Мамина любовь
Марина Беликова
Редактор Олисава Тугова
Дизайнер обложки Анастасия Раннева
© Марина Беликова, 2021
© Анастасия Раннева, дизайн обложки, 2021
«В кастрюле каждой семьи всегда есть одно чёрное пятно»
Китайская мудрость
Пролог
Плавная мелодия звонка проскользнула в мой сон. Я открыла глаза и посмотрела на экран телефона. Три пропущенных.
Кто бы это мог быть?
Я недовольно поморщилась. Неизвестный абонент настойчиво пытался выйти со мною на связь, игнорируя неприлично поздний для звонков час. В четвёртый раз я всё же сдалась и нажала на зелёную кнопку.
Слушаю, сон почти покинул меня.
Простите за беспокойство, незнакомый голос звучал встревоженно. Вы Екатерина Андреевна Канская, верно?
Да, ответила я, всё же оторвав голову от подушки. А кто говорит?
Внезапный ночной звонок ворвался в мою жизнь и вернул в неё всё то, что я так долго старалась забыть. Я слушала его и физически ощущала, как вновь проваливаюсь в страшную пустоту. Каждое слово летело в меня тяжёлым камнем, попадая точно в цель.
Снова эта боль.
Очень надеюсь на ваше понимание.
Голос в трубке звучал мягко, но настойчиво.
Меня охватила паника. Я почувствовала, как хищником во тьме подкрался приступ удушья.
Давно их не было лет шесть-семь точно.
В один миг уютная темнота спальни показалась мне раздавливающей, всепоглощающей чернотой. Я вскочила с постели, включила свет и нервно зашагала по комнате, шумно втягивая воздух через нос, чтобы, наконец, успокоиться.
Одну минуту, прохрипела я в трубку. Сейчас.
Я ворвалась на кухню. Нужно выпить немного воды. Пока я пила воду большими жадными глотками, экран телефона светился в темноте, напоминая о присутствии неизбежного прошлого. Сколько не убегай от него, а оно всё равно догонит, схватит и проглотит.
Вы меня слышите? Алло?
Голос в трубке не унимался.
Чёрные настенные часы зловеще тикали. Пора принимать решение. Возможно, это одно из самых трудных решений в моей жизни. Но я и так откладывала его на слишком долгий срок.
Я приеду. Ждите меня сегодня к утру.
Глава первая
Есть вещи, о которых совсем не хочется вспоминать. Почему-то именно такие воспоминания самые цепкие. Они впиваются в голову как ржавый гвоздь в старый забор. Даже если вырвать его из доски, непременно останутся некрасивые отметины и щели.
Впрочем, в моей голове живут не только чудовища. Есть в ней место и для приятных воспоминаний. К примеру, любимое мороженное. Густое, сливочное, умеренно сладкое В любой момент я могу прижать язык к нёбу и ощутить вкус, любезно предоставленный воображением.
Стоит только закрыть глаза, порыться в сундучке с сокровенным и вот я снова наслаждаюсь мягкостью бархатного платья, подаренного бабушкой к новогоднему утреннику. Драматичное чёрное платье с тяжёлым алым подъюбником больше подошло бы маленькой дофине, а не резвой хулиганистой девчонке. Однако я носила его с королевским достоинством до тех пор, пока не пришла пора сменить роскошный наряд на скромную школьную форму.
Я ношу с собой и весёлый пикник в кругу друзей, и удачное выступление на сцене, и первую бабочку, сплетённую из проволоки и бисера ещё в начальной школе. Такие мелочи подобны резвым золотистым мотылькам. Когда мне становится страшно, я созываю всех своих мотыльков, прошу их рассеять тьму и указать мне дорогу.
Самое простое вспомнить о матери. Мать самый первый, самый яркий светоч в жизни. Далёкая путеводная звезда, огонёк холодного мерцающего света.
Вера. Хорошее, доброе имя.
Я помню мать мимолётными отрывками. Я не могу увидеть её лица с фотографической точностью. Всё видится слишком расплывчато, как если бы я надела не свои очки и пыталась разглядеть мир сквозь чужую призму. Вот она наклоняется чуть ближе и светлые, завитые по моде прошлого века волосы спадают ей на лицо. Мама очень миловидная женщина. В ней столько мягкости, столько нерастраченной нежности! Розовая помада подчёркивает цвет её нарумяненных щёк, немного оживляя застывшие черты. Ей идёт розовый. Глаза уже не выглядят столь печальными, а губы, оказывается, умеют складываться в улыбку.
Иногда, в редкие моменты хорошего настроения, мама гладит меня по голове. У неё тёплые руки с короткими ногтями, покрытые розовым перламутровым лаком, и огрубевшая, немного сморщенная кожа на костяшках пальцев.
Катя Катенька, зовёт меня мама сквозь годы.
Тихий, почти мёртвый голос.
Она любила гладить меня по волосам, запуская руки в переплетающуюся волнами гриву.
Вот бы мне такие! говорила мама со вздохом сожаления. Запомни, дочка: волосы главное украшение женщины.
Я улыбалась и, стараясь сделать ей приятное, запрокидывала голову чуть назад, давая волосами свободно опуститься на спину и плечи.
Каштановые. Тягучие. Неровно подпрыгивающие змеи-завитки, делающие меня то ли красивой, то ли неопрятной в своей дикости. Если я бежала, они летели за мною пышным облаком, если сидела спускались водопадом, едва сдерживаемые подпорками из заколок по бокам. И хоть волосы доставляли мне некоторые неудобства, я чувствовала себя увереннее под покровом их защиты.
Тебе повезло, что ты пошла не в нашу породу. Волосы у тебя от отца
Об отце она говорила нечасто и неизменно с печалью в голосе.
Эти отношения были обречены: отец, хронический наркоман, не мог излечиться ни любовью, ни лаской. Они развелись когда мне не исполнилось и двух лет. А вскоре отец умер, поэтому я ничего о нём не знаю. Да и не хочу, если честно.
Бабушка помогала растить меня в то непростое время. С матерью они не особо ладили. Бабушка натура цельная, волевая, начисто лишённая и толики нежности предпочитала задушевным разговорам жёсткое и авторитарное обращение с дочерью. Она была бойцом и не имела привычки жалеть её; через давление и приказы бабушка упрямо лепила из дочери своё подобие, не принимая мамину мечтательную и противоречивую натуру. Там, где бабушка видела не приспособленного к жизни эгоиста, любившего получать удовольствие от очередной дозы, мама видела сложного, запутавшегося человека. В юности мама наконец-то вырвалась из-под бабушкиной опеки, в спешке выскочила замуж и мужественно терпела ад, который, видимо, не был для неё таким уж адом, раз ей удалось прожить с отцом целых три года. После очередных побоев мать всё-таки решилась позвонить бабушке и та забрала нас обеих.
Мы с мамой стали жить вдвоём. Мы были больше, чем мать и дочь. Она стала мне подругой, сестрой, воспитателем и врачевателем детских печалей. Я стремилась не разочаровать её, потому что знала, что я для неё целый мир. Даже не так Я не могла себе позволить разочаровать её. Я всегда ощущала вину за то, что ей пришлось вынести в отношениях с моим ужасным отцом.
В школе я училась на одни пятёрки, никогда не переходила недопустимых границ в общении с людьми. На родительских собраниях мама сияла от гордости за прекрасно воспитанную дочь. Учителя постоянно хвалили меня за трудолюбие, усидчивость и увлечённость учёбой, за совсем недетскую рассудительность и примерное поведение. Мамины многочисленные подруги умилялись моему милому личику и исключительной, почти противоестественной для ребёнка аккуратности. Впрочем, в последнем они не видели ничего плохого. Скорее наоборот. В их понимании эти черты в будущем помогли бы мне в достижении единственно важной цели в жизни каждой женщины замужества и рождения детей.
Раньше я не слишком задумывалась об этом, но сейчас, по прошествии стольких лет, осознаю, что в мамином окружении не было ни одной по-настоящему счастливой женщины. Всех их, таких разных, объединяла неустроенность в личной жизни. Замужние тяготились своим несчастливым браком. Разведённые сетовали на судьбу и воспринимали своё одиночество как трагедию. В душе эти далеко не юные, замученные бытом, проблемами со здоровьем и необходимостью зарабатывать на жизнь женщины оставались наивными девочками, слепо верящими в свою мечту: в их жизни появится он и всё изменится. Такой же наивной девочкой была и моя мама.
Я хотела, чтобы у мамы всё сложилось с достойным её человеком. Мама часто делилась со мною подробностями своих не слишком удачных романов. Как правило, её мужчины были ненадёжны и поверхностны. Всё начиналось и заканчивалось одинаково, и идеальные, высокие отношения скатывались в нечто грустное с обязательным болезненным разрывом в конце.
Я жалела маму. Она была прекрасной женщиной тихой, доброй, покладистой, на всё готовой ради комфорта другого человека Именно на таких женщинах мужчины хотят жениться и именно на таких женщинах мужчины не женятся никогда. В лучах их тепла приятно греться, зализывать раны, нанесённые жестоким миром. Раны души затягиваются от любви, язвы желудка проходят от домашнего супа, и наш герой устремляется покорять новые вершины, сворачивать горы и бросать звезды к ногам любимой женщины Другой женщины той, что всегда себе на уме и предпочитает заботиться о себе больше, чем о своём мужчине. Маме оставалось только горько плакать и удивляться мужской непоследовательности.