Энциклопедия наших жизней. Семейная сага «Созидание». 1968 год - Ираида Владимировна Дудко 6 стр.

Меня поразила белая шапочка, одетая на Розе. Она была в виде пилоточки, надвинутой на лоб. Сделана она была из какого-то пуха, который от движения воздуха красиво «волновался». Может быть, это был лебяжий пух, может ещё какой, но я тогда не просто позавидовала, а очень захотела такую шапочку.

При жизни мне не довелось обзавестись такой же.

Но, однажды в магазине я увидела шапку из искусственного белого меха, типа кубаночки. Это дешевая шапочка, как не странно, мне очень шла, и я ей радовалась не меньше, чем, если бы имела такую, как у Розы.

Помню, в Люберецком универмаге, находившемся на площади, напротив вокзала, я увидела красные сапожки на небольшом каблучке. Они были из искусственной кожи, холодные. Но я их купила, потому что они очень подходили к моему красному пальто.

У меня много лет не было зимних сапог вообще, поэтому я всю зиму в них проходила. Мне очень нравился мой вид: красное в кудряшках пальто, красные сапожки и белая шапочка. (Как говорят дурак красное любит).

Помню, когда я возвращалась однажды домой, случайно, где-то на Спортивной улице, лоб в лоб столкнулась с Виктором Розовым моим вторым претендентом на женитьбу соперником Виктора Дудко.

Мы на секунду остановились, и перекинулись несколькими фразами. Помню, он мне отпустил несколько комплиментов. А мне было приятно, что в этот момент я нарядно выглядела.

Больше с Виктором Розовым я никогда в жизни не встречалась.

На заводе я пользовалась относительной свободой. В Москве был дом научной пропаганды. Оттуда на предприятие периодически приходили пригласительные билеты на семинары, и тематические программы.

Обычно, главный инженер просматривал темы, и против некоторых писал "Дудко принять участие".

Ну, я и ездила с удовольствием и в дом технической пропаганды, и на выставки. А потом коротко отчитывалась об услышанном, и увиденном.

Именно там я прошла курс обучения в вопросах "Научной организации труда", "Систем управления" и других модных направлений, ставших актуальными в эти годы.

Однажды я попала в доме научной пропаганды на семинар по моделированию одежды. Было очень интересно. В конце лекции и показа модной одежды, лектор (лекторша) сказала, что отрасль чувствует большие трудности в части отсутствия необходимых аксессуаров, например, пуговиц, пряжек, и других ярких и красивых деталей к костюмам.

У меня сразу же включилась фантазия. Ведь, всё это можно изготавливать из пластмассы

Докладывая Юрию Витальевичу об этой поездке, я с энтузиазмом говорила о возможности изготовления на заводе этих всяких дополнений к одежде. Но Мои предложения были проигнорированы. Я вот сейчас думаю почему? Вероятно, нежелание взваливать на себя лишнюю обузу. Мороки много, заказы могут быть единичные, а возни с мелкими деталями не перечесть. А, может быть, ещё что-то?

Я всегда помнила, что моя комсомольская карьера кончилась потерей комсомольского билета. Естественно, когда меня спрашивали была ли я комсомолкой, я отвечала, что была, и вышла по возрасту.

Хотя Виктор был уже членом партии, я об этом не задумывалась. Но на заводе со мной беседовал секретарь парторганизации, и сказал, что ежегодно даётся «разнарядка»  принять в партию двух трёх рабочих, и только одного служащего.

Мне было предложено начать готовить себя к приёму в партию. На заводе я проработала меньше двух лет. Рекомендации могут дать люди, которые знают меня хорошо. Одну рекомендацию мне обещали дать на заводе, когда исполнится два года стажа на этом предприятии, а вторую рекомендацию предложили получить у кого ни будь со стороны. Я почему-то даже не задумалась над таким предложением, не приняла его в серьёз. Я видела в этом мероприятии ограничение свободы личности,  в первую очередь, а во вторую свободного времени: партийные собрания, поручения, учёба

Это было не для меня. Хотя я уже начинала понимать, что партбилет это, кроме ограничений, ещё и проход в "партийное общество", продвижение по карьерной лестнице и т. д. Но впереди ещё было время подумать.

Набираясь постепенно опыта, я начинала понимать, что кроме новых веяний в вопросах научной организации труда существует в стране ещё целый ряд других нерешенных проблем и трудностей.

Указания сверху спускались на предприятия в виде директив "Разработать", "Внедрить" и т. д. Я имею в виду не научные учреждения и НИИ, а такие предприятия, как завод, на котором я работала.

А кто должен разрабатывать? И на основе каких теорий и методик внедрять, и что и как внедрять? В общем, у меня роились в голове мысли, и не только критического содержания. Рождались и предложения по совершенствованию системы методологии ведения работ данного направления.

Я даже попробовала накропать статейки, и отправила их в пару газет. Но отзывы получила, не то, чтобы «НЕТ», но и не то, чтобы "ДА".

Письмо в Дзержинку из Издательства «ПРАВДА»  Москва, ул. Правды 24.

Благодарим за присланный Вами материал. Для публикаций он, к сожалению, «сыроват». Однако, тема важная, актуальная. В связи с этим просьба для доработки статьи позвонить в редакцию по телефону 253-32-77

 Янгелю Александру Михайловичу.

Промышленно-экономический отдел "ПРАВДЫ".

Письмо в Дзержинку из Москвы, ул Большая Грузинская 3-А

"ЭКОНОМИКА".

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ

СОВЕТА МИНИСТРОВ СССР

ПО ПЕЧАТИ

Издательство "ЭКОНОМИКА"

Д-242, Б. Грузинская, 3.

 3 ред.

20 ноября 1967 г.

Редакция литературы по труду и заработной плате внимательно ознакомилась с Вашим предложением. На наш взгляд, в том виде, как она представлена в Вашем письме, работа не может быть принята к печати.

Опасение вызывает прежде всего то, что в первой части затрагивается слишком широкий круг вопросов, квалифицированное изложение которых, по нашему мнению, под силу только коллективу авторов специалистов в различных областях науки. Описательные же работы компиляционного плана вряд ли нужны сейчас.

Что касается второй части предлагаемой Вами работы, то она кажется нам более приемлемой, с ней мы готовы ознакомиться, если она будет представлена в издательство.

Но в связи с последующими событиями, дорабатывать статьи и звонить в редакции, я не стала

Екатерининский дворец в Пушкино, где Виктор читал лекции по программированию

А Виктор по-прежнему ездил в командировки. В этот раз он поехал читать лекции по программированию на ЭВМ М-20 по своей не напечатанной книге.

Лекции надо было читать в военноморской части, расположенной в городе Пушкино, под Ленинградом. Слушатели: офицеры и вольнонаёмные (как правило, женщины) программисты. Часть только что получила ЭВМ М-20, а подготовленных специалистов не было в этом городке, где когда-то учился Пушкин. Да и до города Ленинграда было довольно далеко. К тому же электрички оттуда ходили очень редко. Меня поместили в хозяйственной части дворца в келье с почти метровыми стенами с видом на хоз. двор.

Но чем отличался городок, это Екатерининским дворцом (тогда ещё не отреставрированном), и прекрасным дворцовым парком с большим прудом. От фасада дворца широкая многоступенчатая лестница спускалась к этому пруду.

zen.yandex.ru

Прогулки эти навевали на меня необыкновенно задумчивое и странное настроение. Парк был пустой и заброшенный такой же, как не восстановленный полуразрушенный дворец. Я уносился мыслями в прошлые века. Порой мне казалось, что вдали от меня, в заброшенных уголках парка возникали, как в тумане, и опять пропадали призраки людей, живших в те далёкие времена в окружении Екатерины или Пушкина. Не хотелось уходить из этого чудесного одинокого и заброшенного парка. Но стрелки моих наручных часов показывали, что пора возвращаться на очередную лекцию

В Питере, как всегда, остановился я у Юлика с Гелой. Это семья моего двоюродного брата Юлика Дудко, которая, наконец, получила квартиру в новостройке, в районе Чёрной речки, где когда-то Пушкин дрался на дуэли.

В семье два блокадника: жена Юлика Гела и её отец-дядя Серёжа, и двое ребятишек. И вот, на всю семью из пяти человек была выделена небольшая трёхкомнатная квартира. Причём одна комната была проходной. Дядя Серёжа занял отдельную комнату, «молодые» получили проходную, а в третьей находились их дети: Миша и Люда.

Но и этому они были бесконечно рады с жильём в Ленинграде всегда было очень трудно. Сам дом был обычной панельной пятиэтажной хрущовкой. Таких домов кругом было масса.