На выходе она обернулась.
Да, чуть не забыла, я взяла на себя смелость и забрала твою машину. Поэтому никаких штрафов платить не надо. «Мерседес» сейчас стоит здесь у больницы. Можешь считать это тебе моим подарком.
И немного промолчав.
Еще раз с возвращением и извини, нас за то, что так получилось. Если сможешь, конечно. Твоей жене мы сообщили, что на тебя было совершенно нападение. Она сказал, что приедет за тобой.
***
Иван остался в палате один изучать потолок. Не то, чтобы ему что-то сообщили новое. Все-таки годы в чужих телах его многому научили. Все это он уже успел и сам понять, но одно дело догадки, другое дело услышать от реального человека. Или не реального? Это еще предстояло проверить, а пока Это он чувствовал точно, думать, что делать дальше, ему ну никак не хотелось. Наконец-то он в своем времени и в своем теле! Вот что главное! Он может шевелить своими руками, ногами, крутить головой, когда сам захочет. Это такой кайф К черту больницу! Домой, домой. К жене.
Иван сгреб в охапку свои документы. Достал из тумбочки фотоаппарат и планшет. Снял со стула футболку и джинсы, залез в свои разбитые берцы и ощутил себя самым счастливым человеком.
Ощущение близкое к нирване догнало его, когда сел за руль машины и втянул ноздрями запах потертой кожи салона. Не хватало еще маленькой детали. Иван аккуратно взял свой планшет. Стекло было треснуто, но не сильно. Подключился к зарядке и привычным движением провел пальцем по экрану.
Поразительно, в сети его не было всего три дня по меркам нынешнего времени, но почти сразу же после подключения на него обрушился град смс и пропущенных звонков. Жена пыталась набрать его 56 раз. Звонила мама. Из типографии. Друзья сообщали, как им классно в Абхазии.
Как мало надо для счастья? мелькнуло у Ивана в голове, и он принялся набирать свою Мулю.
***
Жена сообщила ему, что сломала ноготь и не сможет выехать за ним немедленно, да и вообще не поедет к нему, так как должна была заехать к своему мастеру, чтобы подправить маникюр. Собственно поэтому она ему столько раз и звонила, и была сильно раздражена, что он уже третьи сутки подряд, никак не хочет взять трубку.
Иван с удовольствием выслушал еще раз все, что о нем думает Муля! Конечно, ему и раньше прилетало от нее, но сегодня она была особенно в ударе. Впрочем, Иван отметил для себя, что еще три дня назад, он бы впал в рефлексию по этому поводу, а сейчас только подумал, что уже больно сильно его жена стала ругаться. Даже не ругаться, а браниться. Прямо как старуха из сказки Пушкина, которую он слушал в живую на балу у графа. Не рановато ли ей для старухи?
Память услужливо напомнила ему, для чего собственно была создана женщина. В ее функции спасение мужчины из неприятностей явно не входила. Поэтому он особенно не расстроился из-за слов Мули. И хорошо, что она не поехала за ним. Еще ее саму бы пришлось спасать, учитывая, что она за пределы Садового кольца выезжала только к морю. То есть до ближайшего аэропорта. Да, и чем собственно она могла ему помочь?
Да, повидав на своем веку многих женщин, он был вынужден констатировать, что его Муля самая настоящая блондинка, и тем не менее, Иван ее любил. Ну, что тут поделать!? Стремился к ней всем своим телом, ее хотел и чтобы было самое важное, несмотря на капризы и обиды, которая Муля выплескивала на него, она тоже явно скучала по нему и ждала. Это Иван понял даже сквозь поток самых страшных угроз, которые вылились на него.
Она скучала по нему. И это было самое главное! Может быть, только из-за этого он и смог вернуться!
***
Думать и мечтать о встрече с женой, ему практически сразу, как только он выехал из Рязани, стали мешать голоса.
Причем это было не образное поэтическое сравнение, а вполне конкретное физическое ощущение. Голоса врывались к салон машины вместе с шумом трассы и были как звуки многих радиостанций, которые ловит радиоприемник при быстрой прокрутке.
Обрывки фраз и шелест ветра в боковом стекле. Голоса доносились снаружи автомобиля. Кричали ему вдогонку. Иван поднял стекло и включил кондиционер. Попытался сосредоточиться на дороге и музыке из нормального радиоприемника. Он специально включил его погромче.
Как только правила дорожного движения разрешали прибавить больше девяноста километров в час, голоса становились тише, но стоило сбросить скорость до шестидесяти, въехав в какое-то село или деревню, чьи дома окнами смотрели на дорогу, голоса снова накатывали на него волнами с прежней силой.
Они его звали. Звали зайти в гости, и поздороваться с хозяином. Рассказывали ему свои и чужие истории. Пели песни. Плакали. Травили байки и анекдоты.
Можно было бы списать сей феномен на то, что все же большую часть своей жизни он занимался тем, что фотографировал наличники, а голоса это от волнения и пережитых впечатлений, но тем не менее они были. С этим надо было тоже что-то делать?
Впрочем, когда Иван въехал в столицу, голоса исчезли. В мегаполисе, сделанном из стекла и бетона, им просто неоткуда было взяться.
***
Войдя в свою квартиру, на пятом этаже многоэтажки, он привычным движением кинул ключи на тумбочку в прихожей и крикнул.
Муля, я вернулся!
Муля выглянула с кухни. Окинула его придирчивым взглядом и снова вернулась к плите.
Я готовлю овсяную кашу, ты будешь со мной?
А мясо в каше есть?
А ты заслужил мяса?
Ну, Муля.
Свари себе пельменей, если хочешь и не забудь принять душ. От тебя воняет как от мартовского кота.
По привычке, которую он выработал за долгие годы, сразу вернувшись из поездки, Иван первым делом скидывал с флешки фотоаппарата все отснятые снимки на жесткий диск, чтобы было возможность рассмотреть их на большом экране домашнего компьютера и выбрать наилучшие фотографии. Обычно Иван забивал флешку под завязку, и скачивание больших файлов занимало приличное время.
Как раз столько, что успевал принять душ и вернуться обратно. Так сделал и на этот раз.
Уже намыливая голову, стоя под душем, осознал, что ему на самом деле хотелось все бросить и облапить Мулю, затащить в спальню. Но ведь в реальном времени, по ее мнению, он неизвестно где шлялся трое суток, получил во всю рожу синяк, и в общем-то еще не было понятно, достоин ли ее милости или нет. И куда только делать та страстная фурия, которой она была до свадьбы?
Впрочем этот вопрос был философским. Он не видел ни одной женщины, которая бы не поменялась после свадьбы. Всему свое время.
В квартире голосов не было, но здесь к его мировосприятию добавилось другое чувство. Он вдруг понял, что больше не может спокойно смотреть на наличники. На свои собственные фотографии. Их в доме было несметное количество. Они смотрели на него со всех сторон. Большие рекламные плакаты, открытки, календари. Изданные буклеты и гранки еще неизданной энциклопедии валялись и висели повсюду. Даже в туалете на стиральной машине лежала книга «Деревянное зодчество». А еще эти магнитики на холодильнике.
Раньше все это радовало его взгляд и раздражало Мулю. Она это называла «дровами», «досками», «мусором» и требовало убрать. Теперь он был готов полностью с ней согласиться. Каждая фотография стала для него как раскрытая многотомная книга, которую он не мог не читать. А дома надо было отдыхать от работы.
Ему с лихвой хватило одного века, чтобы понять это.
Обязательно, завтра все уберу. Начал он составлять список на завтрашний день
***
Да, Муля была блондинкой, но она была женщиной. И не могла не отметить изменений, которые произошли в Иване. В его глазах, походке, движениях. Он как будто-то постарел на сто лет. Муля даже увидела седой волос на его голове, который тут же, пока Иван ел, попыталась вырвать маникюрными ножничками.
Муля, что ты делаешь? Больно же, промычал Иван, жуя пельмени. Жена все же смилостивилась и сама бросила пачку в кастрюлю. Никогда они не казались ему такими вкусными.
У тебя седой волос, показала ему свою находку.
И что? Обязательно это делать сейчас?
Муля надула губы. Иван рассмеялся.
Тебе не идет.
Что?
Обижаться. Иди ко мне.
Он усадил ее к себе на колени и уткнулся носом в грудь, вдыхая ее аромат.
А-ба-лденно! Какие пельмени!
Ты извращенец! Шлялся неизвестно где, и еще пристаешь, Муля вскочила и выбежала с кухни, стреляя глазами, словно намекая. Выбирай: или я, или еда. Она ушла в спальню и включила там телевизор.
Однако Иван все равно не торопился. Он хлопнул рюмашку холодной запотевшей водки, которая тоже все же была заранее приготовлена и стояла рядом с тарелкой. «Обожаю тебя, дорогая!» Спокойно доел все, что было приготовлено, затем поставил тарелку в умывальник, залил сверху водой, чтобы утром не пришлось отмывать прилипшее, и только после этого пошел в спальню.
Естественно опоздал. Его ждал только включенный телевизор. Муля, святой человек, уснула сразу, как только положила голову на подушку. Он забрался к ней сзади и, обняв, тоже попытался уснуть.