Таким образом, основное внимание в этой книге сосредоточено на тех институтах, которые приводят к бедности и экономической отсталости. Может показаться, что институциональная патология не входит в число тем, которые имеют большое значение. Однако я убежден, что пристальное исследование институциональных болезней приведет нас к выводам и даст нам знание не только о природе здоровых институтов, но и о возможных способах лечения.
В главах 2 и 3 я модифицирую стандартные методы теории рационального выбора путем включения в них того, что я называю социальными моделями процесса принятия решений. Моя аргументация заключается в том, что как обычные люди, так и политические деятели ведут себя подобно представителям социальных наук, когда пытаются понять социальные структуры и принимать решения в социальном окружении: они стремятся уложить его сложность в простые социальные модели. Те социальные модели, которые специально структурируются для разработки политики (акторами одного или другого типа), я называю политическими моделями. Хотя предполагается, что акторы ведут себя рационально, в терминах своих политических моделей, сложность их выбора зависит от сложности этих моделей. Данный подход не исключает возможности того, что иногда акторы следуют рутинам. Особенно меня интересует идеологический дрейф связанный с движением социальных моделей отдельных групп в сопоставимых направлениях, например с движением к более религиозному (светскому) государству или к централизации (децентрализации) экономической деятельности.
В главах 47 исследуются различные аспекты ловушек бедности и рассматривается научная литература в поисках их объяснения. Ловушки бедности, которые обычно включают политические, экономические и культурные элементы, представляют социальное равновесие на низком уровне технологического развития и дохода. В этих главах обсуждается, например, политическая логика несовершенных экономических институтов; роль неэффективных социальных норм; а также причины, по которым социальные институты могут быть эффективны в обычном статическом состоянии, но при этом обладать неэффективной динамикой, блокирующей структурную реформу. Чтобы дополнить теоретический раздел книги и довести до кульминации обсуждение ловушек бедности, я включил в книгу исследование конкретной ситуации о причинах голода в Исландии. Смертельная ловушка бедности в этой стране включала как внешние, так и внутренние элементы, а мой анализ сосредоточен на загадке пропавшей отрасли широкомасштабного рыболовства, которое возникло только к концу XIX века.
В части III я обращаюсь к проблеме институциональной политики и ее разработки. Это исследование я начинаю, в поисках ориентиров, с обращения в главе 8 к теории экономической политики, которая возникла после Второй мировой войны, чтобы подкрепить макроэкономическую политику и планирование. В действительности теория экономической политики представляет применение математической теории принятия решений на основе которой формулируются рекомендации для политиков о том, как использовать политические модели для достижения наилучших возможных макроэкономических результатов. Хотя данный подход не связан ни с одной из конкретных экономических теорий, его основатели иллюстрировали свой метод с помощью традиционной кейнсианской макроэкономики, которая была в моде в то время. Я вкратце описываю, как макроэкономика рациональных ожиданий преобразовала наш образ мысли о политике, приписывая политические модели репрезентативным экономическим акторам, а также предполагая, что частные акторы способны оказывать противодействие политике. Я также обсуждаю макроэкономику ограниченной рациональности, которая исследует то, как различные акторы формируют, уточняют и координируют свои политические модели, что выступает необходимым условием достижения равновесия рациональных ожиданий. Наконец, я формулирую некоторые уроки, которые можно вынести для институциональной политики из более чем полувековых размышлений о макроэкономической политике.
В главе 9 обсуждается, как эндогенная политика ограничивает институциональную реформу, осуществимую практически, и даже ей препятствует, если буквально воспринять логику стандартных теорий рационального выбора. Если социальные структуры известны полностью, то парадокс Бхагвати говорит нам о том, что в ситуации социального равновесия не существует акторов, которые желали бы и были бы способны к реформе социальных институтов (за пределами того, что уже было сделано или запланировано). Ограниченность информации и неполнота политических моделей несколько ослабляют парадокс Бхагвати, создавая возможности для консультирования и убеждения (особенно во времена повышенной неопределенности), что может привести к пересмотру политики. И все же один из моих главных выводов заключается в том, что экономисты склонны недооценивать значение эндогенной политики и границы реформ.
В главе 9 обсуждается, как эндогенная политика ограничивает институциональную реформу, осуществимую практически, и даже ей препятствует, если буквально воспринять логику стандартных теорий рационального выбора. Если социальные структуры известны полностью, то парадокс Бхагвати говорит нам о том, что в ситуации социального равновесия не существует акторов, которые желали бы и были бы способны к реформе социальных институтов (за пределами того, что уже было сделано или запланировано). Ограниченность информации и неполнота политических моделей несколько ослабляют парадокс Бхагвати, создавая возможности для консультирования и убеждения (особенно во времена повышенной неопределенности), что может привести к пересмотру политики. И все же один из моих главных выводов заключается в том, что экономисты склонны недооценивать значение эндогенной политики и границы реформ.
После обсуждения различных шоков, которые иногда ослабляют ловушки бедности, в главе 10 доказывается, что история страны влияет как на успех реформ, так и на те направления, которые они принимают. В тех случаях, когда экономисты рассматривают экономику изолированно от остального общества, у них иногда возникает искушение утверждать, что страна, такая как, например, Китай, делает ошибку, следуя определенным путем, вместо того, чтобы выбрать некоторую другую стратегию экономических реформ, которая, очевидно, имеет гораздо большую отдачу. Подобная аргументация часто ошибочна, потому что путь реформирования не избирается свободным образом из большого набора альтернатив, но возникает в результате торга и столкновений между социальными группами с конфликтующими интересами. Путь реформирования скользок, распространены развороты, а история отбрасывает длинную тень, воздействуя на то, как страны справляются с институциональными реформами. Для иллюстрации этой точки зрения я использую три конкретных случая: Китай, СССР и Ботсвану.
В главе 11 исследуется вопрос о том, почему трансплантация или иное внедрение новых социальных технологий (например, современного правового кодекса) представляет собой деликатную задачу с неопределенными результатами. Нам необходимо знать больше о причинах значительных негативных эффектов трансплантации, минимальных уровнях легитимности, необходимых для поддержания экономического роста, а также о наименее затратных стратегиях, которые бедные страны могут принять для достижения требуемого уровня экономического развития. Я доказываю, что провалы новых институтов часто имеют довольно простые причины, в число которых необязательно должен входить непримиримый конфликт между традиционными социальными моделями и современными институтами. Государство может просто слишком мало инвестировать в инфраструктуру и функционирование современных социальных систем, таких как правовые системы. Более того, даже при наличии доброй воли центрального правительства традиционные (часто местные) центры власти могут предпринимать меры для саботажа новых систем, напрямую подрывающих их влияние.
Назовем также другие соображения. Имеющие свидетельства говорят о том, что осуществимый путь к прогрессу, доступное открытие, варьируется в разных странах в зависимости от исторических и политических причин. Не существует единственного метода перехода к современной экономике. Более того, неполнота политических моделей приводит к тому, что политические процессы включают торг в условиях неопределенности, а также обучение, ведущее к последовательному обновлению публичных и частных политических моделей. Мы мало знаем о том, какое направление может принять такая динамика. Часто экономические системы хорошо работают значительный период времени, но в некоторый момент начинают демонстрировать свойства склеротичности и кризисности, при этом представители социальных наук гораздо лучше могут объяснить подобные поворотные пункты ex post, чем предсказать их. Наконец, я завершаю эту книгу описанием эмпирического примера, который иллюстрирует тонкое искусство значительной институциональной реформы попытки исландского правительства, предпринятые в конце XX века для внедрения элементов исключительных прав собственности в двухсотмильной зоне рыболовства этой страны.
Часть I
Несовершенные институты теория
Глава 1
Несовершенные институты и теория роста в современной экономической теории