Избранные вещи - Алексей Борисович Черных 5 стр.


То приветствовать знакомых

Сковородкою сподручней:

У неё в наличье ручка

Ею проще «шляпу» снять

И с почтеньем приподнять,

Говоря друзьям «Бонжур!»


Вот такой родился сюр

В честь вошедшего в века

Самуила Маршака.


     * * *

                         Выхожу один я на дорогу;

                         Сквозь туман кремнистый путь блестит;

                         Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,

                         И звезда с звездою говорит.

                                        М. Ю. Лермонтов


Нынче трудно выйти на дорогу

Одному, да так, чтоб сквозь туман

Путь кремни́стый, устремлённый к Богу,

Был бы как пустынный автобан.


Все кремни́стые, асфальтовые трассы,

Зимники, грунтовки, большаки́

Транспортом загружены всечасно:

Шу́мы, выхлопы, жужжание, гудки.


Блеском фар засвеченное небо

Как звезда с звездою говорит,

Мы не слышим: мы глухи и слепы.

Мир не внемлет Богу, а шумит


     * * *

                    Ах, и сам я нынче чтой-то стал нестойкий,

                    Не дойду до дома с дружеской попойки.

                    Там вон встретил вербу, там сосну приметил,

                    Распевал им песни под метель о лете.

                    Сам себе казался я таким же клёном,

                    Только не опавшим, а вовсю зелёным.

                    И, утратив скромность, одуревши в доску,

                    Как жену чужую, обнимал берёзку.

                              Сергей Есенин


Берёзе трудно понимать

     Есенинскую грусть.

Зачем принялся он читать

     Стишки ей наизусть?

Зачем разносит перегар,

     Витийствуя с утра?

И страсти распаляет жар,

     Когда кругом хандра.

Зачем к тому ж, подлец такой,

     Обняв её (ой-вей!)

Своей распутною строкой

     Глаголет не о ней?

А вспоминает некий клён,

     Какую-то сосну,

И вербу вспоминает он,

     А может, не одну.

Ах, как же, Серж, распутен ты,

     Обидно, аж до слёз.

Не ценишь чистой красоты

     Разнеженных берёз.


     * * *


Не верьте, чувства могут лгать,

Но мы, как Пушкин, часто рады

Обманываться, принимать

Обман за райскую усладу.


     * * *


Порою кажется, Небесный Господин

Создал сей мир (и думать-то неловко)

Лишь для того, чтоб полчища машин

Съезжались пообщаться в пробках.


Венцы творенья здесь не мы они,

Для них всё это: нефть, конфликты, во́йны,

Прогресс тысячелетия возни

Нас, человеков, слуг их недостойных.


Для них наш телерадиоугар,

Всё то, что в мозг наш тараканом влезло:

Инет, реклама, ма́ркетинг, пиар

И миф, что-де экологична тесла.


Уже не кажется: Небесный Господин

Действительно создал наш мир неловкий

Лишь для того, чтоб полчища машин

Съезжались пообщаться в пробках.


     * * *

                    Горят перламутром в отливах тумана.

                    На всём бесконечная грусть увяданья

                    Осенних и медных тонов Тициана.

                                   Максимилиан Волошин


Венеция тоска и сырость!

Не смог бы даже Тициан

Своею кистью скрыть унылость,

Её дурманящий обман,

Её мостков старинных узость,

Бессилье, плесени печать,

Домов облезлых заскорузлость,

Воды, уставшей нас влюблять.

Гандолокружие без меры

Подгнивших суден хит-парад.


И кстати, как те гондольеры

Картошку в погребах хранят?


     * * *

                         Когда б вы знали, из какого сора

                         Растут стихи, не ведая стыда.

                                   Анна Ахматова


Хорошо, что нет камина

Хорошо, что не бумаге

Доверяю самочинно

Зарифмованные саги.


Я б по-гоголевски нервно

Выжигал тома вторые

«Мёртвых душ», когда том первый

Расхвалили всласть витии.


Все рассказы о каких-то

Рукописях не горящих

Несомненные реликты

Эр, навеки уходящих.


Всё горит. Но гигабайты

Строк сырых, плохих, говёных

Сети, облака и сайты

Охранят от действий стрёмных.


Не для вечности, а просто,

Чтоб, взглянув на них чрез время,

Почерпнуть из их коросты

Хоть какую-то идею.


И сверстать с тупым блаженством

Новый стих из мыслей каши.

Ибо часто совершенство

Прорастает из какашек.


     * * *


Будем к похвалам прохладны.

Если что, напьёмся брома.

Нагомерим «Илиад» мы

Тридцать три огромных тома.

Эта тема нам знакома.


Будем творческие планы

«Одиссеей» тешить новой.

Мы крутые графоманы,

Мы нагромоздим такого!

Вы нам только дайте слово!

Где-то в Мессинском проливе между Сицилией и Калабрией примерно в начале XII века до н.э.


Одиссей сын Лаэрта

Меж Сциллой и Харибдою неплохо,

Пока надежда мой питает дух.

Вода бурлит, вскипает суматоха

От вида этих чудищ-потаскух.


Ну, да страшны! Ну, да многоголовы!

И да меж ними можно не пройти!

Бьёт через край по жилам нездоровым

Адреналина с кровью ассорти.


Меч наголо, пусть разум возбуждённый

Ещё зовёт корабль развернуть.

Но хрен им в глотку, чудищам зловонным,

Идём в атаку, в лоб, а там уж будь,

Как


Одна из голов Сциллы, дочери Форкиса (с сожалением)

Опять плывут, упорные созданья!

Им нечем что ли там себя занять?

Нам не дают красоты мирозданья

Спокойно и неспешно созерцать.


Я только в суть экзистенциализма,

Мне показалось, начала вникать,

А тут они! И путанные мысли

Опять придётся в кучу собирать.


Опять придётся рыться в манускриптах,

Дышать их пылью древней допоздна

Пристукни-ка их ты, сестра Харибда,

Особенно того вон крикуна.


Харибда, дочь Посейдона

Ну, всё, крикун! Теперь тебе хана!


Стратагема истины в вине


Какая стратагема

Есть у интеллигенции?

Про истину в вине мы

Подразовьём сентенцию.

Мол, тут зависит много

От качества вина,

Ведь истина убога,

Когда она бедна.


Найти с Агдамом вряд ли

Возможно радость истины.

А вот искать под Кьянти

Доступно и фили́стерам.

Хоть после пары литров

Нам станет всё равно,

Достойного ль калибра

Мы выпили вино.


NB. Фили́стер,  [от нем. Philister филистимлянин, обыватель] Неодобр. Человек с узким обывательским кругозором и ханжеским поведением; мещанин, обыватель.

Осенняя сценка из Фауста

                                    Изощрённой расцветкой

                                    Изощрённо сияет

                                    Клёна яркая ветка,

                                    Глаз собой изощряя.


Фауст.

Мне скучно бес


Мефистофель

                       Что делать, Фауст,

Такой вам положён предел:

Нести осенней рифмы пафос

В ваш человеческий удел.

И разглагольствовать о разных

Оттенках вянущей листвы,

Писать назойливо и праздно

О пожелтении травы,

Писать о скуке, увяданье,

Приумножении хандры,

Тоске и прочем обаянье

Унылостей сией поры.

Пиши и ты.


Фауст

                  Сухая шутка.

Найди мне способ как-нибудь

Рассеяться.


Мефистофель

                Доволен будь,

Ты доказательством рассудка.

В своём блокноте запиши:

Мысль об унынии природы

Не возвышает блеск души,

Но дарит надземное что-то.


Фауст

А разве я не в праве стать

В ряды прославленных поэтов,

Чтоб осень ту живописать

Изящным, вычурным куплетом?

Писать, как Тютчев или Фет,

Витийствовать


Мефистофель

                      Как Блок и Бунин?

Увы, на всех пиитов юных

Столпов Алесандрийских нет.


Но помни, если есть фонтан

В твоем Михайловском, нежданно

Заткни его, пусть будет дан

Сиестный передых фонтану.

Уйми желанье извергать

Осенние сонето-оды

И дай спокойно увядать

Игривой красоте природы.


Фауст

Ах, как же мне, поэту, быть?


Мефистофель

Известно как.

Назад Дальше