Мы стали жить вместе или, как пишут в судебных протоколах, «осуществлять ведение совместного хозяйства». Лена была хорошей «хозяйкой», пусть даже это определение и не очень подходило к её порывистой и увлекающейся натуре. Но в нашей комнате, опять же, «на территории совместного проживания», всегда была чистота порядок и витал необъяснимый ореол чисто женского гнездышка. Этакий купаж ароматов цветочно-парфюмерно-кофейного толка. Мои носки, рубашки и бельё, предназначенное в стирку, внести дискомфорта в эту атмосферу не могли, так как срочно упаковывались в полиэтиленовый пакет и отправлялись в прачечную.
Нарушить конфетно-мандариновую ауру могли лишь ветры «благовоний» от нефтеперегонного завода и всепроникающий запах дешёвой рыбы, которую с вожделением жарили на кухне наши пожилые соседи Фёдор Иванович и супруга его Клавдия Петровна. У них была смешная фамилия Поштаник. Дядя Федя и тетя Клава Поштаники. Соседи незлобиво их поддразнивали, как бы невзначай добавляя отсутствующую букву, а они и не обижались.
Метро в районе отсутствовало, как и отсутствовала из года в год уплывающая за горизонт перспектива его строительства. Ленка, отшагавшая на каблуках и под дождём злосчастный километр, отделяющий наш дом от ближайшей станции метро, влетела в квартиру раздражённая до крайности. Несколько выждав, я подкрался:
Лена, есть кое-какие новости, надо бы обсудить.
Да погоди ты с новостями, дай юбку застирать, всю заляпала, пока добежала. Это мне.
Маршрутки век не дождёшься, чуть каблук не оставила в какой-то решётке, на тротуарах сроду лужи и грязь. Да чтоб они сдохли все! Это уже муниципальным властям. И отчасти своему «бывшему».
Ничто не мешало ей иметь в характере малую толику вздорности.
Я уезжаю, Лен, извещаю со скорбным вздохом.
Опять?! Вскинулась она. Не-ет, похоже, это не кончится никогда!
Хоть опять, хоть снова. А ехать надо. Успокойся и давай-ка присядем.
Давай. Но только скажи мне, Олег, тебе самому не надоела такая работа? Не проходит и двух недель, как я снова остаюсь одна и пялюсь ночами без сна на этот негасимый факел. Нет желания ни убираться, ни стирать, ни готовить. Я с тоски выпивать начну, Некрасов! Мы когда-нибудь станем жить нормально?
Вот как раз после командировки, полагаю, и должна начаться нормальная жизнь. Не могу пока посвятить тебя в детали, но эта поездка, по словам Иннокентия, может иметь судьбоносный характер. И для фабрики, и для нас с тобой в том числе.
И ты ему веришь? Вот если бы он квартиру тебе отвоевал, это был бы судьбоносный подарок, а так одни слова. Ценятся не слова, а поступки.
Подожди, а у тебя-то какие основания ему не доверять?
Есть основания! Почти выкрикнула она, словно огрызнулась, но тут же смягчилась. Просто вижу, что он на тебя буквально сел верхом. А ведь помнится, ты хотел серьёзно с ним поговорить. Где же она, твоя решимость? И потом, куда хоть едешь-то на этот раз, я могу узнать?
Можешь. Хорошо, что сидишь. В Таджикистан, в город Душанбе. В Понедельник.
Рехнуться можно! Сегодня же понедельник! Прямо сегодня, что ли?
Да нет, Душанбе в переводе и есть Понедельник. В старину этот, тогда ещё кишлак, стоял на Великом Шёлковом Пути. По понедельникам там собирались крупные базары, постепенно название и прижилось.
Бред какой-то, По-не-дель-ник Ну, что же поделаешь, поезжай, она выдержала паузу, стремительно поднялась с дивана и взъерошила мне волосы:
Не знаю, милый, как там у них, в Таджикистане, а у нас есть очень точное присловье «Понедельник день тяжёлый!». Не забывай об этом, путешественник ты мой, неугомонный! Пойду, кофе сварю, будешь?
* * *
До сих пор хорошо помню первым в наше с сестрой неказистое жилище ввалился военком дядя Ваня. В громоздком влажном дождевике. За спиной у него, поблёскивая кокардой, металась фуражка лейтенанта Серёги. Мы натурально стушевались, но стали настойчиво приглашать гостей в дом. Поздоровавшись, мужчины развесили верхнюю одежду по гвоздям, стянув сапоги, прошли в комнату и сели к столу. Маша, обессилев от волнения, опустилась на диван.
Меня разбирал смех от того, как комично смотрелись эти большие фигуры, облачённые в офицерскую форму и прячущие под сиденья свои ступни в разноцветных шерстяных носках. От Машиных щёк можно было прикуривать. Помолчали.
Меня разбирал смех от того, как комично смотрелись эти большие фигуры, облачённые в офицерскую форму и прячущие под сиденья свои ступни в разноцветных шерстяных носках. От Машиных щёк можно было прикуривать. Помолчали.
Маша и Олег! сказал дядя Ваня и многозначительно кашлянул. Я, как человек военный, скажу прямо и коротко. Мы пришли сватать тебя, Мария! Как там говорят у вас товар, у нас купец, он кивнул в сторону Серёги. Есть у него к тебе деликатное предложение.
Теперь вспыхнул Серёга. Изменившимся голосом и, еле слышно пробовал что-то связно начать, теребя у скатерти кисти.
Встать! гаркнул военком, и чётко доложить человеку обстановку.
Сергей вскочил, гневно сверкнул очами на отца и одёрнул китель:
Дорогая Маша! вкрадчиво подошёл к дивану, опустился на колено и взял её ладонь, прошу тебя стать моей женой. Ты мне очень нравишься. Все эти дни я не находил себе места, а наши встречи подарили мне надежду, что и я тебе небезразличен. На принятие всех решений, венчание, свадьба, сборы в Москву, у нас ровно десять дней. Я должен прибыть в расположение части точно в срок. Но отправиться туда одному выше моих сил. Кроме того, командир предупреждён о том, что я приеду с супругой. Вероятно, это верх самоуверенности, но я люблю тебя, Маша, и настойчиво ищу твоего согласия.
Он вложил ей в раскрытую ладонь сверкнувшее камешком колечко. Пожалуйста, Маша, скажи, что ты согласна. Ты согласна?
Как излагает шельмец! Может ведь, когда припрёт, шепнул мне дядя Ваня.
Слезы таяли на пылающих щеках сестры, она отрицательно качала головой из стороны в сторону и твердила:
Нет, нет, нет, что вы такое удумали, Сергей Иванович. Пожалуйста, встаньте, отняла руку и положила колечко на стол. Нет, Серёжа, нет! Дядя Ваня, Бог с вами, как же это возможно, у меня Олежка на руках, ему школу надо заканчивать. А жить он будет на что?
Машенька, басил военком, всё уже продумано и оговорено. Парню шестнадцать лет, считай, призывной возраст, паспорт на руках. Я был в райсобесе, Николай Николаевич оформит ему пособие, как оставшемуся без попечения. А за попечение тебе совсем не стоит переживать, я лично берусь за это дело. Тамара Петровна, супруга моя, конечно же, тоже согласна с выбором Сергея. Вы с Олежкой ведь выросли на наших глазах. А потом, сама посуди, могу я нарушить обещание, которое дал вашей маме перед её кончиной? Она говорила мне тогда, в больнице:
«Ваня, ты уж там, после всех неприятностей, пригляди за моими. За Олежкой особенно. Кого я ещё попрошу, кроме тебя».
Понизив в голосе, оглянулся на мамин портрет:
И, если уж совсем откровенно, ни для кого же не секрет, что Наташа была моей первой школьной любовью. Да. Всё было, да быльём поросло.
Маша, закрыла лицо ладонями. Дядя Ваня продолжал:
Но теперь, мы ведь собираемся стать одной семьёй, то есть самой тесной роднёй, если я правильно понимаю. Поэтому не вижу оснований для беспокойства. Для Олега на выбор есть несколько вариантов начать самостоятельную жизнь.
Первое школа-интернат, где проживают ребятишки из деревень. Неделю там, на всём готовом, выходной дома. Год пролетит моментально, а там и в военное училище рекомендовать будем.
Второе захочет, пусть живёт у нас. В доме есть две свободные комнаты, даже с отдельным входом.
Третье настоятель монастыря игумен Никодим, ваш духовный отец, с удовольствием выделит ему теплую келью в братском корпусе для проживания и занятий, а также место за трапезным столом. Я специально напросился к игумену на аудиенцию. Ему очень дорога память о вашей маме. В школу надо будет ходить подальше, но молодому волку семь вёрст не крюк! Так или не так, Олежка? Конечно, батюшка назначит ему какое-то послушание, как труднику, что, опять же, необычайно полезно для души и тела. И угодно Богу. А то, можно просто остаться в своём доме и жить на пособие. Полные пригоршни выбора, Олег!
От такой велеречивости по мою перспективу, сердце стало выстукивать тарантеллу. Ну, какому же подростку не грезилась в радужных сновидениях эта полная свобода неподконтрольного существования! Но стоп, машина! А если Маша откажется наотрез?
Скрипнула входная дверь и я выскочил в прихожую. Тамара Петровна, тяжело отдуваясь, стягивала со своей грузной фигуры мокрый плащ.
Мамочка, ну зачем же ты утруждалась, виновато хлопал себя по ляжкам дядя Ваня, сердце же! Тебе нельзя!