И, между прочим, реально свободный.
Я всегда дома!
Я, главное, не могу не быть беспрерывно при участии. (Слово-то созвучное!..) При участии моём в чём-то важном.
Самом важном!
"Ощущаешь".
Помню же:
Миг рождения есть миг прозрения.
"Наоборот".
Да-да, конечно
В детстве, помню, мне приснился сон, где было как бы то, что до самого этого моего детства. Я, мальчик, лежу в какой-то коляске удобной, а её как-то тащат, играя, другие дети Я, в полудрёме сладкой, приоткрываю глаза: надо мною что и есть главное событие в этом сне! голубое ветреное небо ветви березовые летние легко и вольно колышутся солнышко в этой густой листве слово бы заплутало пестрые яркие лучики-паутинки сквозят в зелёной мятежной кутерьме
Детство это научение формулировать. И прежде всего самое важное. (Наряду с тем, что мне внушают со стороны)
А уж с отрочества лишь бы самое важное в жизни делать, а именно самое любимое. Ведь если оно не любимое, то какое же оно самое важное!.. Любимое, конечно, именно мною, так как только тогда видно, что я делаю лично, сам. Самое раннее, что помню, только бы мастерить, изобретать. Но при этом отвлекает уже некая сладость и горесть догадываться, рассекречивать саму жизнь. (Чем заразило даже беглое чтение классики)
С юности: профессию иметь заранее любимую. Но такая уже есть читать книги!.. И уж если не она, то, по крайней мере, где бы я, опять же, все сам! И если таких не одна Так самую важную из них! Где исключительно от меня всё зависит.
Философом! Что я думаю о том, о чём думаю именно я.
Но не пройдёт ли жизнь мимо меня?.. Тем более, слышу, мне все: пользу приносить!.. Вот бы и вмешаться активно. И со своим "я".
Тогда следователем! Чтоб рассекречивать в жизни самое секретное добро и зло в людях. Тем более, если кто в моё дело (понятно: в уголовное-то) сунется, так я и об этом точно так же, добро или зло, узнаю: явно или догадливо И что же: окончил университет и работал следователем несколько лет. И нравилось.
Работал как только можно аккуратно: и с точки зрения закона, и по добросовестности.
А это потому так, может быть чтоб отвлечь себя, меня, от моей тайной, наверняка судьбоносной большой, огромной досады.
Не самое важное!..
Да, не самое всё-таки важное из всего важного делаю!..
Вот веду я дело; прилежно и честно. А рядом с этим одним делом несколько приостановленных: нераскрытые, так сказать, деяния Вот я конкретно привлекаю кого-то к ответственности; прилежно-то и честно; проще говоря сажаю в тюрьму. Но усвоено же мною хрестоматийное: латентная преступность. То есть не зарегистрированная даже. Она соотносится с моими десятками уголовных, законченных и незаконченных, по принципу айсберга: лишь малая часть преступлений видима а миллионы на миллионы никому, кроме злодеев и их жертв, вообще никогда не были и не будут известны
Следователю одно утешение: если он просто порядочный человек честь и зарплата, если он особенно светлая или особенно тёмная личность ещё и азарт и анализ.
Я никогда не делал выводов, я их ненароком находил.
Я расследую преступления но их может расследовать так же или даже лучше и любой, с образованием и желанием, другой
А вот расследовать самого себя мною меня! кто на это?!..
Зато от этой крайней досады, тем более никому не ведомой, я стал, будто зажатый в угол, бешено смекать
И писать!..
Точней бы сказать: опять же читать, но уже самого себя, меня.
Писал рассказы: всё о душе, о душе и по большому счёту.
Иного счёта я для себя и не признаю.
Кто бы в милиции знал, что иногда печатает моя служебная! машинка!
Писал поначалу всё черкал, черкал Словно бы Словно бы сцарапывал краску на каком-то секретном штрихкоде Одному мне должному быть известному.
Но всё выходило: пишу о ком-то, кто как бы за какой-то стеной
И один раз, в одну ночь, помню даже в зимнюю, я стал писать так так, что лицо моё горело!
От стыда.
За искренность.
В любви.
Я пылал от каждого записанного мною слова.
А прочтёт ли кто и не думалось.
Само собой разумелось иное: знала о чувстве моём вся Вселенная!
Даже будто и не замечал, что я теперь его, моё чувство, выражаю в словах.
Тем более, слова эти словно бы кто мне диктовал.
Так что я просто записывал.
Улыбаясь.
Так вот.
Кто же ещё?..
Иначе не могу и выразить.
Бог! Лишь Бог знал все мои тайные мысли и чувства и видел мои пробные старания. Он же, в одобрение, и творил во мне все мои подвиги к искренности абсолютной.
И наконец.
Бог сказал мне:
Ты не будешь писать уголовные дела, ты будешь писать книги.
Оттуда и сейчас постоянное ожидание чего-то на горизонте
Того неизбывного, что с пелёнок.
И есть ли состояние (и занятие) в жизни ещё более самостоятельное?!..
Впрочем, слово "писатель"
О тех, каких много
"Признался".
Да. Я ведь и раньше уже записывал что-то записывал в тетрадь толстую, солидную и тайную, секретную
Дневник!
С чего бы тогда уж это-то? А читал книги: открою лишь классиков и праздничное во мне настроение!.. Как от музыки.
Слеза словно чья-то, раз капнутая на лист бумаги, век не просыхает. Сладкая или горькая. И можно взять её, как бусинку, пальцами и покатать в ладони и унести и держать при себе
И сколь же был счастлив явно ощущал я при таком чтении тот, кто источал себя на бумагу!.. Недаром же он совершил это так откровенно, старательно, благолепно!..
Нет, конечно, нет на белом свете более счастливого и, значит, более важного поприща: запечатлеть на бумаге своё чувство и мысль.
Так отдаться же самому важному целиком!
Не в укромных строчках а в распахнутых страницах.
И если уж я ощущаю, что письмо самоё важное дело в мире, ничего другое я попросту делать не могу.
Ведь первое дело в жизни это вдохнуть.
"И выдохнуть".
Я бросил профессию, а с нею диплом, и конечно тот город
Я всегда и везде я.
В лесу с грибами и в автобусе на шоссе дальнем со мною записная книжка.
И мне бы только Ну, чего ещё?! Чтобы никого не было рядом
То есть комнату бы, комнатку, комнатуху. Пусть даже, как теперь, в "коридорке". Такая тогда подвернулась случайно: друг-то один, юрист, подался сразу не в «уголовники», как я, а в «хозяйственники".
А работать лишь заради куска хлеба. И конечно же, там, где можно писать. Поначалу сторожем! Это уж я подсмотрел у новых друзей.
С тех пор зато я словно праща. Неисточимо заряжённая беспрерывно вращается неумолимо мечет
И может ли кто её остановить?
В поиске и говорении самого важного.
Ведь в этом в делании главного, смотрю и вижу, вокруг целина.
Я там, где никого нет!
На самую тонкую мудрость времени и на самые дерзкие фантазии прогресса у меня всего-навсего, для начала, один, но неуемный вопрос:
А почему я стану счастливее?
А что, разве не такую цель ставили перед собою все и всяческие мудрецы и учёные?!.. Тогда какую?!.. И, главное, кто кто они, в таком случае, эти знающие и мудрые?!..
Но Отдавание вот уж подлинно неопознанное! так и прёт из человечества. Во всём, смотрю, ныне придуманы конкурсы и премии.
Но нет же премии в области счастья!
«Каждый отдает своё.»
Я иду туда, где никого нет и не было.
Механизмы изощрённые все и уже те гуманоиды, и уже те нано-технологии освободить человека от труда?..
Но освободить для чего?!..
"Здесь. Лишь бы".
Да, нынче вокруг именно пустыня.
Один ум, ну, освободит миллионы голов и рук, но для какого, для какого именно занятия?!..
Без ответа на этот вопрос разве достижение мысли есть достижение?!.. Есть? Тогда чьё? Каких сил?..
Чувствую, между прочим, я виновато ещё и некую ревность от моего прошлого: в прежние места жительства не захожу, к давнишнему другу не заглядываю, моих прежних книг не перечитываю
Не заземляться!
Теперь-то объяснима забота: как бы больше отдать!
Всё впереди всегдашнее настроение и состояние.
(И у безнадёжного больного?.. И у ветхого старика?.. Знаю, ведь это же так!..)
Не прерывать писание ни на минуту!
"Поиск".
Очередная дверь она просто не видима за предыдущей.
Оказалось, каждая моя предыдущая книга есть лишь предисловие к моей будущей.
Пятнышко на стекле и вот мне Идея для усилия года на два.
Включил электрочайник.
"Чайник почему-то засипел" Да! Так и нужно писать, если действительно правдиво.
Но я могу теперь ещё правдивее.
Отдавание!.. Отдал за чайник деньги Отдал, включая, калории Отдала спираль, накалясь, энергию
И как раз то, что, собственно, и происходит на самом деле.
Во Вселенной.
"Кричи. Кричи".