«Новик», «Баян» и «Аскольд», как самые быстроходные наши крейсеры, были высланы на разведку, а броненосцам было приказано развести пары и быть готовыми к отплытию по первому требованию.
К часу дня, крайне встревоженный всем виденным и слышанным, я приехал к своим товарищам, думая узнать от них какие-либо подробности. Но они оказались осведомлены не более меня.
Побывав затем в разных местах, мне только к вечеру удалось окончательно выяснить это происшествие.
Дело объяснилось чрезвычайно просто: один из телеграфистов вблизи бухты «10 кораблей» до того напился, что ему, под влиянием всеобщего тревожного настроения и постоянного ожидания японцев, померещились корабли в море, высадка японцев и т. д. Он сгоряча возьми да и пошли телеграмму, наделавшую такой переполох.
Телеграмма эта обошлась нам очень дорого, если сосчитать даже только стоимость угля, сожжённого эскадрой, собиравшейся выйти в море.
Телеграфист за свою пылкую фантазию был, как говорят, по приказанию генерал-лейтенанта Стесселя просто высечен.
Сегодня состоялся суд над бывшим командиром погибшего крейсера «Боярин». Мягкое решение суда (виновный был отрешён от командования судном и списан на берег) объясняется отчасти тем, что капитан Сарычев состоит Георгиевским кавалером за бой при Таку».
24 февраля:
«Приехал наконец новый командир эскадры, адмирал Макаров. Вместе с ним приехали из Петербурга скороспелые мичманы и механики. Прибытие адмирала Макарова вселяет во всех уверенность, что наконец-то флот наш выйдет из своего упорного бездействия и проявит более активную деятельность.
Броненосец «Ретвизан» благодаря удачно подведённому кессону снят с мели и введён в Восточный бассейн.
В этом совпадении дня прибытия нового адмирала с днём снятия броненосца «Ретвизан» с мели многие склонны видеть светлое предзнаменование.
Видел сегодня громадную пробоину крейсера «Паллада», который стоит в доке. По крайне вялому ходу работ вряд ли можно рассчитывать на скорое его исправление.
Ходят слухи о столкновениях наших отрядов с японскими на реке Ялу и о бомбардировке японцами Владивостока»
***
В Санкт-Петербурге не падали духом. Эту войну, пусть и начатую при неблагоприятных для России условиях, по-прежнему считали обречённой на викторию, а поражения на начальном этапе боевых действий полагали временными.
Повсюду в лавках продавались лубочные военные картинки. Лотки уличных разносчиков пестрели портретами первых героев войны. Большой популярностью пользовались и печатные лубки-карикатуры, изображавшие хвастливо-гротескные сюжеты: сказочный Емеля одним ударом кулака уничтожает японский флот, свирепый казак хлещет нагайкой японского офицера, огромный русский мужик ухмыляется на фоне потопленных в луже вражеских кораблей, русский солдат с медалями на груди бьёт японского солдата по голове гигантской кувалдой, на которой написано «Порт-Артур» Картинки подобного рода стоили две-три копейки, их покупали и вешали на стены в своих квартирах, иные любители собирали целые коллекции, кои хранили в специальных альбомах.
Помимо верноподданнических адресов монарху, патриотически настроенная общественность рассылала телеграммы с сердечными пожеланиями побед командирам кораблей и войсковых соединений их тексты регулярно публиковались в газетах.
Подростки сбегали из дому, чтобы добраться до Маньчжурии и принять участие в боевых действиях. Несостоявшихся героев снимали с поездов и водворяли под родительскую опеку о подобных случаях неоднократно появлялись заметки в прессе. Кроме того, страницы газет и журналов изобиловали сатирическими куплетами, в коих высмеивали императора Муцухито, маршала Ояму, вице-адмирала Камимуру, командующего флотом Того, прочих высокопоставленных деятелей противника. А в кабаках распевали залихватские частушки:
Запрягай, папаша, кур,
Мы поедем в Порт-Артур.
Нам япошки нипочём
Расколотим кирпичом!
Благослови, отец и мать,
Меня с японцем воевать!
А чтобы наша не взяла
Вовек такому не бывать!
По дороге по амурской
Эшелоны мчатся
Шибко нам в земле Маньчжурской
Невтерпёж подраться!
На востоке всходит солнце,
К нам оттуда прут японцы.
Ох, им не понравится
На тот свет преставиться!
Ах, япошки-азиаты!
Из-за вас идём в солдаты,
Идём от маток и отцов
Вас накажем, подлецов!
Не по душе мне повсеместное шапкозакидательство, как бы не накликали беду на наши головы квасные патриоты, тревожился Василий Иванович Немирович-Данченко, старший брат знаменитого режиссёра. Надеюсь, хотя бы нашу армию не в полной мере захватили этакие легковесные настроения.
Не по душе мне повсеместное шапкозакидательство, как бы не накликали беду на наши головы квасные патриоты, тревожился Василий Иванович Немирович-Данченко, старший брат знаменитого режиссёра. Надеюсь, хотя бы нашу армию не в полной мере захватили этакие легковесные настроения.
Василий Иванович был известным литератором и путешественником, воевал на Кавказе, а после его репортажей с полей русско-турецкой кампании зарубежные журналисты окрестили его королём военных корреспондентов. Немирович-Данченко дружил с генералом Скобелевым, в особо жарких боях с турками ему не раз случалось брать в руки оружие, и он хорошо понимал, чем грозит недооценка противника.
Откомандированный газетой «Русское Слово» на театр военных действий, Василий Иванович отправился в Порт-Артур по достроенной в прошлом году Маньчжурской железной дороге11. После шестнадцати дней пути последовали внезапная заминка и заполошная беготня путейцев на станции Вафандян:
Что такое?
Японцы перерезали дорогу!
Да ну? Быть того не может.
Может или нет, не нам решать. Вагоны с пассажирами приказано отвести на запасной путь.
Да как же? А ехать когда?
Никому не ведомо. Следом за вами идёт громадный состав с боеприпасами. Офицеры из корпуса Пограничной стражи намерены во что бы то ни стало доставить их в Порт-Артур: похоже, будут прорываться с боем.
Боеприпасы с боем? Но это чистое безумие!
Им виднее, а наше дело маленькое
Впоследствии Немирович-Данченко коротко описал в газетном очерке это отчаянное, граничившее с авантюрой предприятие как русские офицеры повезли осаждённому гарнизону жизненно необходимые для обороны боеприпасы Впереди эшелона решили пустить разведочный паровоз с установленным на нём мощным динамитным зарядом на случай встречи с японцами. Правда, машинист отказался, спрыгнул с подножки:
У меня жена, дети!
Места машиниста и кочегара заняли поручик Завадовский и корнет фон Рооп. А следом за ними в паровозную будку поднялся «король военных корреспондентов».
Не лучше ли вам остаться? попытался воспрепятствовать его намерению поручик. Мы же почти смертники.
Однако Немирович-Данченко не желал принимать никаких возражений. Лишь напомнил, что семафор открыт, потому надо поторапливаться.
Они ринулись навстречу неизвестности и им удалось-таки прорваться. Следом за разведочным паровозом прибыл в Порт-Артур и состав с боеприпасами. Это был последний эшелон, добравшийся до города, которому отныне предстояло сражаться в окружении.
А Немирович-Данченко затем с оружием в руках принимал участие в обороне Порт-Артура находился там до самого конца, чудом выжил и по прошествии времени написал о пережитом книгу «Слепая война» (увы, её рукопись сгорела в типографии Сытина при пожаре). Впрочем, из-под пера Василия Ивановича вышло ещё немало книг, и прожил он долгую жизнь
***
В апреле 1904 года в Ляоян выехал Николай Георгиевич Гарин-Михайловский: писателю предстояло приступить к службе инженером при штабе армии, и по совместительству военным корреспондентом газеты «Новости дня». Из Ляояна он регулярно присылал в столицу заметки, которые затем сложились в объёмистый «Дневник во время войны».
Маньчжурия была далеко, народ в глубинке имел о ней весьма смутное представление, и это наглядно показал Николай Георгиевич в своём «Дневнике», когда описывал дни своей долгой поездки к месту службы через всю Россию:
«3-го мая. Ночью не спалось. На какой-то маленькой станции нас несколько человек вышло из вагона. Стояла в темноте одинокая фигура. Подошёл ближе.
Татарин, говорит Сергей Иванович (Попутчик Гарина-Михайловского Е. П.).
Татарин-то татарин, отвечает фигура, да крещёный.
Татарин? Как же это ты, братец мой: крестился?
Так, додумался.
Додумался?! Как же ты додумался?
А что, запрещено?
А что же ты тут делаешь?
А вот сына караулю. В солдатах, едет на войну, письмо прислал. Вот и караулю.
Давно караулишь?
Неделю. Сказывают, через четыре дня ещё.
Охота видаться?
Повидаться ладно, наказать насчёт земли надо.
Какой земли?
Да вот, что после войны отберут: земля, сказывают, больно хороша, так вот участочек бы прихватил: все равно там же будет. Там, может, заслужит, так креста, видно, не надо, пусть участок просит, а крест другому.