Донских калмыков звали иногда юртовыми и базовыми. С 1803 г. они были поселены в Задонской степи[34].
Помимо инородцев восточного происхождения, входили в Войско понемногу и представители других национальностей: в XVII в. поляки, грузины, греки; в XVIII в. шведы (финны), немцы и (в XIX в.) даже один француз. Фамилии донских казаков: греков, поляков, грузин, калмыков Болдырь, Чуркин, Болдырев; татар Урусов, Татаркин, Татарченков, Татаринов, Мурзин, Мурзенко, Волошенинов, Жидков, говорят о происхождении их родоначальников. Донские казаки Миллеры уже служилого происхождения. Подавляющее большинство донцов великороссы, православные. О малороссийском происхождении говорят фамилии: Черкашенин, Несвитаев, Хохлач, Пан; но фамилии, оканчивавшиеся на «ко», самими же носителями их переделаны были на «ков» (например, Михайленков). Уроженцем Курляндии (финского происхождения) был атаман эпохи Смуты Андрей Корела. Донское казачество быстро и легко ассимилировало всех новоприбывших, делая их русскими по языку, православными по вере и казаками по миросозерцанию.
Казаки с первых же моментов своей истории характеризуются высоким чувством русского национального самосознания. Неоднократно находим мы в исторических актах свидетельство этому: они «природу свою» (то есть русское происхождение) «всегда помнят», знают свое «общее отечество». Они отбивают оружием и выкупают из плена у татар русских «полоненников», кормят их на свой счет и для этого «деньги собирают со своей братьи казаков, себя осудя» (1639).
Вступая в борьбу с турками, казаки призывают друг друга «попомнить престол Ивана Предотечи, государевы милости, атаманской и молодецкой славы не потерять», «пострадать за истинную православную християнскую веру».
Но тем не менее казаки всегда, в течение всей своей истории, противополагают себя, донцов, русским, а Дон Руси. Броневский в 1830 г. пишет, что «отчуждение донских казаков от русских и теперь заметно». В переписке казаков с московским правительством мы всегда находим противоположение: «на Дону» и «на Руси». В одном из исторических актов 1640 г. читаем: «которые русские люди с Дону отпущены к Руси и тех русских людей ворочают в Азов»[35]. Это странное смешение подлинного русского национального чувства у казаков с резким отмежеванием от слова «русский», именование себя казаками, не русскими все это имеет в основе своей причины социально-политического характера. Дон это убежище всех, кто был задавлен московским государственным и общественным строем, кто бежал от московских порядков. Казаков объединяет любовь к свободе политической, религиозной и индивидуальной, свободе от тягла и принудительной службы, вражда к привилегированным землевладельческим классам, «лихим боярам», отвращение к земледельческому труду, который вел тогда к закабалению работника.
Социальное неравенство Московского государства вызвало в казачестве обостренное сознание полного равенства и стремление к нему. Общеизвестен ответ казаков русскому послу в Константинополе графу Нащокину, ехавшему в 1592 г. через Дон. Он привез в дар казакам сукна и, по московскому приказу, исходившему из глубоко укоренившегося понятия о неравенстве, «хотел, разверстав, раздать лутчим добрые, а рядовым средние, а иным рославские» (очевидно, рославские сукна были третьего сорта). «И они (казаки) говорили, что у них больших нет никого, все равны, и разделят сами на все войска, по чему достанетца»[36].
В XVII в. на предложение московского правительства прислать в Москву, в состав посольства, «лутчих» людей донские казаки ответили, что «лутчих людей у них нет, все они меж себя равны: лутчие ково они, выбрав войском, пошлют»[37].
В социальном отношении казачество, по происхождению, представляло собой весьма пеструю группу: здесь можно было встретить и бывших царских стрельцов, и служилых людей, и дворян. Все они теряли свои титулы и фамилии, оставалось лишь именование по отчеству или какая-нибудь казачья кличка[38].
Котошихин, в 16661667 гг., писал о донских казаках: «а люди они породою москвичи и иных городов, и новокрещенные татаровья, и запорожские казаки, и поляки, и многие из них московских бояр и торговые люди и крестьяне»; в одной отписке царю, в 1675 г., казаки писали: «А на твою государеву отчину, на реку Дон, приходят к нам всяких чинов люди и иноземцы, надеючись на твою государеву премногую милость, и теми людьми твоя государская река наполняется и служат тебе, великому государю, за едино». В 1592 г. среди фамилий атаманов на Дону встречается фамилия Воейков, старая дворянская. Но дворян попадало на Дон очень мало[39].
Главную массу казачества составляли представители низших сословий, в особенности же крестьянства вольного или уходившего на Дон от закабаления и холопства. Уложение царя Алексея Михайловича свело воедино все прежние законы, закрепощавшие крестьян помещикам. С другой стороны, царствование Алексея Михайловича ознаменовано грандиозными религиозными гонениями на тех, кто, вопреки постановлениям господствующей церкви, не пожелал согласиться на исправление богослужебных книг и на отказ от старых обрядов в области веры. Люди, желавшие верить по-своему, искали убежища на Дону, в вольной колонии русского народа, в среде донского казачества, и находили здесь свободу веры.
В течение первых ста лет своего существования казачество пополнялось почти исключительно притоком взрослых мужчин, покидавших Московское царство в поисках политической, религиозной или социальной свободы. Браки начались лишь в XVII в., когда войско стало терять свой характер военного братства, своеобразного рыцарского ордена.
В первую эпоху существования казачества никаких сословий на Дону не существовало. Все были свободны, все были равны между собою, все были воинами, а в мирное время охотниками и рыболовами.
До третьей четверти XVII в. занятие хлебопашеством не было известно на Дону. В 1685 г. тамбовские жители доносили царю о казаках: «напред сего по р. Хопру и по Медведице отнюдь пашню не пахивали и никакого хлеба не севали, а важивали хлеб из русских городов и кормилися зверми и рыбою, а ныне-де в тех (казачьих) городках, они (казаки) завели пашню; и слыша то, что они, казаки, пашню пашут и хлеб сеют, дворцовые, и помещиковы, и вотчинниковы, и монастырские крестьяне и бобыли и боярские холопи к ним, казакам, бегают»[40].
Еще в 1690 г. хлебопашество на Дону воспрещалось под угрозой смертной казни войсковой грамотой[41]. Причина этого, как мы указали выше, заключалась в том, что земледельческий труд в России XVIXVII вв. вел к закабалению свободного землепашца, к рабству экономическому и личному.
Итак, казаки все были люди свободные. Однако еще в XVIII в. существовал на Дону институт рабства. Рабами, хотя и в весьма малом количестве, были пленники, называвшиеся на Дону татарским словом «ясырь». Казаки брали пленников исключительно для выкупа. Впоследствии из ясырок стали они себе брать жен. У знатных казаков ясырки стали работницами, прислугою, и еще до начала XIX в. горничных на Дону звали ясырками. Казаки считали себя вправе убить невыкупленного раба или продать его в Москву. Впоследствии, когда началось на Дону скотоводство и земледелие, ясыри были пастухами и работниками на пашне. Во второй половине XVII в. представители казацкой старшины уже покупали «ясырей» у рядовых казаков[42].
По большей же части ясырей брали для «окупа». Местом меновой торговли (товар на ясырей) был Окупной Яр близ турецкого Азова. Там же казаки выкупали и русских полоненников, угоняемых татарами с окраин Московской Руси. Вообще же говоря, рабство на Дону, в XVIXVII вв., было малораспространенным явлением. Рабами становились пленные татары, турки, калмыки. В XVIII в. прибавились пленные других наций (например, во время войн императрицы Елизаветы с Фридрихом Великим и с Швецией даже пруссаки и финны). В списке имущества, оставшегося после казненного в 1688 г. в Москве донского атамана Самойла Лаврентьева, мы находим где-то между «сапогами красными азовскими» и «шубой китайчатой на зайцах» также и «двух девок татарок» и резолюция царя о них: «отдать тех девок нынешнему атаману[43], велеть продать, а деньги послать в Войско», войсковому атаману. Таким образом, ясыри трактовались как вещь. Однако личность раба на Дону была, во многих случаях, ограждена. Раб мог стать свободным по воле господина. Даже против воли хозяина раб мог быть освобожден по постановлению круга. Так, в 1675 г. была освобождена полонянка, донесшая на хозяина, который собирался учинить государственную измену бежать в турецкий Азов[44]. В 1776 г. распоряжением Войска была разведена пленная туркиня Дарья, пожаловавшаяся на хозяина, что он выдал ее за своего крестьянина «с принуждением и с причинением ей немалого боя, без всякого ее желания»[45].
Кроме рабов была на Дону довольно значительная группа лиц, не принадлежавших к казачеству. Это были беглые из Великой и Малой России, еще не принятые в казаки, которых акты той эпохи называют «бездольными людьми», «бурлаками». Последний термин укрепился за этой категорией людей. Из них образовались «ватаги», группы работников для ловли рыбы и варки соли. Наемный труд стал получать развитие на Дону с середины XVII в., в особенности же в связи с начавшимся земледелием. В актах 1680 г. мы встречаем упоминание о «работниках», «работных людях»[46].