Прошло ещё почти столетие. Светские школы, межконфессионные смешанные браки, да и не только это, разрушали устои меннонитских общин. Нужно было принимать кардинальные решения. Всё было не так-то просто в те времена. И нужно хорошо знать историю, чтобы ответить на вопрос: почему не только меннониты, но и немцы всех конфессий начали перебираться на редко заселённые земли юга России, на побережье Чёрного и Азовского морей, да и на Волгу, в районы сегодняшних Саратовской и Самарской областей? Ведь именно в то время Россия столкнулась с проблемой освоения земель, завоёванных у Османской империи. Тогда появились один за другим два манифеста Екатерины Второй. Первый, обращённый к немцам, а второй ко всем иностранцам, с приглашением их в Россию. Во втором, выпущенном в июле 1763-го года, переселенцам были гарантированы конкретные льготы, в частности, касающиеся вероисповедания в соответствии с религиозными законами и традициями. Кроме того, там был пункт, оказавшийся решающим для меннонитов: «Никто из прибывших в Россию не принуждается к несению государственной или военной службы». Прибывшие на новые земли освобождались на 30 лет от налогов. Для более поздних переселенцев-колонистов земля поступала в их вечное распоряжение с правом передачи по наследству. Кроме того, в манифест Екатерины Второй было включено положение, в соответствии с которым колонисты подчинялись непосредственно короне империи и, как свободные граждане, могли в любой момент покинуть Россию.
Теперь я понимаю, перебила я собнседника, почему мои предки-меннониты из Западной Пруссии покинули обжитые места и отправились в дорогу. Вероятно, через Данциг они шли в Екатеринославскую губернию на юг России, в нынешнюю Днепропетровскую область в Украине. Ведь здесь, на речке Хортице, была образована первая меннонитская колония.
Да, Ирене, но услышала я тут же его возражение. Ваш прадед Исаак Исаакович Креккер с семьёй числится в списках колонии Молочная, располагавшейся на реке с одноимённым названием в Таврической губернии на юге России. Позже эта колония стала центром жизни меннонитов большого региона на Чёрном и Азовском морях. А в конце девятнадцатого века меннониты тронулись дальше, вглубь России. Там они образовали колонию Новая Самара в Самарской губернии (сегодня эти сёла относятся к Оренбургской области) и заселили земли Оренбуржья во многих сёлах колонии Деевка в Переволоцком районе.
Стоп, остановила я моего собеседника. Именно там поселился мой дед Исаак Исаакович с семьёй. Не могу понять, почему всем главам семей в трёх поколениях было дано имя Исаак?
Ничего тут странного нет, ответил он сразу. Имена первоначально давались по Библии, и первые три сына получали в основном имена в честь отца и двух дедов, а первые три дочери в честь двух бабушек и матери
Понятно, а я всё пытаюсь разобраться в национальности предков моего отца.
Я почувствовала даже через пространство, как мой собеседник улыбнулся моему наивному вопросу.
Ирене, о какой национальности Вы говорите? Кто вносил её тогда в паспорта? Да и паспорта тогда не у всех были, а на западе и тогда, и сегодня имеют понятие гражданство, а не национальность. Некоторые из наших предков называли себя голландцами, так как из поколения в поколение передавалось, что предки приехали из Голландии. К германской группе относятся языки в Германии, Голландии, Австрии, Швейцарии, Лихтенштейне, и на каком бы диалекте там ни говорили, все они относятся к немецкой группе языков.
Да, отец говорил, что их язык, который он впитал в себя с молоком матери, был диалект «платтдойч», похожий на голландский.
Я вспомнила, как несколько раз к нам в Сибирь, в гости, приезжали родственники отца из немецких посёлков Кутерля и Луговск Оренбургской области. Когда они общались между собой, я не понимала ни слова. Когда же мать с отцом разговаривали на немецком, я прекрасно понимала их речь. Прошли годы, прежде чем мне стало известно, что мама швабка из немецкого посёлка Катариненфельд, расположенного на Кавказе в Грузии, и что она не понимала папин диалект, поэтому они разговаривали между собой на литературном немецком, который изучали в школах своих немецких посёлков.
Мой собеседник тоже рассказал о том, что впитал в себя сначала от родителей и бабушки диалект «платтдойч», а уже потом, в школе, учил литературный немецкий и, как сейчас ему известно, этот диалект «платтдойч» был распространён вдоль побережья Северного и Балтийского морей от Голландии до Кёнигсберга до того, как ввели сегодняшний обобщённый немецкий язык, так как надо было как-то объединить более двухсот разных диалектов, существовавших раньше.
Так мы в разговоре от воспоминаний переходили к настоящему, затем снова погружались в прошлое. Благодаря моему собеседнику я, наконец, уяснила, что меннонитство, как религиозное течение, прошло в своём развитии несколько стадий.
В конце разговора Василий как бы подытожил:
Мы с вами, Ирене, люди из одного прошлого, из одной страны.
А я добавила:
Из одного детства и юности. У нас похожие мысли, мы пользуемся одинаковой лексикой, у нас общие интересы.
Но главное, как эхом отозвался он. Мы любили своих отцов, матерей и уважаем своих прародителей.
Мой собеседник, несомненно, прав. Я любила своего отца, мы с ним были родственные души. Он чувствовал меня, читал мысли на расстоянии, давал ненавязчивые советы, помогал понимать взаимоотношения между людьми, учил выживать в любой ситуации. Когда в 54-летнем возрасте ушёл из жизни, мир для меня рухнул. Сегодня я пытаюсь восстановить историю рода отца, следы которого имеются в документах, справках из архивов, в немногочисленных записках очевидцев событий. Из нашего разговора с моим новым знакомым я поняла, что мы, потомки меннонитов, объединив наши усилия, добьёмся лучших результатов.
Разговор с ним продолжался полтора часа. Нам было о чём рассказать друг другу, о чём спросить, что вспомнить, над чем посмеяться, о чём погрустить. В тот день я, наконец, поняла, что нельзя откладывать на потом то, что нужно сделать сегодня. И это для меня главный итог нашего разговора.
Поздно вечером мой младший сын-программист, придя с работы домой, уже скачивал для меня программу, предложенную моим знакомым, с помощью которой можно будет легче систематизировать сведения о своих исторических корнях. В какой-то момент он, подняв на меня глаза, сказал, как выдохнул:
Потомки Это ведь я пока последний, кто должен продолжить наш род?
Эти слова сына убедили меня в том, что нахожусь на правильном пути, решив посвятить своё свободное время изучению родословной. Программа, найденная в интернете, оказалась на немецком языке. Теперь уже и для моего сына, не умеющего читать на русском, нет никаких препятствий для изучения исторических корней своего рода. Вот так и продолжаются личные исследования родословной, и не только мои, но и моих соотечественников. И когда-нибудь наши пути в поисках следов предков пересекутся, соприкоснутся. И если не наши, то наших детей или внуков.
Пути Господни неисповедимы, причудливы и совершенны. И они приведут нас к истине.
Моя родина Германия.
О Наталье Минор
На фото: Мать и дочь Надежда
и Наталья Минор в Париже
Семья Василия и Надежды Минор переехала в Германию, в город Кенцинген, когда наша уже проживала здесь более трёх лет. С Надеждой Минор, в то время женщиной примерно сорокалетнего возраста, я познакомилась на первом родительском собрании наших младших детей, учеников первого класса. После собрания мы разговорились.
Из рассказа Надежды я узнала, что в Германию их семья переехала из Красноярского края. В России Надежда работала учителем математики, а её муж Василий зоотехником. Не материальные причины заставили их покинуть родные сибирские места.
После той первой встречи прошло двадцать лет. Это были годы адаптации и интеграции в новую жизнь родителей и детей семьи Минор двух старших их сыновей, Александра и Ивана, и дочери Натальи. У сыновей сложилось всё не сразу, как бы хотелось, а вот дочь Наталья, с которой я познакомилась ещё в первый день её школьной жизни, достигла многого.
Случайно встретившись с Натальей на улице города, я не сразу узнала её. Она была совсем не похожа на ту скованную девчушку, какой я помню её в первый день на школьном дворе. Как выяснилось, Наталья тоже помнит этот день, а ещё и первый урок, когда учитель показывал им одну за другой иллюстрации. «Я подняла руку, вспоминает она, чтобы назвать знакомую картину, но вдруг поняла, что не знаю, как это сказать по-немецки. После этого случая старалась держаться в тени, чтобы меня не высмеивали за недостаточное знание немецкого языка и иностранный акцент. Одноклассники относились ко мне скептически и считали смешной. Сегодня, оглядываясь назад, я очень благодарна моей первой учительнице, которая помогла мне влиться в их среду. Я тогда была восьмилетним ребёнком. В этом возрасте почти не замечаешь, как быстро овладеваешь языком». «Дай-то бог, подумала я, слушая Наталью, чтобы также проходил процесс овладения немецким языком и у других русскоязычных детей». У нас, родителей, в первые дни проживания в новой стране, не было времени вникать в мысли и чувства своих детей.