Одному охраннику попал в грудь, другому в шею. После короткой задержки прозвучали два взрыва и два тела рухнули неподалеку на бетонное крошево. Остальные тихо, спокойно сложили оружие и молящими взглядами уставились на меня.
С удивлением я понял, что убил только одного, которому снесло голову. Двое других ворочались на земле и постанывали, но бойцовские качества утратили полностью.
Я передернул затвор пулемета и усмехнулся. Патронов в нем по-прежнему не было. На испуг брали, умники. Ну-ну
Кто дернется, лишится башки, предупредил я, хотя в этом уже отпала необходимость. Быстро все в подвал, и не высовываться.
Можно было завладеть гравилетом и пленить альбиноса, но я посчитал это излишним. И так мне сильно повезло. Я решил не искушать судьбу, а просто выскочил из прожекторного луча и растворился в развалинах.
Спешно миновав три квартала, я сориентировался поточнее и прикинул, что от бара меня отделяет не более пятнадцати минут хорошего хода.
Двигать лучше всего было туда, поскольку Алекс был человеком исполнительным, и если получил сигнал прибыть на место, то будет там ждать, пока ситуация не изменится кардинальным образом.
Ночью бродить по трущебам, не самое безопасное занятие, но я чувствовал себя вполне уверенно, поигрывая крошечным пистолетом. Надо же, каким неожиданным оказался трофей! Причем, кроме вполне достаточного останавливающего действия, он обладал низкой, судя по всему, летальностью, но сокрушительным деморализующим эффектом, что зачастую важнее скорострельности и калибра. Особенно в условиях города.
Когда до бара оставалось метров двести, я не смог больше бороться с любопытством, остановился и извлек из пистолета магазин. Мне было до одури интересно, чем же он там снаряжен.
Часть магазина занимал баллончик со сжатым газом, а спереди от него виднелись готовые к подаче в ствол пули. Небольшие такие пульки калибром чуть больше четырех миллиметров и примерно сантиметр в длину. Двадцать четыре штуки. Но меня поразило, что они не имели и намека на металлический блеск. Более того, материал, из которого они были сделаны, показался мне аморфным и рыхлым. Вроде парафина. Непрозрачная белая масса. И этим может голову разнести?
Я был далек от мысли, что крохотную пульку можно оснастить детонатором и взрывчатой смесью. Ну, сколько там взрывчатки поместится? Хотя капелька нитрожира, выработанного боевыми железами биотехов, вполне могла произвести похожий эффект. Вот только найдется ли придурок, готовый таскать в кармане двадцать капель нитрожира, способного рвануть от неосторожного взгляда? Чушь.
Чтобы докопаться до истины, я извлек одну пульку. Она оказалась тяжелее, чем я ожидал. Это натолкнуло на мысль, что под мягкой парафиновой оболочкой может скрываться нечто весьма интересное.
Улыбнувшись, я сковырнул парафин и тут же громко выругался от боли. Палец чем-то всерьез обожгло. Пулька выпала в грязную лужицу возле ног, но не утонула, а начала вести себя уж совсем неожиданно. Она с огромной скоростью и громким шипением начала хаотично носиться по поверхности воды, подобно катеру, оставляя за собой хорошо видимый пузырящийся след.
От удивления я отшатнулся, и в этот миг воздух передо мной взорвался, чуть опалив лицо. В ушах засвистело.
Честно говоря, у меня челюсть отвисла от удивления и легкого шока. Ни с чем подобным мне отродясь сталкиваться не приходилось. Лично я не мог объяснить поведение маленькой пульки ни с точки зрения известной мне физики, ни с точки зрения известной мне химии. Колдовство какое-то, иначе не скажешь.
Ошеломленный, я осторожно вставил магазин на место, сунул пистолет за пояс и поспешил к бару. Через минуту мне навстречу из-за угла выскочил Алекс. В нем килограммов сто без малого, поэтому столкнуться с ним на полном ходу, все равно что с внедорожником на малой скорости. Если и не все равно, то разницы мало. Увернуться от столкновения я не успел, а потому кеглей отлетел и шлепнулся в грязь на краю улицы.
Извини, сказал Алекс, протягивая мне руку и помогая подняться. Не ушибся?
Переживу, пробурчал я в ответ. Хотя шарахнул он меня действительно не слабо.
Что там рвануло? Твоих рук дело? Что вообще происходит?
Потом расскажу, пообещал я. Машина далеко?
За углом, возле бара. Давай, колись. Знаю я твои «потом».
Пришлось вкратце рассказать Алексу о произошедшем. Он воодушевился. А когда я дошел до описания действия альбиносовой пули, он воскликнул:
Щелочной метал! Натрий, скорее всего.
Что? удивился я.
Натрий. Он с водой реагирует очень бурно, со взрывом. А тело человека, сам понимаешь, почти целиком из воды и состоит. Со всеми вытекающими последствиями. Но вода и в воздухе есть, так что натриевые пули должны быть чем-то непроницаемым покрыты. В лабораториях его под слоем керосина держат.
А ты откуда знаешь? удивился я.
В школе надо было учиться, с усмешкой ответил Алекс.
Это уж точно, невесело согласился я. Ладно, пора на базу.
Мы завернули за угол, к машине. Алекс сел в пилотское кресло, я справа. Он запустил турбину нашего полуспортивного «Кросс-Эйра», и мы, с визгом резины развернувшись посреди улицы, помчались по ночному городу в сторону базы.
Когда миновали окраины, я закончил пересказывать историю с альбиносом.
Ну и зачем ты заварушку устроил? удивился Алекс. Надо было соглашаться на все, потом разобрались бы.
Вот что мне в Алексе нравилось, это простая житейская мудрость. Но я как-то привык двигаться по пути наибольшего сопротивления. В не малой степени такой подход сформировался под влиянием Кочи, полудикого австралийца, с которым мы протопали вместе через всю Суматру.
Не ищи простых путей, сказал он мне как-то раз у костра в лесу. В жизни пути как тропы. Легкие идут под гору и кончаются пропастью, а трудные ведут в гору, к сияющим в небесах вершинам.
Иногда нет смысла попусту тратить энергию, пожал я тогда плечами. У нас, у русских, есть поговорка, что умный в гору не пойдет, умный гору обойдет.
Умный да, легко согласился Коча. Но я говорю не про ум, а про мудрость. К тому же у каждого свой путь, Хай. Твой ведет вверх и простым не будет. Вселенная так устроена, что в ней не бывает случайностей. Случайностями нам кажутся события, причины которых скрыты от наших глаз. И если вдруг на гладкой воде побежала волна, значит где-то, за пределами твоего видения, в воду упал большой камень.
Это к чему? удивился я. Не вижу связи.
Тебя зовут Вершинский, он с трудом выговорил русскую фамилию. Ты сам говорил, что это имя имеет общий корень с вершиной.
И что? На самом деле я уже понял, к чему он клонит.
Простые пути для других людей, ответил он и подкинул пучок хвороста в жаркий огонь.
Из костра взметнулись искры и умчались к вершинам вселенского мироздания. С тех пор я заметил, что успех ожидал меня в конце трудных путей. Только попытаешься скатиться по траектории наименьшего сопротивления, только отпустишь весла, так сразу мир вокруг превращается в унылую трясину. А начнешь барахтаться, все выправляется.
Правда, не всегда хватало сил. После того, как затонул наш подводный корабль, мне стало так худо, что не хватало воли на активные действия. Но теперь, в машине, я ощущал какой-то перелом и в себе, и в окружающем пространстве. Конечно, можно было согласиться на условия альбиноса, а потом разобраться с трудностями по мере их появления.
Но мне надоело существование в виде овоща на грядке. Эти чертовы негры вывели меня из себя. И альбинос вывел. К дьяволу все!
Мне показалось, что так будет лучше, ответил я Алексу. Теперь он сам приползет. Некуда ему будет сунуться. А мы сможем действовать, как выгодно нам.
Буду рад, если ты окажешься прав.
Я тоже, невесело усмехнулся я.
База, которую мы заняли три года назад банальным самозахватом, представляла собой систему подземных бункеров в нескольких километрах от океана. Когда биотехи вышли из-под контроля, военные отсюда поспешили смыться. Слишком уж близко было к воде.
Гражданские тем более на запад от города соваться боялись. Зря, кстати. На самом деле биотехнологические ракетные платформы вырастали только на определенных глубинах. Зашитая в генах программа не позволяла им вылупляться из икринок слишком близко от берега, чтобы при переходе из личиночной стадии развития не быть уничтоженными орудийным огнем береговых батарей. С ракетами они справлялись прекрасно, а вот со снарядами никак.
У самих же у них дальность поражения тоже не безграничная, куда меньшая, чем у обычных ракет, но большая, чем у снарядов. Я это выяснил в свое время опытным путем, перелопачивая карты Суматры с пораженными в разное время прибрежными городами и ставя собственные небезопасные эксперименты.
Мы с Кочей довольно точно рассчитали опасную зону. Она составляла порядка четырех километров от линии прибоя.