Андрей Мансуров
Хроники королевского Ассенизатора
1. Двор
Работа дону Хайми нравилась.
В отличии от большей части тех людей, с кем ему приходилось тесно взаимодействовать, если это можно так назвать, в процессе подготовки к ней. И в быту. Если таковым считать проживание Ричарда Хайми в этом неуютном, тёмном, и продуваемым жуткими сквозняками пространстве. С неудобными холодными комнатами с высоченными готическими сводами, тёмными змеящимися коридорами, толстенными каменными стенами с длинными, узкими, и еле пропускающими дневной свет, бойницами вместо окон. А проще говоря в замке Его Величества.
Но с проживанием в угрюмом, сыром зимой, и холодным даже летом каменном мешке ещё можно как-то смириться. А вот с его «штатными» обитателями
Вот и сейчас мажордом Густав Пилей, заявившийся с визитом «вежливости» в покои дона Хайми, не мог не вызывать раздражения: хотя бы своей лисьей ухмылкой профессионального придворного прихлебателя, и медоточивым голосом матёрого лизоблюда:
а известно ли уважаемому дону Ричарду, что Его Величество, наш драгоценный Светоч Первый, сегодня, во время торжественного обеда по случаю Праздника Первой Ласточки изволил высказаться в отношении вашего способа проводить досуг весьма недвусмысленно? А именно: «Доколе наш главный Ассенизатор будет слоняться по низкопробным борделям, когда в его распоряжении весь мой Двор?!»
Ричард Хайми сдержал ехидную ухмылку, а так же рвущиеся на уста нелицеприятные сравнения, типа, что почти все «благородные» дамы при всех своих регалиях и титулах сильно напоминают
Стадо перекормленных коров. К тому же в большинстве своём ещё и самовлюблённых, тупых и старых. Но банальная осторожность во-первых, знал, что чёртов Пилей фактически превосходит реальной властью даже премьер-министра, а во-вторых отверстия в трёх стенах кабинета, а проще говоря первой из двух комнат, предоставленных в распоряжение Хайми, проделаны неспроста! заставила ответить вежливо и политкорректно:
Это слишком любезно со стороны Его Величества! Как мог я себе позволить такие вольности в поведении, сколь высоко я не ценил бы ослепительную лучшую половину его Двора! Ведь я, хоть и дон, и в двенадцатом поколении, осознавая свою э-э неродовитость, никогда бы не осмелился домогаться внимания всех уважаемых и высокородных прима-донн Двора нашего высокочтимого монарха! Это значило бы продемонстрировать неуважение к гостеприимству Его Величества, и почти открыто бросить вызов всем нормам приличия! И выставило бы меня в невыгодном свете словно я презираю высокородных и высокопоставленных мужей, или отцов тех, кого я, предположим на секунду такую возможность, захотел бы э-э отметить своим вниманием! И Его Величество мог бы посчитать, что я открыто смеюсь над их чувствами к своим половинкам, или дочерям!
Но, разумеется, я рад, что вы, высокочтимый донн мажордом, сообщили мне то, что сказал Светоч Первый! Ведь такое высказывание Его Величества освобождает меня от сомнений в том, достоин ли я пытаться выяснить, смогу ли добиться благосклонности кого-нибудь из этих благородных прима-донн! И я несомненно поспешу воспользоваться его любезным Почти предложением! Ведь я ни в коем случае не желаю, чтоб Его Величество подумал, что я пренебрегаю оказанной мне честью!
Я рад, уважаемый доН, слово «дон» хитро ухмылявшийся в иссиня бритый подбородок царедворец намеренно произносил так, как, собственно, это и было положено с откровенно коротким «н», подчёркивая лишний раз действительно не слишком высокий фамильный титул Хайми, и его низкий прежде социальный статус. Сейчас слегка повысившийся в табеле о рангах только благодаря тем успехам, которых он добился на поприще Зачистки, что вы абсолютно верно истолковали замечание Его Величества. Ведь то, что вы, как бы это помягче Пренебрегаете возможностями, которыми столь благородный и опытный рыцарь мог бы при желании пользоваться, на самом деле говорит в глазах Его Величества и Двора лишь о том, что вы Не слишком высоко цените наших дам!
Мне больно слышать, как моё самое банальное смущение, пиетет, и трепет пред достоинствами столь ослепительных и благородных донн может, оказывается, быть истолковано столь Превратным, я бы даже сказал, извращённым, образом! Но.
Как я уже имел честь сказать, отныне все мои помыслы и старания будут направлены только на то, чтоб обнаружить, на кого из божественно прекрасных и безусловно желанных прима-донн мои э-э Достоинства, как вы их называете, несомненно, льстя мне, и сильно их преувеличивая, смогут произвести Соответствующее впечатление!
Это поистине замечательно, уважаемый дон Хайми! И я несказанно рад, что отныне прекратятся гнусные и недостойные сплетни, что ходят между некоторыми недостойными представителями обслуги! В частности, будто бы вы
Что я?
Ну, как бы это вам потактичней Словом: пренебрегаете нашими дамами только потому, что там, в городе, больше интересуетесь Молоденькими мальчиками!
Хайми не придумал ничего лучше, как непринуждённо рассмеяться:
Ха-ха-ха! Неужели кто-то может верить столь глупым И гнусным слухам?! Ведь, если честно, жрицы любви тех самых «низкопробных» заведений, которые я посещаю, наверняка успели распустить про меня Совсем другие слухи!
И это верно. В частности, почти все они подтверждают, не без некоего восторга, что уж если вы изволите выбрать даму на ночь, то не э-э прекращаете своих усилий, пока не вскочите в седло пять-шесть раз! Что поистине производит самое отрадное впечатление даже на э-э опытных и сильных наших доннов.
И именно эти-то слухи, хоть и полученные и от столь недостойных женщин, и сподвигли, если позволите, нашего Суверена удивиться. И посетовать, что столько благородной энергии тратится впустую! В то время как она могла бы внести Хм. Свежую струю в постепенно приходящий в упадок разумеется, лишь в плане внешних данных, Двор Его Величества!
Хайми позволил губам чуть раздвинуться в вежливой но не подобострастной! улыбке. Да, Его Величество в этом плане не погрешил против истины.
За последние несколько десятилетий «привлекательность» этих самых дам сильно Упала. И то, что прежде блистательный двор вырождается, констатируют все иностранные послы, короли-соседи, и даже собственный народ. В этот затхлый и замкнутый мирок, где, прикрываясь этикетом и благородным происхождением, все, говоря простым языком, перетрахались со всеми, не столько отдаваясь плотским утехам, сколько строя интриги и заключая недолговечные союзы на почве постельных связей, и правда: неплохо было бы внести Свежую кровь!
Потому что и фигуры и лица некоторых дам не в состоянии уже исправить ни корсеты, ни обильный грим! А про мужчин лучше и вовсе не говорить! Да что там: буквально каждый третий рождённый при Дворе мальчик или даун, или рахитичный калека И таких сразу отсылают подальше в родовые имения господ придворных.
И за те несколько поколений, что прошли со времён благородного Хлодвига Беспощадного, все эти вельможи стали словно на одно лицо! И фигуру. Тем более, что сам Хлодвиг немало этому поспособствовал: поскольку в этом плане не уступал Хайми. Даром, что старикашка был на добрый десяток лет старше Хайми, вступив на трон!
Всё верно: последствия и «права Суверена», и «первой ночи». И перекрёстного оплодотворения. Когда никто не может уверенно сказать, кто отец того или иного ребёнка.
Ещё раз почтительнейше заверяю, донн Пилей: теперь мои старания однозначно будут направлены только в это русло!
Вот и прекрасно, доН Хайми, вот и прекрасно! Ну, прошу простить, что отнял у вас своим визитом так много времени, и спешу удалиться. Ведь вам нужно отдохнуть, и подготовиться, чтоб достойно выполнить очередную предстоящую миссию.
По зачистке!
Хайми рассыпался в уверениях, что визит вовсе не обременил его, и что беседовать с высокородным доННом Пилеем, наследным мажордомом Его Величества в седьмом поколении для него высочайшая честь И так далее.
Словом, только когда за потомственным лицемером закрылась наконец дверь, затворённая личным лакеем Хайми, Котером, и стихли удаляющиеся по каменным плитам коридора шаги, он смог убрать приклеенную улыбку, и выдохнуть. Но негромко.
Дыры в стенах!
Да и лакеи. Благо, хоть в личных покоях он может быть более-менее спокоен: Котер, его личный лакей, пожилой суровый мужчина с искривлёнными ревматизмом ногами и полусогнутой спиной, прибыл с ним сюда из их вотчины: поместья Хайми. Где за тридцать четыре года служения семье Хайми вполне доказал и личную преданность, и несгибаемую волю. Так что можно не опасаться, что его смогут подкупить. А опасаться нужно что его попробуют отравить. Или имитировать несчастный случай. Чтоб заменить.
На «своего» человека!
За тот всего лишь год, что Хайми здесь, в замке, двое лакеев и один конюший уже скончались. От «пищевого отравления». А донна Анна выпала из окна. А донн Густлов «задохнулся» во сне. Правда, при похоронах предательских следов от удавки на шее не удалось закамуфлировать никакой пудрой!