Анна Морион
Двое для трагедии
Глава 1
Солнце заходит слишком медленно.
Мои слова были встречены молчанием.
Впрочем, я не ожидал другого ответа. Ведь стоящие рядом со мной были такого же мнения. Они были такими же, как и я. Одного рода. Моя семья, стоящая на балконе древнего замка, уединившегося в невысоких горах, неподалеку от Праги, старой и прекрасной. Но истинными пражанами мы не были мы переехали сюда из Лондона для того, чтобы тихо жить в Чехии прекрасной стране, словно созданной для нас.
Ты говоришь как девица из женского романа, вдруг сказал мой старший брат Маркус и ухмыльнулся, довольный тем, что сумел задеть меня.
Мои губы дрогнули в усмешке. Я приподнял бровь.
И давно ты увлекаешься женскими романами? парировал я.
Ирония здесь лишняя. Есть исключения из правил.
Например?
Классика. Джейн Остин.
Ты прав. Эта женщина создала шедевры.
Я наблюдал за ее жизнью. Она была крайне приятной особой. Но тебя в те времена занимали совсем другие вещи.
Маркус, перестань хвастаться своим старшинством. Ты старше меня всего лишь на десять лет. Я насмешливо усмехнулся.
Именно, братец. Десять лет довольно внушительный срок.
Не для нас.
Маркус, Седрик, отложите свой спор и наслаждайтесь закатом. Нежный упрек матери заставил нас с братом саркастически улыбнуться и замолчать. Мой задумчивый взгляд недолго побродил по небольшому лесу и замер на одной из красных крыш великолепной Праги.
Я ненавидел свое имя. Седрик. Оно напоминало мне какой-то плохой роман. Должно быть, так обязан быть назван главный герой. И это имя мне придется нести всю свою жизнь. Но уже сейчас, в свои двести восемьдесят шесть лет, я не понимал, отчего родители дали мне это напыщенное имя.
Забыл сказать: я вампир. Как мой брат, отец и мать, я нес бремя вечности и бессмертия два великих дара. Однако эти дары были не всегда удобны: наше место жительства менялось так часто, что, кажется, в Европе не существовало города, в котором мы не оставили свой след. Мы переехали в Прагу из Лондона десять лет назад. Но года стали пылью так скоро и незаметно, что мне казалось, будто прощание с мрачным Лондоном свершилось вчера. Не могу сказать, что кровь пражан отличается от крови лондонцев. Думаю, совсем чуть-чуть. Кровь людей всегда одинакова. Как и все люди.
Наша семья Морганы одна из самых больших и уважаемых и в вампирском мире, и в мире людей. Мой отец был обладателем гордого звания «Сэр»: когда-то он был рыцарем Ее Величества, королевы Английской империи Елизаветы Первой. Моя мать представительница чешской семьи Богали. А я наполовину англичанин наполовину чех с дурацким именем Седрик. Своего старшего брата Маркуса я уже упоминал.
Наша жизнь наполнена весельем: ночь в полном нашем распоряжении. Скорость, сила, свобода все это великолепно и прекрасно. До восхода солнца. Едва дневное светило начинает свой восход, мы спешим спрятаться в своих жилищах. В отличие от выдумок людей, солнце не убивает нас и не жжет нашу кожу. Причина нашей нелюбви к солнцу в другом: коснись оно нас своими лучами, люди видели бы дряхлые, полуразвалившиеся останки, которые мы прячем под прекрасной маскировкой, созданной идеалом человеческой красоты. Мы притворялись людьми. Поэтому, солнце было нашим врагом: едва завидев наши истинные обличия, настоящие люди разбегались бы кто куда, а паника в человеческом мире нам ни к чему. Наша тайна и отрицание собственного существования главный аспект нашей жизни: ведь мы хищники, люди наша добыча.
У меня к тебе дело, вдруг шепнул мне брат. Личное.
Я заинтригован, коротко ответил я.
Маркус нечасто обращался ко мне с «личными» делами. И любопытство взяло меня в настоящие тиски. Зная брата, я предчувствовал важный и крайне занятный разговор.
Глава 2
Как только ярко-оранжевый диск солнца сел в густое длинное море облаков, Маркус и я покинули замок и устремились на отдаленный невысокий валун.
Загадочно-рассеянный вид брата интриговал меня. По глазам Маркуса, всегда смеющимся, но теперь спокойным и даже нервным, я понял, что наш разговор будет серьезным. Интересно, какими в этот момент были мои глаза? В душе я строил догадки, о чем будет идти речь, если для этого потребовалась такая секретность.
Мы остановились у края пропасти, и я ожидающе взглянул на брата, думая, что Маркус начнет свой рассказ незамедлительно, но, казалось, он вообще забыл о том, что вызвал меня на тайную беседу, и молча наблюдал за горизонтом.
Так, о чем идет речь? скучающим тоном спросил я, чувствуя, что, если не заговорю первым, Маркус не скажет ни слова.
Мне кажется, я уже знаю, что ты ответишь, сказал брат, взглянув на меня. На его губах играла довольная улыбка.
Маркус, не тяни. У меня есть планы на вечер. Фраза Маркуса показалась мне бессмысленной.
Никогда не думал, что доживу до этого дня. Я влюбился, спокойным тоном сказал Маркус. И добавил. Совсем недавно.
Я насмешливо хмыкнул. Мне-то казалось, что речь действительно пойдет о чем-то серьезном.
И ради такой ерунды ты отвлек меня от дел? недовольно заметил я.
Ерунды? нахмурившись, переспросил он.
Именно.
Ты сумасшедший! обреченно вздохнул Маркус и потер пальцами свою переносицу.
Если ты считаешь, что я разделяю твои взгляды на подобный предмет, то, боюсь, ты фатально ошибся, бросил я.
У меня были причины для раздражения: разговоры о любви и намеки матери о том, что следовало бы породниться с одной из вампирских семей, выводили меня из состояния равнодушного существования. Все эти разговоры были для меня каким-то балаганом, смешной пьесой, поставленной бездарным режиссером.
Ты смешон, резко ответил на мои слова Маркус. Ты вообще любил когда-нибудь кого-то, кроме себя?
Само это слово никак не вяжется с моей жизнью. Любить. Быть рабом женщины не мой удел. И почему в этот момент я чувствовал себя героем плохой мелодрамы?
Когда я увидел ее, в моем сердце что-то взорвалось. Маркус отвернулся от меня, видимо, обиженный моими словами.
В таком случае мне жаль твое сердце.
Я увидел эту прекрасную вампиршу и понял, что отныне мое сердце бьется только для нее. Все произошло стремительно и незаметно. Маркус будто утонул в своих мыслях и не слышал меня.
Раздражение охватывало меня все больше: Маркус был прекрасно осведомлен о том, как я ненавижу подобные разговоры. Влюбился и черт с тобой! Для чего понадобилось оповещать об этом меня?
Любовь это просто метафора, придуманная людьми, чтобы объяснить влечение друг к другу. Только, помилуй, не говори мне, что когда-нибудь я сам попадусь в этот капкан, с иронией сказал я, предвидя нравственные нравоучения.
Какой же ты еще зеленый юнец! усмехнулся брат.
Мне очень хотелось бросить ему в ответ что-нибудь едкое, но, взглянув в его мечтательные и в то же время чрезвычайно серьезные глаза, я понял: Маркус открыл мне свою душу, а я насмехаюсь над ним. И меня охватил глубокий стыд.
Прости. Я зашел слишком далеко, примиряюще сказал я. Мне было стыдно за свое поведение. Только сейчас я понял, как глубоки были чувства брата к его возлюбленной.
Не извиняйся за свою глупость, пробурчал он. Мои пустячные жизненные изменения кажутся огромными мне одному. Ты никогда не любил и не можешь понять меня!
Не думаю, что вообще когда-нибудь полюблю. Я говорил правду, ибо действительно считал любовь и все, что с ней связано, откровенной глупостью. Мне не нужна любовь.
Думаешь, она будет спрашивать у тебя разрешения?
Я уже влюблен, усмехнулся я, через силу сдерживая себя от раздраженного тона.
Какие новости! И в кого же? насмешливо спросил Маркус
В луну и закат.
Мой брат посмотрел на меня, как на безумного. И вдруг громко расхохотался. Я с непроницаемым лицом наблюдал за его истерикой и терпеливо ждал, когда она утихнет. Наконец, Маркус справился с собой и окинул меня полным насмешки взглядом.
Ты сравниваешь любовь к девушке с любовью к закату? С твоими понятиями о любви тебе лишь детей развлекать да книги для неудачников писать, оправдывая их неуспех у противоположного пола!
Маркус всегда был шутником, и его ирония никогда не попадала мимо цели.
Я невольно усмехнулся.
Кто знает, может, в будущем эта книга будет пользоваться успехом среди смертных! со смехом сказал я. Но сейчас огласи: кто же счастливица?
Ты помнишь Мрочеков? вместо ответа спросил меня брат. Польский клан?
При упоминании о предмете его воздыхания, глаза Маркуса потеплели.
С легкой улыбкой на губах я кивнул.
«Значит, одна из девиц Мрочек?» подумал я.
Маришка. Маркус выдохнул это имя с таким благоволением, что я едва удержался от насмешливого смешка. Мне было занятно наблюдать за ним неужели любовь так изменила его?
«Маришка. Ах, да. Тонкая красавица с волосами цвета спелой пшеницы» вспомнил я и улыбнулся.