Ты как посмел тронуть моих сыновей? А? Я тебя, сучонок, размажу!
Берик от неожиданности растерялся, попытался вырваться, но силы были слишком не равны. Тогда он решил разъяснить ситуацию.
Он сам начал! У меня не было другого выбора, стал оправдываться он.
Но Анатолий воспринял эти слова за слабость и малодушие. Зарычав что-то нечленораздельное, он неистово тряс Берика.
Да я тебя задушу! вырвался из него сиплый хрип, переходящий в рык.
От него разило запахом водки и чеснока. В это время из соседней калитки дома напротив выглянула пенсионерка Анастасия Петровна.
Ты что, ирод? С ума спятил, что ли? Отпусти ребенка! Ну, подрались пацаны, с кем не бывает!? Эх ты, еще мужиком зовешься? Нашел себе ровню, запричитала она.
То ли Анатолий постеснялся слов соседки, то ли ему было уже нечего сказать Берику но он осторожно отпустил подростка. Глаза Берика были полны слез от несправедливого унижения и невозможности дать отпор.
Я обязательно отомщу! закричал он, задыхаясь от бессильной злобы.
Его колотила мелкая дрожь, хотелось только одного провалиться сквозь землю. Он долго смотрел вслед уходящему мужчине, который, по большому счету, был неудачником, но от этих мыслей не становилось легче. Берик, не глядя на соседку-спасительницу, вошел во двор. Присел на деревянную скамейку, с отсутствующим взглядом достал из кармана пачку сигарет, закурил.
Он смотрел, как с черешни падали пожелтевшие листья, подгоняемые легким дуновением южного ветра. Птицы летали небольшими стайками, весело щебеча о чем-то птичьем. Муравьи под ногами тащили засохших насекомых куда-то под сарай. Жизнь текла своим чередом, каждый из живых существ, жил своими заботами. Докурив сигарету, Берик потушил ее и перекинул через высокий соседский забор. Теперь он стал думать, как отомстить отцу теперь уже ненавистного одноклассника.
Может попросить помощи у Аскара? Да нет, он ведь чуть старше меня, вслух размышлял он. Не справимся даже вдвоем. А вот если бы был Алибек, тогда, пожалуй, получилось бы побить.
Меньше всего ему хотелось, чтобы об этом узнал отец, который был в два раза меньше Анатолия. Скорее всего, заступившись за сына, он наверняка пострадал бы сам. Берик решил поговорить с соседкой. Выйдя со двора, он пересек дорогу, остановился у железных ворот и нажал на кнопку звонка.
Вскоре послышался лай пекинеса Рея любимца пенсионерки. Жила Анастасия Петровна одна, овдовев еще в семьдесят восьмом году. Единственный сын, спустя два года поступил в саратовское военное училище, окончил с отличием, женился на местной девушке и остался там жить. Несколько раз он приезжал с семьей к матери, звал ее к себе, но непреклонная Анастасия Петровна отказалась, заявив, что после смерти непременно хочет быть похороненной рядом со своими родителями и мужем. Берик услышал шаги пенсионерки.
Что случилось, внучок? встревоженно спросила она.
Анастасия Петровна! Вы, пожалуйста, родителям ничего не рассказывайте про сегодняшнее, проговорил Берик.
Да все я поняла. Правильно. Незачем их втягивать, с улыбкой ответила она. В знак признательности Берик пожал ее белую и мягкую руку, и поспешил домой.
Теперь он был спокоен. Возможно, если бы отец был боевого склада характера, то Берик наверняка поделился бы с ним, но он помнил как год тому назад их сосед, толстый увалень Бахтияр, работавший в продовольственном магазине продавцом мяса, вызвал Абдраима на кулачный поединок. Причина конфликта была совсем банальной и пустяковой: немецкая овчарка Бахтияра, проделав дыру в заборе, стала бегать по их двору. Мало того, что стала лазить по ночам, так еще и постоянно гадила у порога дома. Абдраим сделал соседу замечание, но тот неожиданно стал ругаться и сквернословить.
К неописуемому удивлению и разочарованию Берика, отец смолчал, лишь осуждающе покачав головой. Берик, которому на тот момент едва исполнилось тринадцать, был возмущен до самого предела. Он весь кипел от нахлынувшего негодования, и еле сдерживался, чтобы не наговорить отцу глупостей. Но взглянув на его расстроенное лицо, он запнулся на полуслове. Берик вдруг осознал, что отец выше и умнее соседа, он не хотел опускаться до мужланского уровня, на котором уважают лишь грубую силу. Возможно, отец не хотел быть побитым на глазах соседей и главное собственных детей. Впрочем, это было не так важно.
Глава 3
По рассказам старожилов города Верного (так назывался город раньше), началом и центром столицы была Малая станица. Там находилась православная церковь и верненский базар. С тех пор, в этой местности поселилось много казаков-староверов. В голодные годы, известные в казахском народе как Ашаршылык, в Казахстан целыми эшелонами привозили репрессированные народы. Многие из них были уголовниками, сидевшими за тяжкие преступления. Но были среди них и такие, кого ссылали за политические взгляды. Были среди них и анархисты, отрицавшие всякую власть, и признававшие только силу полного уничтожения и подавления всякого инакомыслия. Благословенная степь приютила все эти народы на своих необъятных просторах, дав им кров и хлеб. Щедрые казахи делились последним, порой обделяя самих себя. Так Казахстан стал многонациональным.
Позже, когда город Верный был переименован в современную Алма-Ату, она стала разделяться на несколько основных районов.
Следовательно, и молодежь делилась на неформальные районные группировки. Но когда это началось, однозначно никто ответит, хотя некоторые пятидесятники с пеной у рта доказывали, что деления на районы начались в их годы. Но факт оставался фактом: криминальные группировки, пусть не такого глобального масштаба как сразу после развала Советского Союза, существовали по своим неписаным правилам до появления бандитов новой капиталистической волны. Считалось, что очагом всех воровских понятий в городе был район Малая станица, где едва ли не каждый второй обязательно имел в биографии отсидку за различные преступления: от банального гоп стопа, до мелкого швырка богатого фраера. Жулики и бандиты Малой станицы и соседствующей с ней Татарки, с особым рвением придерживались воровских понятий зародившихся в России еще в царские времена. Особый и колоритный расцвет воровских традиций возник в России еще в нэпмановские времена. С приездом репрессированных народов в Алма-Ату воровские законы стали проникать и в Казахстан. Это дало мощный импульс многим мелким уголовникам и казнокрадам. За дружбу с положенцами жизнь сулила массу приятных бонусов. Положенцами называлась особая каста людей, чтивших воровские понятия как Конституцию и продвигавших воровские идеи, так сказать, в массы.
Алма-Ата бандитская имела куда более глубокие корни, в отличие от пресловутых неформальных движений. Бродяги, имевшие статус офицера при военном положении, стояли в иерархии после положенца. По приказу авторитета они собирались в бригады, состоявшие в основном из спортсменов, не оправдавших олимпийских надежд, а также из числа сорвиголов с садистским наклонностями. Часто встречались и военные, которые ценились за способность хладнокровно убить человека. Положенцы высматривали состоятельных барыг: так они именовали фарцовщиков и торговцев спиртными напитками, которых они заставляли платить дань. Особую цену платили торгаши кайфом. Они торговали и дешевой Чуйской марихуаной, и таджикским гашишем, цена на который доходила порой до двадцати пяти рублей.
Героин пришел в южную столицу «благодаря» медицинской линии, но неожиданно обнаружил огромное количество поклонников вне больничных коек. Воры, наладив поставки смертельной дури из России, тайком переправляли их в Алма-Ату по железной дороге. Торговали героином обычно в самых злачных и криминальных районах города. Имела место торговля героином нечистых на руку медицинских сотрудников, некоторые из них намеренно втягивали больных в наркотическую зависимость.
Щипачи, как в народе называют карманных воров, тоже, разумеется, состояли в воровском сообществе и платили дань за защиту в милицейских участках, и разводку в судах. То же самое и с домушниками, вскрывавшими квартиры по наводке информаторов: те отстегивали смотрящим до двадцати процентов от похищенного имущества. Но бывали случаи, когда некоторые домушники работали в одиночку, минуя общаковские кассы, но дни их были сочтены, и счет шел не на дни, а на часы. Если об этом узнавали бродяги, то могли наехать на него и слить сотрудникам милиции по обычному городскому таксофону. А на зоне устраивали непокорному домушнику сладкую жизнь. Конечно, жить в раздоре со смотрящими не имело смысла, перспективы такого выбора были неутешительными. В лучшем случае могли покалечить, а в худшем убить. Воткнут, скажем, перо в бок, на теле останется мелкая, красная точка, от которой не спасет никакая медицина. Сфера влияния воровской элиты вскоре распространилась и на кооперативы.