Ваша светлость, императрица более с постели не встанет.
Вы хотите сказать, что
Следует опасаться, что государыня повергнет нас в глубокий траур вскорости. И ничего с этим сделать нельзя. Но впрочем, её скоро осмотрят и другие медики. Надобно собирать консилиум.
Бирон подошел к ложу Анны и увидел, что она потеряла сознание.
Собирайте консилиум! бросил он медику и покинул покои царицы.
У двери находился гвардейский караул и дежурный офицер подполковник Альбрехт.
Подполковник! подозвал его Бирон.
Да, ваша светлость! гаркнул тот, подойдя.
Говорите тише. Не стоит сейчас кричать. Срочно отправьте людей в дом к обер-гофмаршалу фон Левенвольде, в дом к вице-канцлеру Остреману и в дом обер-гофкомиссара Либмана. Срочно призовите их сюда. Я стану ждать в своих покоях.
Да, ваша светлость. Но неужели императрица.
Умирает, подполковник.
Альбрехт бросился исполнять приказ. Послать подполковник решил немцев. Русским офицерам доверять не стоило
***
Но слухи по дворцу распространились мгновенно и быстро выползли и за его пределы на улицы столицы. «Императрица при смерти!» шептали везде. «Она умирает и скоро царствование Анны Ивановны закончится».
Гвардейские офицеры и солдаты подняли головы. Преображенцы и семёновцы сидели по кабакам и обсуждали, что же будет далее.
Посадят на трон мальца! Иван III станет императором! Виват! заголосил пьяный сержант простуженным голосом.
Иван, то Иван! Но ты погоди виваты орать.
А чего? сержант выпил стакан водки и грохнул им по столу.
А того, что кто сей Иван? По матке он Мекленбургский, а по батьке Брауншвейгский. Смекай!
А чего смекать-то? Он наследником по воле монаршей стал. Сама матушка назначила сего мальца приемником своим.
А цесаревна Лисавет Петровны? спросил немолодой поручик. Про неё забыли? Она корня Петрова! А Анну кто на трон посадил? Вспомните? Ась?
Дак верховники4 нас не спрося и посадили!
То-то! А нынче мы сами себе государыню поищем!
За соседним столиком притаился фискал. Он хотел, было заорать «слово и дело» но не стал. Время было не такое, дабы задирать гвардейцев. Поди сдай сего поручика в тайную канцелярию, а завтра, коли Елизавета на трон сядет, он те и голову скрутит.
Гвардейцы продолжали обсуждение кандидатуры будущего монарха:
А ведь и верно! Лисавет Петровны родная дочь Петра Великого! Кому быть на троне, как не ей?
Того и Петр Великий хотел бы! Пора Бирону и его сволочи курляндской воли поубавить!
Верно! Виват Елизавета!
Виват дщерь Петрова!
И подобные разговоры звучали везде. Фискалы доносили про то Ушакову. Тот также затаился
***
Рейнгольд Левенвольде слишком хорошо знал Остермана. И поехал не сразу во дворец, но заехал в дом вице-канцлера. Ему сказали, что граф болен и никого принимать не станет. Левенвольде отшвырнул в сторону лакея и ворвался в дом. Он знал, что за болезнь мучает вице-канцлера.
Андрей Иванович! обер-гофмаршал вошел в кабинет Остермана. Не время сейчас прятаться.
Андрей Иванович сидел за столом в своем кресле на колесах и пил чай.
Это вы граф? Вам разве не сказали, что я не принимаю?
Сказали. Но мне плевать на сие! Дело надобно делать! Анна Ивановна умирает. Кто будет регентом?
Как могу я знать про сие? Может быть, матушка назначит перед смертью регентшей Анну Леопольдовну?
Граф! вскричал Левенвольде. Если так будет, то трон займет Елизавета в течение недели! Ведь принцесса не сильно умна. Не ей править в столь трудный час. Нам нужен герцог Бирон!
На все воля государыни, уклончиво ответил вице-канцлер.
Вы же не дурак, граф! Нужно срочно просить Анну, пока она жива, подписать указ о назначении регентом герцога Бирона! И всем нам стоит объединиться вокруг него. Я сам его не сильно люблю, но если не он, то всем нам конец. Тогда нас ждет переворот!
Что же вы желаете от меня, граф Рейнгольд?
Если не поедете со мной во дворец, то тотчас пишите письмо государыне. Я том, что вы как, вице-канцлер желаете, дабы светлейший герцог Бирон стал регентом при малолетнем императоре Иоанне III.
Но надобно и про родителей малолетнего императора помнить!
Да плевать на его родителей, Ни Анна Леопольдовна, ни принц Антон не фигуры! Вы станете писать? Или я поеду и предам герцогу, что вы его враг! Я, когда ехал к вам, видел лица шатавшихся по улицам гвардейцев из русских. Они грозили мне кулаками!
Зачем вы так, Рейнгольд? Разве я отказал? Я также думаю, что его светлость Бирон достоин быть регентом. Но писать я не могу. Руки не повинуются мне. У меня свело пальцы. Простите старика.
Остерман! Стыдитесь! Вы притворяетесь больным как всегда. Хотите переждать? Не желаете вмешиваться и думаете присоединиться к победителю? Но на сей раз не пройдет! Вы или с нами, или против нас! Решайте!
Я с вами, проговорил вице-канцлер и приказал принести перо и бумагу.
***
Либман прибыл к герцогу первым. Он сразу стал действовать и вызвал нового кабинет-министра, назначенного вместо казненного Волынского, Алексея Бестужева-Рюмина.
Тот явился тотчас и был готов сделать все. Бирона он боялся и многим был ему обязан.
Сейчас все решится! горячился Либман. Именно сейчас. Опоздаем потеряем все! Левенвольде сейчас у Остермана. Этот старый пройдоха снова «заболел». Но Рейнгольд вырвет у него бумагу. Я сказал ему, что делать надобно.
Какую бумагу? спросил растерянный герцог.
Просьбу о назначении тебя регентом при малолетнем императоре! Императрица слаба и сейчас её могут уломать назначить кого-то другого! Помни про сие, Эрнест!
Миниха? спросил Бестужев-Рюмин.
Нет, покачал головой Либман. У этого пока шансов нет. Он если бы мог переворот совершил бы. А в интригах он жидковат и прямолинеен. Да и сторонников у него не много. Брауншвейгское семейство нам опасно. Анна Леопольдовна и её муж принц Антон.
Думаете, что регентшей станет Анна Леопольдовна? спросил Бестужев-Рюмин.
Мы того не допустим, если не будем болтать, а будем действовать. Вы, Алексей, сейчас же отправитесь добывать подписи на прошении.
Либман вытащил из кармана своего кафтана лист бумаги. Это было прошение от чиновников и генералитета империи о том, что они единодушно желают герцога Бирона видеть регентом. Его Либман составил заблаговременно.
И помните, что ежели некто императрице такую же бумагу первым подсунет, то дело неизвестно как может обернуться.
Но как мне уговорить подписи под сей бумагой ставить? спросил Бестужев-Рюмин. Я сам её подпишу и кабинет-министра князя Черкасского заставлю сие сделать. Но остальные?
Ты их по одному уводи в уголок и бумагу подавай, посоветовал Либман. Вместе они могут и заартачиться, но по одному побояться. А когда подписей станет много, никто не воспротивиться. Действуйте, Алексей.
***
Когда Бестужев-Рюмин вышел Либман похлопал Бирона по плечу и сказал:
Ты или станешь регентом, или тебе стоит бежать в Митаву, пока Анна еще жива. Потом тебе этого сделать уже не дадут, Эрнест.
Я пойду к Анне. Я попрошу
Спешить не стоит, Эрнест. Пусть там спокойно соберутся медики. Пусть решают. А нам стоит дождаться Левенвольде. И больше того. Когда Бестужев соберет подписи, и, присоединив к той петиции письмо Остермана, я пойду к императрице. И стану просить её назначить тебя регентом! Но сам ты её просить ни о чем не должен!
Ты уверен, Лейба? Или ты не веришь в силу моего влияния?
За тебя станет просить иной человек.
Ты?
Я само собой. Еще кое-кто.
Бестужев-Рюмин? настаивал Бирон.
И этот само собой. Я сейчас не о нем. За тебя станет просить фельдмаршал.
Миних? Бирон был удивлен. Этого не будет, Лейба.
Будет, Эрнест. Об этом побеспокоюсь я
***
Обер-гофкомиссар Либман разыскал во дворце Пьетро Миру и Кульковского. Он отозвал шутов в сторону:
Для вас двоих есть работа.
Работа опасная? спросил Кульковский. И вы, наконец, принимаете мои услуги?
Принимаю. Сейчас только вы и Пьетро сможете помочь герцогу Бирону. Ты, Пьетро, поможешь Эрнесту бесплатно. Ты же его друг.
Само собой, ответил Пьетро. А что нужно делать?
А ты, Кульковский, если сделаешь, что я скажу, получишь 30 тысяч золотом.
Я готов, ответил тот.
Тогда слушайте
Либман рассказал шутам придворной кувыр коллегии, что им надлежит переодеться в поношенные солдатские мундиры, надвинуть на глаза треуголки и остановить карету фельдмаршала Миниха.
Миних должен испугаться и тогда он сам придет к герцогу Бирону просить его принять регентство и сам станет просить о том императрицу.
***
Год 1740, октябрь, 7 дня. Санкт-Петербург.
Карета фельдмаршала.
Пьетро и Кульковский одели мундиры солдат Ингерманландского драгунского полка и сколотили вокруг себя группу солдат, с которыми познакомились, вместе выпивая в трактире. Кульковский рассказал им о всех пакостях Миниха. Вспомнил слова о том, что «народу в России что песку», и что «солдата русского ему не жаль». Служивые под воздействием винных паров решили показать этому немцу где зимуют раки.