В такое верилось с трудом. Мальчик зачарованно ходил по квартире, спрашивая у взрослых:
Мы что же, здесь одни будем жить?
Конечно! радостно отвечал профессор, у которого наконец-то появился собственный кабинет.
А кто со мной в комнате будет жить?
Никто, ты один. Теперь тебе никто не будет мешать делать уроки!
В доме проживало много фронтовиков. Некоторые из них имели серьёзные боевые ранения, и Пётр Митрофанович считал своим долгом наведываться в такие квартиры. Носил лекарства из своего госпиталя, делал уколы и перевязки и никогда не брал за это никаких денег. Старый доктор всегда имел при себе видавший виды потёртый саквояж со всем, что могло пригодиться ему при осмотре больного. И весь двор, наблюдая высокую сутулую фигуру профессора с коричневым баулом в руке, по-доброму посмеивался:
Скорая помощь пошла!
Полковник знал боевых офицеров лично, автоматически считая их своими пациентами. Со всеми был на короткой ноге, несмотря на своё профессорство.
Однажды он зашёл навестить боевого лётчика-штурмовика, жившего в соседнем подъезде. Офицер недавно похоронил жену. Детей у него не было. Гвардейский ас, носивший в своём теле несколько осколков, которые в своё время побоялись трогать полевые хирурги, воевал лихо: его мундир украшали ордена Боевого Красного Знамени и Красной Звезды, орден Александра Невского, орден Отечественной войны, медали за отвагу и победу над фашистской Германией. Всего двенадцать боевых наград. Теперь же он был абсолютно одинок. На улицу выходил редко. А если это случалось, то лишь в погожие тёплые дни. Выйдя из подъезда на перебитых негнущихся ногах, лётчик (как звали его все во дворе), опираясь на палку, делал несколько шагов до лавки, стоявшей тут же у подъезда, и тяжело опускался на неё на полчаса-час погреться на солнышке.
В однокомнатной квартире у офицера почти не было мебели: стол, стул и кровать с панцирной сеткой, на которой он и лежал. Да ещё в дальнем углу стоял угрожающего размера трофейный чемодан, который на сленге фронтовиков называли «Великая Германия». Чемодан был настолько огромен и крепок, что мог играть и в разное время играл роль стула и стола одновременно.
Привет, Лукич! приветствовал фронтовика Пётр Митрофанович, лишь для приличия постучав в дверь, прежде чем войти. Были времена, когда двери не запирали!
Здорово, Митрофаныч! обрадовался Степан Лукич (так звали лётчика). Знаешь, я давно хотел поблагодарить тебя за всё, что ты для меня делаешь! За дружбу! Но особенно за сына!
За сына? удивился полковник.
Ну да. Ты же знаешь, я почти не выхожу, а Борька твой у меня ежедневно. И в квартире приберёт, и в магазин сбегает, чай заварит. А потом сядет вот так же, как ты, у кровати и просит, чтоб я ему про войну рассказал, про бои, о том, где и как ранен был. Если б не он Признаюсь тебе, я уж тут грешным делом пару раз свой наградной парабеллум доставал, когда совсем хреново было.
Да ты что, Степан! Разве ж можно?!
Прости, Митрофаныч. Что было, то было! Хороший у тебя парнишка. А у меня вот никого. Я только удивляюсь, как это его со школы так часто отпускают? Говорит: учителя заболели, а то отпустили, мол, за успехи в учёбе!
Да нет, учится-то он как раз весьма посредственно. Только живёт в нём война и уходить не хочет. А натерпелся он за свою недолгую мальчишескую жизнь столько, что не одному взрослому на век хватит!
Понятно. Ты, говорят, с войны его привёз?
Да. Подобрал сироту на пепелище сгоревшей белорусской деревни.
А родители где же?
Погибли при отступлении немцев. Каратели постарались!
Какое счастье, что не видел я этого ничего! Для нас ведь война кабина пилота. А ты, медицина, с матушкой-пехотой протопал!
Да уж задумался, вспоминая былое, старый доктор. Ну ладно, давай я тебя посмотрю!
Да чего там смотреть-то? Расписался на мне немец на всю оставшуюся!
Держись, брат, держись! Я тебе сейчас обезболивающее сделаю, поспишь.
Умер боевой лётчик в самом конце 40-х, не дожив двух дней до очередной годовщины праздника Победы. На столе в его убогой квартирке нашли записку. Нет, он не застрелился умер от ран. Перед смертью же просил передать свой мундир и все награды на нём Борьке. На память. Как сыну.
Глава 2
Жизнь набирала обороты. Мучительно отходила от тяжелейшей войны страна, учредив и отметив первый в послевоенное время сугубо гражданский праздник День строителя. Главное теперь заключалось в возведении жилья и объектов промышленности. Возвращались из эвакуации не только люди, пытаясь найти разбросанных лихолетьем родных, но и целые заводы.
Глава 2
Жизнь набирала обороты. Мучительно отходила от тяжелейшей войны страна, учредив и отметив первый в послевоенное время сугубо гражданский праздник День строителя. Главное теперь заключалось в возведении жилья и объектов промышленности. Возвращались из эвакуации не только люди, пытаясь найти разбросанных лихолетьем родных, но и целые заводы.
Огромная страна гудела, как улей, отстраиваясь заново. Впервые в городах и сёлах вышла на парад не боевая, а гражданская техника: трактора, бульдозеры, грузовики. И люди не в военных шинелях и сапогах, а в костюмах и белых рубахах. Но прежде отдать дань глубокого уважения и любви тем, кто отстоял право жить и строить, тем, кого уже не вернуть! И потянулся народ на братские могилы с венками и живыми цветами. А на глазах снова слёзы и нестерпимая боль невосполнимой утраты. У каждого своя.
Август 1956-го в Ленинграде выдался жарким. После митинга на Пискарёвском кладбище народ рассупонился, снимая пиджаки и галстуки. Среди молодых парней и девушек, окруживших автоматы с газированной водой, Борька. Теперь он Борис Добров, студент Военно-медицинской академии имени Кирова!
Странным образом всё порой случается в жизни! Учась в восьмом классе, в самый разгар корейской войны Борька вдруг попросил Петра Митрофановича показать ему госпиталь. Полковник, хоть и удивился внутренне его просьбе, но вида не подал, и уже на следующий день юноша в белом халате повсюду молча сопровождал профессора, совершавшего обход больных. А вечером за ужином неожиданно для всех заявил:
Буду поступать в медицинский!
Тебе следует хорошо подумать, Борис, выразил своё сомнение обескураженный доктор, не замечавший за парнем прежде ни малейшего интереса к медицине. Это очень тяжёлая, порой неблагодарная профессия. Может быть, лучше в строительный? Сейчас профессия инженера-строителя самая перспективная!
Нет, я уже решил. Хочу быть как вы с Женькой!
Полковник поглядел на жену. Елизавета Матвеевна только вздохнула, пожав плечами: три доктора в семье это, пожалуй, слишком!
Ну, если решил, то начинай серьёзно работать уже сейчас. В медицинский можно поступить только с отличными знаниями, напутствовал сына профессор. Он, несомненно, был горд и польщён выбором Бориса. Тревожился за него и одновременно знал твёрдость характера юноши.
«Будь что будет, думал доктор. Пусть пробует, а я стану ему помогать чем смогу».
Не беспокойтесь, Пётр Митрофанович, я смогу! будто читая его мысли, твёрдо заключил разговор Борька.
Полковник вновь поглядел на жену, а та на него. Прожив в их семье уже почти восемь лет, мальчик так и не научился называть его отцом. А вот Елизавету Матвеевну мамой всё-таки звал.
Пётр Митрофанович никогда не обсуждал эту тему с женой, полагая, что она может подумать, будто он ревнует к ней Борьку! Совсем нет! Однако чуткая супруга и без того знала, что её муж страдает.
В ту ночь старый доктор никак не мог уснуть.
«И почему это так? думал он, ворочаясь в кровати. Может, я плохой отец?»
Что с тобой, Петенька? забеспокоилась жена.
Да что-то не спится!
Ты для него больше чем отец, твёрдо сказала Елизавета Матвеевна, понимая, отчего не спится её мужу. Ты в его глазах воин! Подожди, мальчик рано или поздно растает!
Эх, хорошо бы рано, а не поздно! вздохнул Пётр Митрофанович, благодарно обнимая жену.
Наступили 50-е годы, принёсшие первое боевое столкновение бывших союзников по антигитлеровской коалиции СССР и США в ходе корейского конфликта 1950-1953 годов. Пришла холодная война. Америка объявила «поход против коммунизма» и грубо вмешалась в гражданский спор двух корейских государств на стороне юга. Началось планомерное уничтожение народа КНДР, его народно-хозяйственных объектов и инфраструктуры. Американцы разработали план, носивший зловещее название «удушение», в котором ставились цели по разрушению плотин и водохранилищ, уничтожению рисовых полей. Рис основной продукт питания жителей Азии. Его уничтожение означало бы голод и медленную смерть для народа севера. США сосредоточили в Корее огромное количество авиации свыше 2400 боевых машин, и, добившись превосходства в воздухе, начали наращивать свою сухопутную группировку, высадив с моря 15 сентября 1950 года свой 10-й бронетанковый корпус в районе Сеула. Продажное большинство в ООН, послушное американскому агрессору, поторопилось объявить силы вторжения США своими войсками. Символично и то, что командовать ими назначили небезызвестную личность генерала Макартура.