, привечайте княжну Анну Ивановну, дочь Великого князя Ивана Красного, мою любимую сестру.
Бояре зашумели, а Дмитрий продолжил.
Не смущайся сестрица, присаживайся за стол. Давно тебя дожидаемся. И добавил негромко. Сей день для тебя как первый бой для воина. Ранее ты терем не покидала, хоронясь от глаз людских. А ныне пора тебе настала женихам свою красу показать!
Улыбаясь, он собственноручно проводил сестру на место по левую руку от себя. Юная княжна робко прошла на место, указанное Дмитрием.
Поистине, природа не меняет пристрастий человека. И ныне, и сотни, и тысячи лет назад мужской страстно алчущий взор привлекают такие девушки, что словно звезды светят одиноким путникам в ночи.
В свои пятнадцать лет она была сложена на удивление хорошо. Тонкий стан не смогли скрыть несколько шелковых рубах, надетых на ее стройное тело. Шелк, столь редкий на Руси, привезен был для нее, вероятно, из самых отдаленных уголков мира. Поверх них был надет красный парчовый сарафан, украшенный вышивкой золотой нитью и россыпью драгоценных камней. Этот наряд в те времена еще только начинал входить в моду, и казался смелым и даже вызывающим. Волосы ее, цвета набравшей солнечного цвета августовской соломы, были заплетены в две толстые косы, свободно свисающие вдоль юной груди, трепетно вздымающейся от волнения.
На челе ее сверкала изумрудами и яхонтами диадема в виде изящной короны. С нее на виски тонкой цепью спускались жемчужные нити. На диадеме была накинута тончайшая вуаль, которая была призвана закрывать лицо от слишком назойливых мужских взглядов. Теперь вуаль была откинута, и восхищенному взору открывалось почти идеальное лицо. Белоснежная кожа, прямой тонкий нос, легкий румянец юности на чуть пухловатых щеках заставляли собравшихся вновь и вновь украдкой бросать взгляды на княжну. Идеальные белые зубы могли соперничать с жемчугом на ее короне. Бросая быстрые взоры блестящих глаз на гостей, княжна изящно присела в резное кресло.
Пир оживился. Пахнуло жареным мясом. Ко второй подаче появились дичь, целиковые поросята с укропом во рту. А к ним каши: гороховая, пшеничная и гречневая, и обязательно пареная репа.
Гости ели и веселились. Внезапно, словно по чьему-то указу, за столом завертелся разговор о сегодняшнем покушении. Встал князь Переяславля-Залесского Дмитрий Ольгердович, человек крупный, силищи неимоверной. Он немногословно попросил прощения у Великого князя, что недоглядел за подлыми людишками своего города. Дмитрий в ответ жестом простил своего тезку.
А что за кинжал был у душегуба? внезапно спросил кто-то.
А непростой кинжальчик-то, булатный, с каменьями! ответил ему сосед.
Все зашумели, изъявляя желание посмотреть на орудие покушения. Дмитрий кивнул и слуги вынесли на всеобщий позор злополучный кинжал. Гости принялись его рассматривать, передавая друг другу. Орудие неизвестного вора производило на них разное действие. Кто-то пожимал плечами, а кто-то, напротив, хмурился или испуганно затихал. Хотя все сходились на том, что кинжал этот непростой, стали булатной, камни и позолота на нем дорогие. По мере продвижения клинка молчание за столом сгущалось.
Да то ж тверского князя кинжал! Разорвал внезапно нависшую тишину голос боярина Ивана Квашни, человека ума недалекого, про которого говорят, что язык впереди ума идет. Я, когда в Твери был, его у него на поясе заприметил. Все сходится. И камень такой. И вот такой. Да другого такого и не сыщешь!
Все зашумели, словно поток воды вырвался на волю. Конечно, многие и ранее узнали кинжал, да промолчали. Но теперь, когда дурень языкастый сыскался, все спешили подтвердить, что кинжал и впрямь тверского князя.
Тихо, тихо князья да бояре! властным жестом Дмитрий остановил шум за столом. Ежели и впрямь, как вы говорите, это от князя Михаила нам «подарок», то следует спросить строго с Твери. Но прежде разобраться надо.
Все за столом были согласны с ним, но возбуждение не утихало. Шутка ли запахло новой войной! В волнении бояре съели дичь и поросят, затем на новой перемене умяли ухи, затем овощные закуски, потом пироги с мясом и рыбой. Все это обильно запивалось бочонками хмельного меда. Разговоры пошли военные, про ратные подвиги да геройские смерти на поле брани. Некоторые бояре были готовы хоть сейчас сесть на коней и ехать спрашивать с Твери за кинжал.