Только записка от Дайаны де Момери. Она хотела знать, кто вы. Похоже, вы наделали много шума.
Рад стараться, сказал Питер. И что вы ей ответили?
Ничего. Я не знала, что бы вы хотели, чтобы я ей ответила.
Вы не давали ей мой адрес?
Нет. Хотя как раз это она и просила. Но я боялась совершить еще одну ошибку, поэтому переслала записку вам.
Все правильно.
Ну и?
Скажите ей Она знает, что я служу в агентстве Пима?
Нет, я тщательно избегала того, чтобы сообщить ей какие бы то ни было сведения о вас. Кроме вашего имени. Его я ей назвала, но, похоже, она его забыла.
Отлично. Теперь слушайте. Скажите великолепной Дайане, что я чрезвычайно загадочная личность. Что вы сами не знаете, где меня искать. Намекните, что я могу быть за много миль отсюда в Париже, Вене или еще в каком-нибудь месте с таким же звучным названием. Уверен, что вы сумеете сочинить что-нибудь эдакое: Филипс Оппенгейм[35], Этель М. Делл[36] и Элинор Глин[37] под одной обложкой.
О да, это я могу.
Можете сказать, что, вероятно, она увидит меня в момент, когда меньше всего будет этого ожидать. Дайте понять, если не боитесь показаться вульгарной, что я эдакий неуловимый динго, вертопрах, что мне не стоит особо доверять, что за мной многие охотятся, но никому еще не удавалось меня поймать. Заинтригуйте ее, разожгите ее любопытство.
Поняла. Кстати, следует ли мне изображать ревность?
Да, если хотите. Пусть она считает, что вы желаете от нее отделаться: мол, это трудная охота, и соперницы вам не нужны.
Хорошо. Это будет нетрудно.
Что вы сказали?
Ничего. Сказала, что справлюсь.
Не сомневаюсь, что справитесь прекрасно. Я очень на вас рассчитываю.
Спасибо. Как продвигается расследование?
Так себе.
Вы ведь как-нибудь мне все расскажете?
Конечно! Как только будет что рассказать.
Не хотите зайти ко мне на чашку чая в субботу или воскресенье?
О, постараюсь.
Буду держать вас в курсе.
Да, конечно. Ну, пока.
Пока неуловимый динго.
Только бы не джинго![38]
Уимзи положил трубку и подумал: «Надеюсь, она не наделает глупостей. Этим молодым женщинам нельзя доверять. Никакого постоянства. И это плохо кроме тех случаев, разумеется, когда вы хотите, чтобы они были уступчивы».
Он сухо усмехнулся и отправился на свидание с молодой дамой, которая не обнаруживала никаких признаков уступчивости, и все, что он говорил и делал на этот раз, не имело никакого отношения ко всей этой истории.
* * *Рыжий Джо осторожно сел в кровати и оглядел комнату.
Его старший брат не тот, который был полицейским, а шестнадцатилетний Берт, парень очень любопытный, благополучно спал, свернувшись калачиком и, без сомнения, видя во сне мотоциклы. Тусклый свет уличного фонаря высвечивал неподвижный бугор посередине его кровати и падал на узкое ложе самого Джо.
Рыжий извлек из-под подушки дешевую тетрадку и огрызок карандаша. Возможностей уединения в жизни Джо было очень мало, поэтому, когда выпадал случай, следовало им воспользоваться. Он послюнявил карандаш, открыл тетрадь и большими округлыми буквами написал в верху страницы: «Отчет».
Потом сделал паузу. Желательно было, чтобы это сочинение заслужило похвалу, хотя знания, полученные им по английскому языку в школе, тому мало способствовали. «Моя любимая книга», «Кем бы я хотел стать, когда вырасту», «Что я видел в зоопарке» темы очень хорошие, но начинающему юному сыщику не слишком полезные. Однажды ему посчастливилось заглянуть в записную книжку Уолли (Уолли был тем самым братом-полицейским), и он запомнил, что все заметки там начинались примерно так: «В 8.30 вечера я шел по Веллингтон-стрит» Хорошее начало, но в данном случае не совсем подходящее. Стилистика Секстона Блейка, хоть и бойкая, больше подходила для описания волнующих приключений, чем для составления списка имен и фактов. А кроме всего прочего, вставал вопрос о правописании, всегда бывший для Джо камнем преткновения. Рыжий смутно сознавал, что отчет, написанный с орфографическими ошибками, не будет вызывать доверия.
Пребывая в смятении, он обратился к своему врожденному здравому смыслу и нашел хорошее решение.
«Начну-ка я просто с самого начала», сказал он себе и приступил к письму, сильно надавливая на карандаш и отчаянно морщась от усердия.
«Начну-ка я просто с самого начала», сказал он себе и приступил к письму, сильно надавливая на карандаш и отчаянно морщась от усердия.
ОТЧЕТ
Джозефа Л. Поттса
(14,5 лет от роду)
Поразмыслив, он решил, что здесь требуется чуть больше уточняющих подробностей, и добавил свой адрес и дату написания отчета, после чего продолжил:
«Я поговорил с ребятами нащет раг рогатки. Билл Джонс сказал, что вспоминает, как я стоял в дюспечерской и миссис Джонсон делала мне втык из-за нее. Сэм Таббит и Джордж Пайк тоже там были. Я сказал им, что мистер Бредон вернул мне рогатку и что от нее оторван кусочек резинки и что я хочу знать, кто это сделал. Они сказали, что никада не лазили в ящик миссис Джонсон, и я им верю, сэр, потому как Балл и Сэм хорошие ребята, а что касается Джорджа, то по его виду всегда понятно, когда он привирает, а сичас вид у него был нормальный. Тогда я спросил, может, кто другой из мальчиков это сделал, а они ответили, что никого не видели с моей рогаткой, а я сделал вид, что очень сержусь, и сказал: очень, мол, жалко, что у меня кофисти конфисковали рогатку и никто этого не видел и не слышал. А тут подошел Кларенс Меткаф, он у нас главный, сэр, и спросил, что тут происходит, и я ему все повторил, и он сказал, что если кто-то лазил в ящик миссис Джонсон, это очень серьезно. Поэтому он начал всех подряд строго расспрашивать, и все говорили, что знать ничего не знают, кроме Джека Болтера, он сказал, что однажды миссис Джонс оставила сумку у сибя на столе, и мисс Партон ее взяла и понесла в буфет. Я спросил, када это было, и он ответил, что дня через два после того как мою рогатку конфисти забрали, а время было сразу после обеда, сэр. Так что, видите ли, сэр, она пролежала там около часа, пока никого в комнате не было.
Теперь, сэр, про то, кто еще там был и мог видеть, как у меня забрали рогатку. Теперь мне вспоминается, что мистер Праут стоял на верху лестницы, потому что он что-то сказал миссис Джонсон и дернул меня за ухо, и еще там был кто-то из молодых леди, по-моему, мисс Хартли, она ждала посыльного. А после того как меня послали вниз к мистеру Хорнби, Сэм говорит, подошел мистер Уэддерберн, и они с миссис Джонсон пошутили про все это. Но, сэр, вообще я думаю, что многие могли об этом знать, потому как миссис Джонсон рассказывала об этом в буфете. Она всегда рассказывает разные истории про нас, сэр, потому что думает, что это смешно.
Вот все, что я могу доложить насчет рогатки, сэр. Про все другое я пока не расспрашивал, потому как подумал, что надо это делать постепенно, чтобы никто не решил, что я задаю слишком много вопросов, но я уже придумал, как это сделать.
С уважением, ваш Дж. Поттс».Какого черта ты там делаешь, Джо?
Рыжий, слишком увлекшись своим отчетом и забыв присматривать за Бертом, вскинулся от неожиданности и быстро сунул тетрадь под подушку.
Не твое дело, нервно сказал он. Это личное.
Личное, вот оно что? Берт скинул с себя одеяло и угрожающе надвинулся на Джо. Стишки кропаешь? спросил он презрительно.
Тебя это не касается, огрызнулся Рыжий, отвали.
А ну, дай сюда тетрадь, потребовал Берт.
Не дам.
Не дашь? Не дашь?!
Не дам! Отстань!
Дрожащими руками Рыжий снова выхватил тетрадь из-под подушки и прижал к груди.
Я все равно посмотрю а ну, отпусти!
Рыжий был крепким для своего возраста парнишкой и смелым, но руки у него были заняты тетрадкой, к тому же Берт имел преимущество в росте, весе и позиции. Завязалась шумная возня.
А ну отпусти, чертова бычина!
Я тебе покажу, как обзываться, цыпленок паршивый.
Ай! взвыл Рыжий. Все равно не отдам, не отдам! Я же говорю, это личное!
Бац! Хлоп!
А ну прекратите! громыхнул властный голос. Это еще что такое?
Уолли, скажи Берту, чтобы отстал от меня.
А пусть не дерзит. Я только хотел посмотреть, что он делает. Вместо того чтобы дрыхнуть, сидит и стишки кропает.
Это личное, не сдавался Рыжий. Честное слово, очень-очень личное.
Оставь мальца в покое, повелительно рявкнул полицейский констебль. И прекратите шуметь. Разбудите отца оба схлопочете. А теперь по кроватям, или я арестую обоих за нарушение порядка. А тебе, Джо, спать положено, а не стихи сочинять.
Это не стихи. Это кое-что, что я делаю для одного джентльмена на работе, и он велел, чтобы я никому об этом не рассказывал.