ДС:Почему?
ВЕ: Приказ гласил так: «За идейное, дисциплинарное и нравственное разложение студенчества института»[69]. Хотя я учился без единой четверки и при поступлении Единственный человек в институте получал повышенную стипендию. Она уже не сталинской называлась, а ленинской, по-моему, стипендией или премия стипендия имени Лебедева-Полянского[70], что-то в этом роде. Одним словом, несмотря на то, что я первую сессию сдал на все «отлично», меня тут же попросили уйти. Мало того, потребовали органы, чтобы я выехал в 48 часов из города Владимира и Владимирской области[71]. И вообще, чтоб не въезжал в пределы Владимирской области. А уж состав преступления не знаю какой Я, по-моему, только и делал, что лежал, посасывал из горла водку (смеются оба) и группировал вокруг себя людей, которые занимались примерно тем же. И еще стихами и разве что Евангелием.
ДС:А ты писал тогда?
ВЕ: Вот тогда написал Да нет, после изгнания из Владимирского пединститута работал еще грузчиком и немножко кочегаром во Владимире. Потом, после изгнания в 61м году вру, в 62м году, после изгнания из Владимира поселился в Павлово-Посаде. Там работал на поточной линии на кирпичном заводе[72]. Потом-потом-потом-потом в Коломне грузчиком на мясокомбинате, тоже Московская область[73]. В это время как раз написал «Благую весть». Но она тоже потеряна[74]. Она пользовалась успехом у владимирской молодежи. Ее переписывали от руки, я знавал даже энтузиастов, которые знали наизусть, хотя она все-таки размером солидным
ДС:А ты не подумал о том, чтобы сохранить свою работу?
ВЕ: Ее сохранили. Я ее отдал приятелю Цедринскому[75]. Цедринский дал почитать своим друзьям. Кто-то из друзей дал одной из своих тетушек, а тетушка я уж не знаю Куда сгинула один Бог ведает, с 62-го же года я ее не видел. А потом, в 63м году, мне повезло, я определился на службу. «Кабельные» как же это называлось? Ну, плевать на название организации, одним словом, строительство и монтаж кабельных линий телефонной связи. То есть мы опутывали всю Россию телефонными связями. Ровно десять лет там оттарабанил с 63го по 73й, даже десять с нахлестом[76]. Приходилось работать в Московской области, Владимирской, Ивановской, Горьковской, Тамбовской, Липецкой, Смоленской, Черниговской, Гомельской, Могилевской, Тульской, в Литве даже, Брянской
ДС:А как ты воспринимал это путешествие?
ВЕ: Какое?
ДС:Это хождение в народ
ВЕ: Это хождение? Да почти ничего оно путного мне не приносило, но у меня было положение таково, что у меня не было ни паспорта, ни постоянной прописки, ни постоянной крыши над головой[77]. А тут все-таки в разъездах мы жили постоянно в вагончиках. Знаешь, такие крохотные вагончики, в которых ютятся строители?
ДС:Да-да-да.
ВЕ: Мы эти вагончики цепляли и колесили с ними, как циркачи прежних времен свой фургон гоняли из угла в угол. Это хорошо Теофилю Готье было писать своего «Капитана Фракасса» там все у него очень выглядит заманчиво, а тут ничего подобного нет. Сплошная грязнотища и все такое Одним словом, сплошная харкотина.
ДС:А в гостинице невозможно было?
ВЕ: Да какие гостиницы, когда мы всегда в полевых условиях, в поле Ну, правда, свои записные книжки очень обогатил, распух записными книжками. Во время этих разъездов писал немножко стихи для Родился сын в 66м году[78]. Для него вот я рассказывал
ДС:Расскажи, это интересно.
ВЕ: В начале 70х годов стихи в разных жанрах. То есть начиная с катулловского размера или там с подражания сапфической строфою и кончая современным верлибром. Во всех жанрах.
ДС:Они сохранились?
ВЕ: Сохранились, но часть из них пустила на растопку моя теща, то есть матушка моей первой жены[79]. У меня все хранилось в Петушинском районе, где в это время жил сын. Я же к нему наезжал ежемесячно.
ДС:А когда ты поехал в Петушки?
ВЕ: А в Петушки Я из Владимирского пединститута вывез одну девицу, и у нас в 66м родился сын. Пришлось срочно с ней обручиться, как говорится, потому что уже истекал месяц. А по истечении месяца младенцу надо давать, во-первых, отчество, а во-вторых, фамилию, разумеется. Пришлось срочно обручаться, прямо в последний день, потому что месяц истекал в этот день. А жену распределили по окончании института в Петушинский район, село Караваево. Это еще автобусом от Петушков к северу. Так что мне приходилось, сколько бы я ни колесил по Руси, примерно каждый месяц приезжать в Петушки. К сыну с гостинцами
ВЕ: Сохранились, но часть из них пустила на растопку моя теща, то есть матушка моей первой жены[79]. У меня все хранилось в Петушинском районе, где в это время жил сын. Я же к нему наезжал ежемесячно.
ДС:А когда ты поехал в Петушки?
ВЕ: А в Петушки Я из Владимирского пединститута вывез одну девицу, и у нас в 66м родился сын. Пришлось срочно с ней обручиться, как говорится, потому что уже истекал месяц. А по истечении месяца младенцу надо давать, во-первых, отчество, а во-вторых, фамилию, разумеется. Пришлось срочно обручаться, прямо в последний день, потому что месяц истекал в этот день. А жену распределили по окончании института в Петушинский район, село Караваево. Это еще автобусом от Петушков к северу. Так что мне приходилось, сколько бы я ни колесил по Руси, примерно каждый месяц приезжать в Петушки. К сыну с гостинцами
ДС:Как долго ты жил там, в Петушках?
ВЕ: Я там почти и не жил, только наезжал туда. Приезжал к сыну, допустим, на три-четыре дня, потом опять исчезал на месяц. Это до 73го года.
ДС:И когда ты написал «Заметки психопата»?
ВЕ: «Заметки психопата» это я говорил Когда я учился на первом курсе МГУ и немножко после изгнания из МГУ, когда пошел на московскую стройку.
ДС:Но тогда ты не вернулся в МГУ
ВЕ: Нет, не вернулся. И не намерен был[80]. В 72м, тут же прямо спустя два года после «Петушков» написал почти целиком было написано примерно такого же объема, чуть-чуть побольше, «Дмитрий Шостакович». Но он у меня пропал, у меня его свистнули[81].
ДС:Это что значит?
ВЕ: Что значит? (Оба громко смеются.) Это хорошенький вопрос! Я ехал в электричке поздно вечером и с большого похмелья. И у меня в сумке, в сетке то есть, с собой были две бутылки вина, которые прямо торчали из сумки. А рядом с сумками лежал пакет. В пакете были мои записные книжки. И вот как раз все черновики «Дмитрия Шостаковича», которые надо было просто сесть и переписать набело.
ДС:Это роман? Повесть?
ВЕ: Ну я не знаю Я в названиях жанра не силен, как угодно можно называть. Я вообще терпеть не могу эти подзаголовки там «поэма», «повесть», «роман» или Какая разница, по существу? Просто «Дмитрий Шостакович». Хотя там речи о Дмитрии Шостаковиче почти нет. Хорошо, если три страницы попадались, где упоминался Шостакович. Он там совершенно ни к делу, и ни к месту, и ни ко времени.
ДС:Но почему ты назвал это «Дмитрий Шостакович»?
ВЕ: А «Дмитрий Шостакович» там потому, что по ходу дела начинались сцены не совсем цензурного свойства. И вместо того, чтобы описывать то, что не годится для печати, я начинал говорить о Шостаковиче. О том, что такой-то Шостакович лауреат там трам-пам-пам, командор Ордена Почетного легиона, почетный член итальянской академии Санта-Чечилия и все такое Одним словом, о Шостаковиче шла речь, пока не кончалась непристойная сцена. Как только она кончалась, повествование продолжалось дальше. Очень веселое повествование. Но когда опять случались сцены нехорошие, не для воспитанного слуха, а уж тем более не для советского слуха, хотя не на него было рассчитано, опять приходилось прибегать дальше говорить о Шостаковиче. Попеременно о его симфониях (Оба смеются.) Веселая была вещь. С печальным окончанием. Я, когда ее потерял, прямо У меня ее выкрали вместе с сеткой. Я уснул в электричке, а это был вечер воскресенья, когда всему народу очень хоц-ца похмелиться, а уже достать негде все магазины закрываются самое позднее в восемь[82]. А я ехал уже в позднюю пору, в совершенно почти пустой электричке. Когда я проснулся То есть кто-то соблазнился этой сумкой. Им все эти рукописи, черновики и не нужны были, никакой им «Шостакович» не нужен, они это, конечно, выбросили из окошка электрички. Им нужно было вино, а вот эти две бутылки Если бы я их завернул хорошо в бумагу, ничего бы подобного не случилось.
ДС:Очень жалко
ВЕ: Это 72й год. Я тогда, когда вышел из электрички и увидел пропажу, упал на траву и рыдал, как Печорин, расставшись с княжной Верой или кем-то там, уже не помню[83]
ДС:Ужас такой