Да, долгая история, отмахнулся я от действительно весьма логичного вопроса. А вы, простите кто здесь будете? Капитан или помощник?
Не, капитан у нас с помощником в рубке сидят, не по рангу им по палубе скакать перед отплытием. Я старший матрос, ну и такелажник заодно. Старший и на сегодня единственный напарник накануне приболел.
Семеныч помолчал немного, потом посмотрел зачем-то наверх. На небо, как видно. Сверху с готовностью крикнула было пролетающая мимо чайка, но тотчас смолкла. А почти над самым горизонтом прочертил полнеба малюсенький самолетик. Если бы не золотой след от него, и не разглядеть.
Меж тем заработал двигатель, под ногами заметно задрожала палуба, и из трубы повалил сизый дым, забивая аромат свежесрубленной сосны зловонием солярки.
А ведь я когда-то на судью учился. Юридический в Питере закончил, а вот занесло же, с гордостью поделился вдруг Семеныч, впрочем, без капли сожаления в голосе, и тут же добавил: Ничего, бывает и хуже. В принципе, я всем доволен. Природа вокруг, морская романтика и все такое. Кабинеты и офисы это уж точно не про меня.
Я не совсем понял, шутит он или нет, и к чему вообще относилось данное заявление, однако требовалось как-то поддерживать разговор.
С противоположного берега, из проступающего и тут и там за прибрежной растительностью городка, глухо залаяли собаки сначала одна, потом почти сразу другая, а через мгновение присоединились третья и четвертая.
Если матрос на корабле с высшим юридическим образованием, кто же у вас капитан? попытался пошутить я, будто специально разглядывая след от самолетика над горизонтом.
Откуда-то неслышно, как привидение, появилась Калитка, явно намереваясь бесцеремонно и со знанием дела своеобычно влезть в разговор, но вовремя осеклась.
Капитан у нас бог, кратко и значительно молвил Семеныч.
Судья
До ужаса много машин в этом городе. Уж точно больше, чем людей. И все они непрерывно испражняются так, что иной раз от них не продохнуть. Особенно в такую вот рань, когда еще фактически ночь, но уже почти никто не спит. Особенно там, где дорога с обеих сторон зажата непроницаемыми мутными зданиями, и нет ни единого деревца, ни кустика. Только машины непрерывной рекой текут в обе стороны в исчезающих пятнах света уличных фонарей. Поток фар да габаритных огней в ошметках то ли тумана, то ли дыма. Не очень-то жизнерадостная картина. Из таких домов, что жмутся теперь по бокам дороги, люди практически никогда не выглядывают на улицу, потому что там нет ничего, кроме машин, в любое время года. Разве только совсем поздней ночью дорога освобождается и затихает, но тогда и смотреть некому, все спят.
Мой ежедневный путь лежал как раз по такой улице, и каждый раз я думал об этих жизнях за этими окнами. Больше половины из них привычно темнели, еще или уже, отражая лишь мелькающие огни улицы. В некоторых горел свет, но никого видно не было. Никто никогда не ходил здесь по тротуару. По крайней мере, я не мог припомнить, чтобы видел кого-то здесь хоть раз. Ни раннего собачника какого-нибудь, ни мамаши с детьми или с коляской, ни пацанов, ни девушек, ни пенсионеров. Унылое местечко и тянется бесконечно долго. И как назло, всего две полосы в обе стороны, свернуть некуда, а транспорта до фига. Вот и тащишься в эдакой заднице иной раз и полчаса, и даже уже почти час.
Порой я, оглядываясь вокруг, словно теряю связь со всем остальным человечеством, будто больше нет никого. Хотя вокруг десятки машин, и в этих домах, хоть безликих и с виду безжизненных, проживает масса людей. Но это будто только кажется, а на самом деле пустые машины с включенными фарами, да в окнах просто так свет горит. Для видимости. Как будто съемочные декорации дурацкого шоу какого-нибудь.
И тогда в голову обязательно какая-нибудь мерзкая мыслишка вползет и привычно расплодится там, разветвляясь и растекаясь во все стороны. Что-то такое отчаянно безысходное. Любой образ, вымазанный до неузнаваемости тоскливым отчаянием. И сразу хочется вдавить педаль в пол, сорваться с места и с диким ревом умчаться подальше отсюда, чтобы больше уже не возвращаться никогда.
Но ехать некуда, со всех сторон лишь машины и кирпичные стены. Ты то ли в западне, то ли в лабиринте выхода нет. Да и внезапный приступ столь же быстро проходит. Вернее, притупляется, скорее. Все же в такую рань все ощущения словно спят еще.
Еле слышно уютно мурлычет радио то бодрая болтовня, то сладкая и даже будто липкая музыка. Похоже, только диджей на радиостанции теперь и бодрится, развлекая вакуум, а в ответ пустота, ни звука. Так устроено радио, а может, и не только радио. И утренний кокон остается все тем же коконом. Разве что, у людей-жаворонков теперь все иначе совершенно иной ракурс, позитив и всплеск энергии?
Но я определенно сова, был, есть и буду. И выруливая, наконец, на быстро проносящуюся набережную и словно попадая в другой мир, прекрасный и возвышенный ибо именно в это время там, за рекой, на фоне темно-синего неба начинает разливаться заря у меня в голове эхом еще роятся сомнения да сожаления. И по инерции ты ощущаешь себя скорее безжизненным обломком чего-то, мчащимся в безвоздушном пространстве в поясе астероидов в бесконечном бессмысленном вращении. Таком бесконечном, что и не понимаешь, что движешься по кругу.
Тупое нытье, одним словом. Кризис очередного возраста. Еще недавно, кажется, деревья были больше, солнце ярче, день длиннее. Все было грандиознее, глубже, значительнее. Небо выше, горизонты дальше. Ну и так далее. Будто все мои ощущения, мысли, фантазии постепенно притуплялись, притуплялись и в результате ожидаемо притупились очень здорово. Обыкновенная возрастная деформация. Дипломы, свидетельства и сертификаты, фиксирующие лишь очередной этап ограничения кругозора, дальнозоркости, близорукости, а у кого и слепоты. А как же иначе, иначе никак нельзя, не получится по-другому.
Я медленно выруливал на своей с иголочки новой машине с проспекта в огромную арку сверкающего здания дворца. Привычно взлетевший перед капотом шлагбаум, кивнувшее заспанное лицо знакомого охранника в будке
По утрам у меня всегда какое-то несварение вечное, подавленное сознание, паранойя в продолжение ночных кошмаров, ну, и бывает еще продолжение вчерашнего. Вот и мысли соответствующие. Депрессивные и безальтернативные. Тупиковая ветвь, одним словом.
Хотя, казалось бы, с чего? У меня все ОК. Более, чем у кого бы то ни было. Видел я полгода назад своих одноклассников на встрече выпуска, типа, десять лет спустя. Или сколько там уже? Жалкое зрелище. Большая часть уже непосильно обременена ипотеками и семьями с детьми. И когда они только успели? А остальные на глазах то ли спиваются, то ли скуриваются, то ли инфантильные до ужаса, то ли потеряли ко всему интерес и существуют исключительно по инерции.
Разве что, Толик вот путешествует. Хотя ни работы у него нормальной, ни средств. Ездит автостопом. Романтик! Но хотя бы энергия есть. Движуха, какая-никакая. Интересы и желания еще не перевелись. А у остальных уже и взгляд какой-то тусклый, будто не десять лет назад с ними за одной партой сидели, а все тридцать. Или даже сорок. Прямо как у Дюма-отца.
Ну, а я до сих пор, как огурчик. За эти годы ни одного лишнего килограмма. Два диплома. Ну, или почти два. Полтора, скажем. Десяток сертификатов. Карьера взлетает легко и непринужденно, словно бы мимоходом. Квартиру купил без всяких ипотек. Уже третью машину за это время сменил. Весь мир почти объездил. По-английски свободно, как птица. Знакомства, связи, перспективы, и со здоровьем все в порядке. И семьи пока не предвидится. И пока еще я рассматриваю этот момент как абсолютно положительный и удобный разнообразие отношений и свобода на все четыре стороны.
В общем, я, вроде как леди-совершенство. Выше всяких похвал. И все у меня просто зашибись, ибо я реализую себя на все сто!
Шины заскрипели по заиндевевшему асфальту внутреннего двора и послушно застыли на месте напротив широкого крыльца, ведущего к стеклянным сверкающим дверям департамента, в котором я и работал.
И главное, меня вокруг все устраивает. Абсолютно все. Политика, социалка, бизнес, образование, медицина и сельское хозяйство. И именно поэтому я судья. Вернее, буду судьей. Ибо ничего меня не отвлекает от работы. Чтобы судить, самому должно пребывать в состоянии равновесия. Это и есть гармония. Равновесие это гармония, а я где-то посередине. Или даже над всем этим, над этими весами и этим равновесием. Это только неудачники вечно всем недовольны, всюду им мерещится ущемления и попрания, а на самом деле сами и являются ущемлением и геноцидом самих себя. Их вялые желания, скудные мысли и полное отсутствие инициативы и есть путы, стягивающие их слабые болезные тела. И ведь очень просто критиковать и ни хрена не делать, а только делать вид, что ты самый умный, весь из себя свободолюбивый, и что ни фига тебе самому не надо, а заодно таким образом скинуть с себя всяческую ответственность.