Ты будешь келарь? спросил граф.
Монах что-то жалобно пробормотал, боясь взглянуть в лицо грозному сеньору.
Ключи!
Монах замялся.
Ну!
В монашеской рясе нет карманов, поэтому всё дозволенное имущество вроде чернильницы или ключей монахи должны носить на поясе. У келаря на верёвке, которой он был подпоясан, ключей не было.
Не зли меня, поп, а то пойдёшь догонять своего аббата, сказал граф таким тоном, что пятно на рясе монаха расширилось. Он задрал её полу и стал копаться в грязных тряпках, заменявших исподнее. Наконец связка здоровенных кованых ключей выпала из его трясущихся рук. Один из воинов нагнулся, чтобы подобрать её:
Ба! заржал он. Ключи-то все обоссанные! На чём они у него висели?
Это ж отец Иероним, уродец! выкрикнул в ответ другой. У него там дыра, как у бабы, не на чем им висеть! За то его аббат и держал, это все знают!
Келарь закрыл лицо руками и разрыдался. Воин поддел связку ключей копьём и понёс её к воротам.
За ними потянулись телеги, которые, оказывается, стояли за углом монастырской стены. Так вот зачем понадобилось ломать ворота!
Граф подозвал своего командира:
Ги, давай за ними, и смотри, чтобы ни одна монета, ни один камешек!.. И вот что он понизил голос. Пожалуй, не надо больше мертвецов, монахи всё-таки. А за Бегона я как-нибудь отвечу. Бегоном больше, Бегоном меньше
***Замок Фуа я увидел издалека. Его мрачная, давящая громада была похожа на дракона, огромного чешуйчатого гада, который, свернувшись в кольцо, разлёгся на скале, да так и окаменел. Стены с дозорными переходами и бойницами, следующие за неровностями скальной площадки, усиливали впечатление. Слева над пропастью нависал грузный донжон, а справа стояла дозорная башня. Оба строения были квадратными в плане, что говорило о древности замка, потому что в прежние времена строители ещё не умели делать круглую кладку. Замок отличала угрюмая, тюремная простота. Видно, прагматичным хозяевам и в голову не приходило сделать его хотя бы чуть более приятным для глаза.
Мы проехали через деревушку, приткнувшуюся к подножию скалы, и стали подниматься по узкой дороге. Привычные к высоте замковые кони шли спокойно, я же с трудом удерживал свою храпящую лошадку, чтобы она не взбрыкнула и не скинула меня в пропасть. До ворот я добрался взмокший, с дрожащими руками и ногами.
Со скрежетом и лязгом кованая решётка поползла вверх, и мы въехали в каменный коридор барбакана. Путь вперёд нам преграждала другая решётка. Под потолком я разглядел тёмные проёмы бойниц. Граф спокойно ждал. После того, как опустилась первая решётка, была поднята вторая, и мы въехали в замковый двор. Это был самый настоящий каменный мешок. В неровных стенах были кое-где прорезаны не то окна, не то бойницы, торчали желоба, с некоторых стекала жидкость весьма подозрительного вида. Ни травинки, ни дерева, ни куста Солнце сюда заглядывало разве что на полколокола, когда было в зените. Во дворе едко пахло лошадиной мочой и отбросами.
К графу сразу подскочили слуги, бережно сняли его с жеребца, посадили в кресло с высокой спинкой и унесли. На нас с трубадуром граф даже не оглянулся. Я быстро взглянул назад, но внутренняя решётка уже опустилась. Пути назад не было.
А ты как хотел? усмехнулся трубадур. Мы с тобой не слуги, но и не господа, до нас никому нет дела. О тебе граф вспомнит, когда у него разболится палец, а обо мне, когда вечером напьётся, заскучает и возжелает песен. Здесь где-то была конюшня. Пойдём, пристроим лошадок, а потом, может, удастся на кухне что-нибудь перехватить. За стол в замке садятся поздно.
Но франк ошибся в своих прогнозах. У конюшни нас остановил пожилой слуга.
Кто из вас целитель? спросил он и зло сплюнул кровью. Левый глаз у слуги быстро запухал.
«А граф тяжёленек на руку», подумал я.
Чего тебе? холодно спросил трубадур.
Ты целитель? слуга осторожно трогал языком разбитую губу и от этого говорил невнятно. Граф требует тебя в свои покои. Видишь, он гневается!
Вижу, хмыкнул Юк, слепой не увидит. Только целитель не я, а вот он, его и веди к своему сеньору. И, повернувшись ко мне, добавил вполголоса:
Встретимся вечером, на пиру. Смотри там, поосторожнее
***По винтовой лестнице мы поднялись на верхний этаж донжона. Графский покой примыкал к наружной стене. Граф возлежал на кровати и потоками изрыгал мужицкую брань. Некоторые выражения я просто не понял. По моде французов кровать была под пышным балдахином, который удерживали витые столбики. Само ложе было широким, но коротким, так что граф на самом деле полусидел. В углу громоздился сундук с резной крышкой, рядом с кроватью стояло кресло, то самое, на котором принесли больного. Одежда висела на вбитых в стену крючьях, у двери торчала стойка для оружия, за которую с лязгом и звоном задевали все входящие. Вообще, спальный покой владетельного сеньора Фуа был грязноватым и неуютным.
Проклятый лекаришка! зарычал граф, увидев меня. Где тебя черти носят?! Я с ума схожу от боли, а он где-то шляется! Повешу!!!
Я поспешил к вам, господин, как только за мной пришёл слуга, ответил я ему спокойным и тихим голосом, как и подобает общаться целителю со страждущим. Обижаться на больного последнее дело, ибо его языком сейчас говорит не он, а его боль.
Ты обещал исцелить меня! Чего стоишь, как пень? Ну? Ну же!!! А-а-а! Дьявол, опять! Как будто черти раскалёнными гвоздями в палец тычут!
Извольте снять носок.
Граф слабо махнул рукой, слуга бросился к постели и, дрожа от страха, взялся за носок.
Стой! приказал я ему, не так. Возьми за ногу вот здесь. Теперь поднимай. Осторожно! Достаточно.
Я быстро снял носок, старясь не касаться больного места. Граф зарычал, но ругаться не стал.
Клади ногу. Та-ак.
Одного взгляда на волосатую и давно не мытую ногу графа де Фуа было достаточно, чтобы мои подозрения подтвердились. Косточка у большого пальца распухла, а кожа побагровела и блестела. Я взглянул на графа.
Мой господин, характер вашего недуга мне в общих чертах ясен.
Что, уже? Вот прямо так? Замковый лекарь мял ногу полколокола, да так, что я сначала чуть не подох от боли, а потом рука у меня сорвалась, ну и В общем, он теперь от меня прячется.
Мне нет нужды пальпировать больное место, тем более что это причинит вам ненужные страдания. Всё видно и так. Единственно, я попрошу вас, мой господин, помочиться в какой-нибудь сосуд.
Это ещё зачем? граф так удивился, что забыл о боли.
При различных болезнях моча пахнет по-разному. До начала лечения я должен убедиться в правильности поставленного диагноза.
В глазах графа промелькнуло уважение:
Хм А ты, грек, вроде бы и правда не обманщик. Что стоишь?! внезапно гаркнул он на слугу. Тащи поганый горшок!
Позволено ли мне будет попросить господина графа помочиться в чистый горшок?
На кухню, бегом! приказал граф. Пусть дадут кухонный горшок и ошпарят его кипятком! Правильно?
Абсолютно. Восхищён вашей мудростью, господин граф.
То-то, сказал де Фуа уже другим тоном, откидываясь на подголовный валик. Пока этот балбес бегает за горшком, расскажи, что за напасть грызёт мою ногу? Я не сдохну?
Что вы, мой господин, конечно, нет, ни в коем случае. Ваш недуг хоть и причиняет страдания, но отнюдь не смертелен и поддаётся лечению. Он был известен ещё во времена Гиппократа
Это кто такой? перебил граф.
Гиппократ отец целительства. Он составил книги, которые должен наизусть знать любой врачеватель. Ваш недуг по-гречески называется подагра, что в переводе означает «ножной капкан». О меткости названия вы можете судить сами.
Граф скривился.
Подагру ещё называют королевской болезнью. Это потому, что простецы ей не подвержены, не болеют ею и женщины. Подагра поражает только мужей, умудрённых возрастом, чья жизнь протекала в сражениях и заботах о подданных. Я мог бы назвать имена многих великих людей, страдавших подагрой.
Да? оживился граф, и кто же? Ну-ка, скажи, в какую компанию меня угораздило попасть?
Александр Македонский, папа Григорий I, именуемый также Великим, император франков Карл
С Александром Македонским не грех подцепить и срамную болезнь на общей шлюхе! фыркнул граф. Хотя он вроде бы предпочитал мальчиков. Папа со мной к девкам не пошёл бы, значит, остаётся Карл Великий! граф хрюкнул, наверное, представив себе, как он с императором идёт к потаскухам, потом жизнерадостно загоготал, но смех его быстро перешёл в брань граф ненароком потревожил больную ногу.
Дайте руку, мой господин, сказал я, быстро подойдя к кровати.
Де Фуа протянул мне руку, я повернул её ладонью вниз и сильно нажал на особую точку между большим и указательным пальцем. Граф взвыл, на глазах его выступили слёзы. Внезапно злобная гримаса уступила место удивлению.
Что ты сделал?! Боль из пальца ушла! Я уже здоров?! Чего же ты тянул с лечением, проклятый грек?
Увы, ещё нет. Я всего лишь облегчил ваши страдания, но только на краткое время. Скоро боль вернётся.
Господи Иисусе выдохнул граф, как хорошо-то Я уже и забыл, как это когда не болит. Скажи, а эта подагра она заразная? Я где-то её подхватил? На какой-нибудь бабе? Хотя, нет, ты же говорил, что бабы подагрой не болеют.
Нет, мой господин, подагра не заразна.