На палубе звездолёта слышали его попытки связаться с Алом и тут же отозвались:
Скафандр в норме, датчики показывают, что нарушений функционала нет.
Отлично, отозвался Макс, Ал, слышишь, у тебя всё норм, я должен быть где-то недалеко, отзовись. Можешь говорить?
Максу показалось, что Ал попытался что-то произнести, но в наушниках снова раздался только тяжёлый вздох. Макс подумал, что его напарник может переживать сильный шок. Настолько сильный, что, когда пытаешься что-то произнести, вместо слов издаешь невнятные звуки.
Ал, уже негромко произнёс Макс, словно стараясь своим тоном передать спокойствие товарищу, сейчас набери побольше воздуха в лёгкие и громко прокричи что-нибудь что есть силы. После этого сразу заговоришь.
В эфире послышалось сопение, затем он взорвался протяжным продолжительным криком:
А-а-а-а!!!
Макс чуть ли не засмеялся про себя от счастья: «Жив! Уже хорошо. Только напугал всех своим молчанием». Он даже поиронизировал про себя по поводу кажущейся тональности крика: в начале слышались более истошные панические нотки, ближе к концу превратившиеся в недоумённое восклицание успокаивающегося человека. «Сейчас его прорвёт». мысль у Макса не успела закончиться, как он тут же услышал голос Ала:
Макс, я так ничего никогда ещё в жизни не пугался. Что с нами?
Макс старался говорить помедленнее, чтобы его голос казался спокойным:
Всё под контролем. Чуть-чуть нам не повезло. Что-то случилось с челноком. Это мы выясним потом, когда вернёмся на звездолёт, пришлось слукавить. У Макса ещё, конечно же, не было решения о том, как им выбраться из этой ситуации. Но для придания уверенности напарнику необходимо было сообщить прежде всего обнадёживающую информацию. Сейчас ребята посчитают как нас без челнока подобрать на орбите и затащить обратно в звездолёт.
А это возможно? казалось парадоксальным, в голосе Ала одновременно послышались и тревожные, и оптимистические нотки.
Конечно. Вы разве в академии не проходили курс спасения космонавта на орбите?
Ну да, припоминаю что-то.
Макс усмехнулся:
Надеюсь, когда сдавал экзамены, не употреблял подобные фразы как «припоминаю что-то»?
Максу показалось, что Ал подавил смешок и только после этого ответил:
Просто от испуга не отошёл.
Ну, положим, я тоже не до конца отошёл. Как-то не очень привычно наблюдать поверхность планеты под ногами с высоты сотен километров. Жутковато, конечно. Но зато будет потом, что вспомнить.
Макс, ты попадал в такие ситуации? Голос у Ала снова стал заметно тревожнее.
«Началось, скептически подумал Макс. Только успокоился и снова собрался паниковать. Надо было мне в психологи идти, а не в космонавты. И спокойнее, и личный кабинет с цветочками на подоконниках». Пришлось снова подыскивать нужные слова и попробовать произнести как можно обыденнее:
Самому не случалось попадать в такое, но вытаскивать других приходилось.
«Вроде и не соврал», подумал Макс. Действительно, подобных случаев на его памяти не было. Но в учебных занятиях по «спасению» с орбиты он участвовал. Правда, в тех немногих тренировках в качестве спасаемых были манекены, выбрасываемые заранее в рассчитанные точки орбиты относительно спасательных модулей. Эти точки выбирались таким образом, чтобы производить расчёты траекторий с достаточно большими допущениями для облегчения спасательной ракете сближение с «терпящим бедствие объектом». И, конечно же, все эти тренировки проходили на орбите Земли, всегда в одних и тех же гравитационных условиях. Здесь же ситуация была в корне другая. Здесь были живые космонавты и вместо заранее заданных расчётных задач был полный экспромт, последствия которого вычислялись, как он надеялся, в данный момент на мощном компьютере звездолёта. «Они придумают что-нибудь, снова пришла та же мысль в голову. Или сетку какую-нибудь, или направленным силовым полем подтянут». Макс имел ввиду либо физический контакт с предполагаемыми выбрасываемыми со звездолёта фалами, либо создание некой силовой петли из группы направленных электромагнитных полей.
В общем, это дело времени, Макс продолжал делать попытки успокаивать своего менее опытного товарища. Просто трудно сказать, сколько именно времени потребуется. Сам понимаешь, у каждой катастрофы свои особенности. Им, озвучивая это Алу, он имел ввиду экипаж на звездолёте, нужно рассчитать точно траекторию сближения наших орбит, чтобы точно подойти для осуществления контакта. Правильно я вас понял? Последний вопрос он адресовал уже на палубу звездолёта.
Всё так, поступил тут же лаконичный ответ. Уже просчитываем. Что у вас со стабильностью? Вы статичны или вращаетесь вокруг своей оси? Мы отсюда не можем точно фиксировать.
Уточняю, ответил Макс.
Он бросил взгляд на край диска планеты, насколько его можно было увидеть в условиях некоторого ограничения поворота головы в шлеме скафандра. Ему показалось, что с момента катастрофы, когда он мельком бросил взгляд на планету, её край сместился влево. «Значит, вращаюсь, сделал он вывод. Не быстро. И ось примерно вертикальная вдоль тела». Он решил перепроверить себя и несколько раз отводил взгляд в сторону и возвращал обратно. Ну да, край диска планеты точно смещался постепенно левее. «Значит, меня крутит по часовой и небыстро, наверное, один оборот за несколько минут, теперь уже окончательно резюмировал он своё положение. Как там у Ала? Надо уточнить» Но не успел Макс подумать о своём напарнике, как услышал его в эфире:
Меня крутит. И достаточно быстро.
«Похоже, действительно сильно, с тревогой подумал Макс. Если говорит короткими предложениями. При сильном вращении трудно сосредоточиться, чтобы говорить длинными связанными фразами. Проблема?!»
Звездолёт, вы слышите?
Да, понятно. Ал, можешь оценить вращение? Частоту и ось?
Ал ответил не сразу. Похоже, он пытался оценить ситуацию. Максу показалось это хорошим признаком: с одной стороны у Ала было достаточно времени проанализировать своё положение. С другой, похоже, он взял себя в руки и полностью контролировал, потому что ответ пришёл без слишком длительной задержки. Продлись она дольше, его можно было бы заподозрить в неспособности адекватно воспринимать действительность.
Меня крутит быстро. Часто меняется картина. То планета закрывает весь обзор. То полная чернота космоса и её нет. Думаю, что примерно два или три оборота в минуту. Могу ошибиться.
А ось где? «Сможешь определиться?» спросил Макс.
Кажется проходит примерно через пояс. Или в районе груди. Поперёк. Как-будто я на турнике. Но не совсем. Немного наискосок. Трудно точно сказать. Но точно турник и точно косой. уверенным голосом закончил Ал.
«Проблема, подумал Макс. Сколько он ещё продержится на этой «центрифуге», пока не отключится?»
Ал, меня ты, конечно, не видишь?
Рад бы. Кажется, стал бы счастливее, если бы увидел.
«Не теряет чувство юмора, отлично», этот ответ Ала Макса полностью устроил. И вселил некий оптимизм в его отношении.
Ладно, Ал, возьму это на себя. Сейчас я попробую тебя отследить по маяку. Надеюсь, он у тебя не отключился? Макс имел ввиду аварийный маячок, встроенный в скафандр.
Индикатор горит. Светит в левый глаз. Как обычно.
Шутишь? Это хорошо, Макс включил сканер на диапазон радиоволн аварийного маяка. И правильно. Давай так и дальше, пока я что-нибудь не придумаю.
А что тут придумаешь? с сомнением и, как показалось Максу, с небольшой степенью отчаяния спросил Ал.
Макс подождал, пока сканер не показал точное направление на место, где должен был находиться скафандр с маяком, и только после этого произнёс:
Хорошие новости. Ты немного правее меня и чуть выше. Имею ввиду относительно моей плоскости вращения. А я как раз кручусь вправо. Только не быстро. Надо подождать примерно секунд двадцать, и я должен увидеть тебя на краешке стекла моего шлема.
А дальше?
Потом будем пытаться как-то стабилизироваться относительно друг друга. Я сам почти не вращаюсь, значит используем меня как основу для торможения твоего вращения.
Для этого надо ухватиться друг за друга. Ты до меня дотянешься?
Не знаю пока, Ал, ответил Макс. Подождём, немного осталось до конца моего доворота к тебе. Во всяком случае вижу много новых обломков нашего челнока. Тех, которых не видел сразу после разрушения. Тогда и полюбуюсь, как ты на «турнике» крутишься.
Если не дотянешься, что тогда? Голос у Ала стал серьёзнее. Шутливая интонация уступила место тревожной сосредоточенности. Максу это показалось не очень хорошим признаком.
Метну в тебя каким-нибудь обломком. Покрупнее. Чтобы остановить или притормозить вращение. Рассчитаю так, чтобы попасть в пятку или затылок. Как, подходит? Что выбираешь? Макс продолжал шутить в надежде, что его товарищ подхватит эту манеру общения. Чувство юмора в такой ситуации должно вытеснить лучше других способов тревогу за своё положение. Это позволило бы вернуть оптимизм насколько это вообще возможно было бы в такой ситуации и хотя бы на время тревожное состояние уйдёт на второй план и не перерастёт в панику. Но, похоже, Ал отнёсся к этому предложению слишком серьёзно. Или Максу так показалось: