Улетел на рассвете - Май Ван Фай 6 стр.

Не вижу, только слышу
Каждый звук,
С деревьев доносящиеся трели:

Один воробышек, вспорхнув,
Присел на ветку,
Освободил местечко для другого.

И ради этой пары воробьёв
Я здесь.

А в этот миг и лилия раскрылась,
Как некий клад из антиквариата.

Портрет висит в дворцовом кабинете.
Вскипает самовар.
Матрёшка распахнулась.
И ароматом каравая печь благоухает.

Дорога мысли
Убегают вдаль.

Когда ж затихнут, 
Жду я,  воробьи,
Ведь только что промчал-пронёсся ветер
По русым по берёзовым холмам.

Ветер начисто подмёл
Всю гладкую поверхность земли:
У обочины траву,
Вдоль дороги корни деревьев.

А я ищу место для отдыха.
Выбираю книгу
Но как привести себя в равновесие духа?

Вдруг вижу куст ландыша передо мной.
И слышу шепчет мне:
«Упрячься в тайне!
Отметь себя молчанием!
Приложи к губам палец и тишина»

И в налетевшем резком вихре ветра
Укутались теплом, туманом, светом
И мудрый кустик ландыша,
И я.

Ещё вчера малина зеленела.
Всю ночь я слышал музыку:
Копыта цокали, звенели бубенцы
И ранним утром ягоды поспели.

Звук бубенцов крестьянских лошадей,
И молодые возницы в телегах,
Нагруженных и сеном, и зерном;
И прошловекий принц, гулявший ночью;

И конь, в рывке порвавший все поводья,
Всё мчится, мчится.
Грива растрепалась в ночи под ветром.
Снится ветер мне: он всё несёт,
Разносит эхом звуки,
И звуки заполняют всё собой.

Мой русский друг принёс мне горсть малины
Из сада своего, уже созревшей.
Смакую наслаждаясь, не спеша.
Мне кажется, что в ягодах звучанье
Всего оркестра, снившегося мне.

Всю поверхность воды потянул на себя
Вверх за парой взлетающих крыльев.
Но истинную глубину знает лишь душа озера.

Как долго томился он в неволе!
Бурлит поток воды вслед
За белоснежным опереньем,
За серыми поджатыми лапами.

Высоко летит лебедь:
Покрытый травой берег
В прищуренном глазу сжался.

И улетел на рассвете
Через другие озёра
Лишь пар клубится днём и ночью.

Утреннее солнце и пар от воды
Укрыли влюблённую пару,
Целующуюся на берегу канала Грибоедова.

Я иду широким шагом
К Спасо-Преображенскому собору[8].
Душа переполнена верой
И счастьем влюблённых.

Ещё ярче золотятся купола,
Родней и ближе стала стая голубей и воробьёв.
Перед входом в храм все пары влюблённых
Обмениваются поцелуями.

Так,  я подумал,  они
Отпускают друг другу грехи
Согласно таинству покаяния[9].

Вдохновлённый ожиданием Воскресения,
Старик поднял вверх глаза
И, осенив себя крестом, спросил, верую ли я.

Подняв копыта, встав на дыбы,
Конь грудью двинулся на юношу,
Поймавшего его и под уздцы держащего.

Невский проспект.
В людском потоке, взирающем наверх,
Запечатлеваю в памяти
Образ вечерней России.
Белый след самолёта в небе
Смешивается с журавлиной стаей

Я едва сдерживаю волнение,
Взирая на поединок юноши с конём:
Победит ли юноша
Иль конь порвёт удила?

Останавливаюсь на Аничковом мосту
И тоже хочу умчаться.

С вершин деревьев
Водопадом льётся поток жёлтых листьев.
Люди и голуби ищут приюта.
Ветер метёт-подметает дочиста

Каждый булыжник мостовой
Ещё со времён императора Петра.
Такая чистота здесь, у корней
Каждой травинки.

Малиновый звон срывается
С вершины колокольни
И опускается на лиственный ковёр
Вокруг памятника.

Распахивается окно дворца 
Императрица Екатерина
Высоко держит скипетр,
Улыбается, успокаивая подданных.

Она всегда властна и притягательна.
«Властна и притягательна», 
Невольно повторяю эту фразу вполголоса,
Переводя взгляд то на ряды берёз,
То на белые и зелёные хризантемы,
Склонившиеся к земле.

После выстрела пушки в двенадцать часов[12]
Открывается небо другое.
Голуби пролетают сквозь дым орудий,
Перемещается галька, меняя положение.

Вглядываемся, подняв глаза,
На призывный звук колокола.
Ждём, когда апостол Пётр сотворит чудо.
Запоздало-грустные цветы сирени,
Алые гроздья рябины на согнутых
Под тяжестью ветках.

Перед монетным двором 
Тюремные камеры.
Люди группами молча заходят внутрь.
На золотом троне неподвижно застыл
Император Пётр.

Ветер, кружась, поднимается
С Невы к вершинам башни,
Кронам дубов, макушкам берёз.
Я аккуратно кладу каждый поднятый листик
В неисчерпаемую сокровищницу земли.

Стайка воробьёв сидит на траве
У безмолвного озера.

Ветер устремляется вверх в кроны деревьев,
Одно за другим расшвыривая золотые мониста.

Солнечный свет, словно свечной воск,
Освещает колокольни,
Дворцы, фонтаны,
Юных девушек, идущих от Третьяковской галереи,
Лилово-синее небо.

Останавливаюсь возле огненно-красного клёна,
Подбираю на память листок.

В гостях в квартире учительницы Татьяны Ивановны
Мы пьём вино, едим хлеб и борщ.

Татьяна Ивановна открывает страницу дневника,
Где запись, сделанная мамой в день её рождения отцу:
«Родной мой Ваня, я в порядке, хотя ещё слаба»

Фотопортрет отца, работавшего некогда в органах,
Фото мужа-учёного их никого уже нет.

И всё теперь по-другому!

Только ветер приносит знакомый запах берёзовой листвы,
Овевая икону на книжной полке из сосны.

Выходим вместе на балкон и фотографируемся против света,
Фиксируя дорогу с множеством поворотов,

Зелёные, красные яблоки,
Осыпающиеся на вечерней заре.

Там, на небе,
Великий поэт Пушкин
Держит за руку Натали[13]
И смотрит на Россию
И мир.

Каждая строка поэта
Это ключ,
Открывающий осень.

Я произношу название
Одного из его стихотворений.
Две опоры моста,
Две створки двери,
Две каменные глыбы,
Два только что распустившихся цветка

Слежу за парой рыжих белок,
Ловко взбирающихся по клёну.

Пушкин и Натали,
Приближаясь, опускаются ниже
Ближе к Казанскому собору,
Ближе к Царскому Селу[14].

Лебеди, опьянённые страстью,
Попарно плавают в озере.
Голуби, вороны и вороны,
Опустив вытянутые лапы,
Не хотят покидать поверхность земли.

Ворона, каркнув,
Взлетела на клён
И съёжилась, будто кто-то исподтишка
В неё выстрелил.

Каждая пуля разрывает в клочья пелену тумана
И вонзается в землю.

Тёплые имена друзей:
Коля, Рита, Маша, Вова, Ольга,
Оля, Лилия.
Необозримые поля дикого тростника!

И столько смертей!
Войны, терроризм, разборки
Нет больше вражды.

Колышется тростник!

Парк в выходной день.
Молодые супруги, увлечённые беседой.
В колыбели сладко спит младенец,
Чмокая, словно сосёт сосок.