Человек он дальнего прицела. Слетав, разом начал восхождение. В руководстве управления полётом на наших глазах сменилось три поколения. Первый руководитель Елисеев был старой школы и не смешивал работу с отношениями, Второму Рюмину вообще отношения были «до лампочки». А у третьего, видно так родословная сказывалась, и он начал расставлять преданных. Самому ему, кажется, поначалу временами становилось неловко. При появлении в ЦУПе прежних знакомых он морщился. Попутно пытался показать, кто в ЦУПе хозяин. Ему, как дважды Герою, поставлен на родине памятник, и он начал бронзоветь.
Тираны вовсе не безвредны и жаждут остаться при всём. Беда ещё в том, что плодят себе подобных, а то и создают школы. Такой же посредственности. Снижают планку и фирмы, и нации. Опасность всеобщая налицо и требуется пестицид. Не стоит их жалеть. Искоренять, выпалывать, пока не заросли полностью. Мне совестно, что я это понимаю и бездействую. Нет оправдания тому. Закрываю глаза, откладываю на потом, по сути «в никогда». Так, что встреча с ним станет мне укором. Не светит встреча приятным, мягко говоря, но иду. И сюрприз. Господи, можно спокойно вздохнуть. Сегодня нет его в ЦУПе и его отсутствие в зале управления полётом подарком судьбы для меня.
Новоиспечённый руководитель полётов Владимир Воробьев был в это время на подъезде. Последнее время ему приходилось часто делать вид, сдерживаться, надевать маску. В этот момент он был предельно раздражён, хотя голоса не повышал. Когда он как обычно въехал на территорию и запарковался с внутренней стороны у здания ЦУПа, он выйдя придирчиво посмотрел на своё недавнее приобретение Бентли. В глаза бросалось помятое крыло и неприкрытою раной царапины. Дорогая игрушка красавица машина, которой он заслуженно гордился, выглядела металлоломом на стоянке ГАИ. В таком виде ему пришлось ехать по Москве и полчаса по Ярославскому шоссе от Северянинского моста, где вчера после службы и случилось событие, о чем он не мог теперь, не морщась, вспоминать.
История была по сегодняшним меркам рядовая. Возвращаясь с работы, он позволил себе расслабиться, включил музыку и настроился на нерабочий лад. Но тут его стали подрезать и прижимать к обочине. Он слышал, что местные мошенники выдумали новое вымогательство. Создавая аварийную ситуацию, они вынуждали нанести повреждения себе, а позже требовали непропорциональной компенсации. Ему удалось от них отделаться, но повреждения получил он сам, его красавец новоприобретённый Бентли.
Ситуация усложнялась тем, что В ЦУП обещал сегодня заглянуть Генеральный, времени по обыкновению не назвав, и помятый Бентли на единственной парковке перед ЦУПом обязательно бросится ему в глаза. Генеральный непременно поинтересуется и кому нужно подобное представление? Невольно возникнет мысль: «Вправе ли он руководить сложным механизмом ЦУПа, если собственную автомашину не может в порядке содержать?»
Зайдя на минуту свой здешний кабинет, что рядом с залом управления и имел с этой стороны особый вход, которым кроме него никто не пользовался, входя в зал с другой стороны, со стороны вестибюля, даже не узнав обстановку и случившееся за ночь, он сразу позвонил в гараж жестянщику Паше Короткевичу и попросил его прибыть в ЦУП незамедлительно и неотложно. А тот вместо ответа «Слушаюсь» начал крутить и вертеть, ссылаясь на первоочередные задания и неотложные дела и расставляя очередные дела в очереди по рангу. Он еле сдержался и жестянщика чуть не обматерил, однако сдержался и назначил встречу. Затем, попросив секретаря ни с кем его пока не соединять, посидел за столом закрыв глаза и успокаиваясь, чтобы как обычно войти в зал управления с твердокаменным лицом, на котором никто ничего не мог прочитать.
Войдя в зал, прямо от входа он увидел непорядок. У места оператора «Зари», что из ЦПК, готовясь к сеансу связи сидели постановщики разворачиваемой фермы КГК из Днепропетровска и ненавистный ему особенно в данный момент Сева, который видимо считал, что ему наплевать на цуповские порядки, которые он с таким трудом внедрял, остановив прежнюю околополётную вольницу. Ему захотелось просто скомандовать «Вон из зала», но, подозвав сменного руководителя, он холодно приказал ему остановить беспредел, действуя в рамках принятых недавно правил.
Раньше бессистемно велись свободные переговоры с бортом, хотя и оперативно решали, но могли внести массу необдуманного, нигде не фиксируемого и предельно опасного. «Когда пишут, думают», внося подобное требование, рассчитывал он. А этот Сева считает, что для него и правил особых нет, и нечего вводить свои порядки. С этим нужно разом покончить, и еле сдерживаясь, хотя внешне этого не показывая, он сказал, что намеченный сеанс связи с бортом он отменяет.
Раньше бессистемно велись свободные переговоры с бортом, хотя и оперативно решали, но могли внести массу необдуманного, нигде не фиксируемого и предельно опасного. «Когда пишут, думают», внося подобное требование, рассчитывал он. А этот Сева считает, что для него и правил особых нет, и нечего вводить свои порядки. С этим нужно разом покончить, и еле сдерживаясь, хотя внешне этого не показывая, он сказал, что намеченный сеанс связи с бортом он отменяет.
До полёта он сам был рядовым в ЦУПе исполнителем и волнуясь выходил со своими вопросами на связь с экипажем, обычно напрямую имея дело с вечным заместителем Руководителя полётом Виктором Благовым, который до этого был проектантом, знал всех и особых церемоний не одобрял. Трудно было представить, что такие специалисты, как Благов, сами находятся у кого-то в подчинении. Основную лётную работу в ЦУПе вёл именно он. Но и при Елисееве он был замом, и после при Рюмине, и когда, наконец, место освободилось и ему казалось сам бог велел возглавить полёт, предпочли космонавта. При нём была доверительная атмосфера, позволяющая мгновенно и неформально решать, но существовала и опасность напороть сгоряча, что в лётной практике космических полётов не имело оправданья.
До сеанса связи оставались считанные минуты. Готовые к сеансу мы сидели рядом с оператором «Зари». Когда в зал влетел руководитель полёта Воробьев. Иначе не скажешь. При виде нас брови его взлетают вверх и последовала вводная.
Не разрешаю прямое общение с экипажем. Можете подготовить сообщение. Изложите свои резоны на принятом бланке и через сменного руководителя передайте оператору «Зари».
Подобное было новым. Поощрялись обычно прямые контакты, чтобы исключить «испорченный телефон», да и космонавтам приятно общаться со знакомыми. Это даже играет роль психологической поддержки экипажа. Негласной, в числе мелких неофициальных деталей, сглаживающих полётные шероховатости.
Объясняться бесполезно. Воробьев безусловно обладает местной властью и решил. Может, даже вопреки всему. Да, и неприлично базарить. На людях «копья ломать». Порядок в зале управления превыше всего. Оставалось только вздохнуть и «сообщение» написать. Дело в общем выдуманное. Потому что, когда мы ушли, по просьбе экипажа постановщикам эксперимента разрешили прямое общение с бортом. Выходит, дело было во мне и в руководителе полётов, а точнее в наших отношениях. История у смены на глазах и её повсеместно разнесли, что ничему не способствует, а свидетельствует, что ты в ЦУПе нежелателен. То есть в дело внесли отношения, чего прежде не было.
Оператор «Зари» был из ЦПК. Более того он был из тех, кто претендовал и надеялся на полёт, но на какое-то время был от подготовки отстранён. О всех, кто готовился или отлетал, в Центре Подготовки Космонавтов складывалось собственное мнение. Оператор даже чуть усмехнулся, считая подобную реакцию разрядкой за требуемую сдержанность и коммуникабельность подготовки и скромность в полёте. Мол, это послеполётный синдром, но, если он затянулся, он может сулить трудности коллективу ЦУПа, дежурящему сборной командой обслуживающих полёт и представляющему сборную солянку различных подразделений, что делало его уникальным и одновременно мешало делу. Ходили слухи, что новый руководитель задумал эту пестроту упразднить и сколотить однородный коллектив управленцев и анализаторов под единым администрированием. Если до этого верхушка айсберга команда ЦУПА была в какой-то мере на виду, то впредь руководителем полёта известность и ограничится. Сегодня это изюминка негласных межведомственных новостей.
«Проблемы» с руководителем полётов имели место в Главном зале управления ЦУПа.
Мелочь, конечно, но характерная. Такие кунштюки не по мне. На новом месте и в новом качестве. Впрочем, их не особо брали в голову. Перебрасывались мнениями, пока шли до проходной.
По-моему у вас что-то личное.
Да, нет. Ничего. Я всегда считал его мальчиком, не особо заслуживающим внимания. Таким, как и многие.
Нет, нет. Не спорь. И без микроскопа видно: вы в чём-то пересеклись.
Не вижу повода. Просто вожжа попала под хвост. Тоже мне герой.
Не просто, а Дважды Герой.
Нам на голову.
Воспринимай его, как проблему климата.
Да, сходная тенденция.
«Ну, и чучело, думал я. Выходит, этим бросает мне вызов». Сменный это заметил и даже подмигнул: «А что поделаешь? Такие теперь порядки». Мигнул и оператор «Зари». Не нравятся мне такие отношения. С чего не возлюбил? А было время, когда я его просто не замечал. Он был для меня в числе прочих, готовящихся к полёту. Помню его на стадии ожидания, в коллективе ему подобных. Тогда нужно было быть скромным и коммуникабельным. И он был скромен и терпелив. Затем состоялись долгие полёты, и в радиопереговорах он уже позволил себе. На моё замечание и упрёк экипажу ответил: «Сева, хватит заниматься словоблудием».