На пороге у вечности стоя?»
Удивился судья. «Для веселья,
Ваша честь, больше поводов ныне
У меня, чем у Вас. Перед Вами
Здесь стою́ я, ни в чём неповинный.
Вы, конечно, заранее знали,
Что меня на суде ожидает.
А я знаю, как доктор, что с Вами
Будет. Это меня не прельщает!
Не сменял бы верёвки на камень,
Что Вы носите, честное слово!
Смерть моя мне покажется негой
По сравнению с тем приговором,
Что однажды Вам вынесло небо
Тот Господь, чьё Вы имя так часто
Произносите здесь». Белый, будто
Полотно, лорд застыл. Но напрасно
От него взрыва ярости лютой
Люди ждали в тиши наступившей.
Лорд, поднявшись с трудом, вынес смертный
Приговор. Сел, смахнув проступивший
Пот на лбу; речь врача безответной
Он оставил. И кто-то подслушал,
Как шепнул прокурор адвокату:
«Чуть не о́тдал судья Богу душу,
Я клянусь. Тот мошенник лохматый
Так его напугал. Жаль, окончен
Путь его. Человек, что способен
Устрашить лорда Дже́фрейса, точно,
Будь он жив, далеко пойти смог бы».
Глава IV. Торговля людьми
(Глава о нежданной королевской «милости», неприятном морском путешествии, «живом товаре» и первой встрече с прекрасной дамой)
Но иначе всё в жизни сложилось:
Смерть досталась не всем осуждённым.
Их спасла королевская «милость».
Хоть считать её можно условно
Таковой. В отдалённые зе́мли,
На просторы бескрайних плантаций
Самодержец отправить велел их.
Вместо казней вменил он повстанцам
Десять лет рабской муки. Несчастных
Ожидала свобода как будто.
Но живыми добраться к ней шансы
У рабов так ничтожны и смутны!
И корабль увёз осуждённых
В незнакомые дальние дали.
Из-за грязи, условий стеснённых
Заключённые заболевали.
Из полсотни повстанцев десяток
Жизней в море забрали болезни,
В том числе Эндрью Бэйнса. Не прятал
Питер Блад своих чувств и, полезным
Быть стремясь, он просил капитана,
Чтоб его подпустил тот к лекарствам.
Капитан то отказывал рьяно,
То врачу угрожал. Но вдруг ясно
Понял, что его могут к ответу
Притянуть за потерю «товара».
И тогда, беспокоясь об этом,