О славе
Не ищу себе я славы мирской.
Да и вам моя слава вряд ли нужна.
Но в окно стучится день мой деньской:
«Здравствуй! Я твоя слава! Вот она!»
Не искал ведь я тебя, не искал!
Не вяжись же ты ко мне, не вяжись!
Но шипит она, как волны у скал:
«Ты искал меня! Ты всю свою жизнь
променял на образ славы рябой!
На кого же я похожа скажи?
Не тобой ли я любуюсь? Тобой!
Не меня ль вязать ты хочешь? Вяжи!»
И сержусь я, и щетинюсь, как еж,
и не бреюсь по неделе порой.
Что ж ты смотришь на меня? Что ж ты врешь?
Что ж рассказываешь я твой герой?
Не важна мне твоя ложная спесь.
Не нужна мне твоя бражная хмарь.
Я свободен. Сам как есть. Сам как есть.
И без славы сам себе государь.
Памяти учителей
Моих учителей простые имена:
Аида и Борис. И ученик послушен.
Я не пою о всех. Мне истина вина.
Я виноват, поскольку простодушен.
Спасибо Вам за то, что Вы не врали враз,
что главные стихи в блокноте сберегали.
Спасибо Вам, Борис.
Копытом бьет Пегас.
Спасибо Вам, Аида.
Мир Вам в белой шали.
«Слова как слова»
Слова как слова.
Стихи как стихия.
Стихия имеет права.
Приходят слова
и рвется трахея.
И кругом идет голова.
Я песни пою
для любимого друга,
для круга, в который не вхож
ни тот, кому люты
и лютня, и вьюга,
и дорог лишь нажитый грош,
ни те, чьих имен
легион иль когорта,
чей мир обозначен и кругл.
Рождается песня.
И рвется аорта.
И тесным становится круг.
«Сочинитель, поэт-переросток»
Сочинитель, поэт-переросток,
что ты ищешь у кромки строки?
Ты кому адресуешь вопросы?
И ответов желаешь каких?
Солнцем утренним в пятна расцвечен,
мир торопится день обрести.
На сосне золоченые свечи.
На траве золотые цветы.
Этот мир подотчетен поэту.
Утро золото льет неспроста.
Сколько света! И пятнами света
разукрашена кромка листа.
Сочинилось короткое лето,
чуть длиннее, чем четверть строки.
Мне вопросы важнее ответов,
хоть вопросы порой нелегки.
«Сочинитель, ты ходишь по краю,
ты уже не сорвался едва!»
Не тревожьтесь. Я просто играю,
пятна света сливая в слова.
«Кто-то вдали появляется»
Кто-то вдали появляется
и манит опять.
За слово слово цепляется
ну, как их унять?
Как их упрятать до времени
во тьму, в немоту?
Долбит и долбит по темени
стих-перестук.
«Все время лезу я, куда не просят»
Все время лезу я, куда не просят:
то танго сочиню, то аллеманду.
А за окном октябрь листву уносит,
давая ветру «От винта!» команду.
И как не сочинять? Ты видишь гроздьями
нисходит с веток спелая рябина.
И просится в размер мотивчик простенький:
то шейк, то «Ша-лу-ла», то танец Бина.
Моя весна, мои зима и лето
Всякое время года достойно восхищения. Всякое. Это не тезис. В этом утверждении нет ничего, что нуждалось бы в доказательстве. Просто надо жить! Когда живешь и зима, и лето, и неудобные весна-осень всё хорошо. Во всем своя прелесть, своя музыка, своя поэзия.
Юрий Попов. Рябина
«Но следует трудиться!..»
Давайте делать что-то,
иначе жить нельзя
Борис Чичибабин
Но следует трудиться!
И надобно опять
чему-то подчиниться,
чего-то не понять.
О чем-то не подумав,
строку досочинить
и вытянуть из дома
тоски звенящей нить.
Работа это дело.
Безделье это смерть.
И надо что-то делать.
И нужно как-то сметь.
За трудное хвататься,
от прочего бежать!
Когда придется драться.
Но только не лежать!
Пустым покровам буден
предпочитать пожар.
И было так, и будет,
сгоревшего не жаль.
И следует стремиться,
и надобно творить,
чего-нибудь добиться
и что-то покорить.
Пусть прошлое продлится
отметиной во лбу
судьбе не покориться
и не корить судьбу.
Подумаешь задела!
За дело обожгла.
И надо что-то делать.
Такие вот дела.
По грибы
По грибы
Это, скорей, утешенье для совести.
Разве же это грибы?!
Нет, не читал я печальнее повести,
злее не встретил судьбы.
Явным для нас не становится тайное,
груздь не стремится в мешок.
Птички щебечут и в их щебетании
слышен ехидный смешок.
Выгляни, гриб! Хоть масленок сопливый,
хоть одинокий бычок!
Нет ничего. Только птица глумливо
свистнет и снова молчок.
Что же устроим мы с ней состязание!
Тоже затеем свистеть!
Трав разноцветье и благоухание.
Сосен
зеленая
медь.
Воспоминание об уходящем лете
Торопится август окрасить
осенней палитрой леса.
Зарубка на памяти, затесь
хлопочущих птиц голоса.
Еще мы не раз прикоснемся
к омытой дождем синеве
и, ей поклонившись, нагнемся
и что-то отыщем в траве.
Еще с паутинкою липкой
не раз мы себя разлучим.
Еще нас кукушка окликнет
и дятел на нас настучит.
И гриб станет прятаться в листьях,
и лист желтизна опалит.
И клевера четырехлистник
заставит от счастья скулить.
Еще мы не раз А покамест
к нам август устами приник.
И шепот свечей и акафист:
обложки прочитанных книг.
«Зимы не будет. Травка зелена»
Кто эту осень по деревьям расплескал?
Юрий Лорес
Зимы не будет. Травка зелена.
Деревья сбросили листву они оденутся.
А на снега уже никто и не надеется.
Снега не выпадут в том осени вина.
Мы пьем вину ее, и пьем ее вино.
А осень ластится и листья в ноги стелет.
Зимы не будет. Или будет. Все равно.
Мне важно, чтоб судьба веретеном.
Чтоб листья падали и чтоб снега хрустели.
«Облетает листва. Обретают свободу»
Облетает листва. Обретают свободу
ветки черного дерева, что под окном.
Наступает такое тревожное время года,
когда осень с зимою еще заодно.
Когда нет самостийности в снеге случайном,
но и дождь уже даже не моросит.
Кошка нос закрывает, мурлычет, тепло излучая.
Я сегодня простужен и особенно некрасив.
Гляну в зеркало кто там?!
Такое уж время года.
Простуда гуляет. Сморкаюсь всласть.
Кошка уши прижала, глядит на окошко, шкода:
дразнит синичка. Маш синичке: «Слазь!
Еще не зима, кормить тебя рано!
Стукнут морозы в окно прилетай к декабрю!
Или, тебе говорю, лети, как утки, в дальние страны!»
В теплые страны лети, себе говорю.
«Что же делать, если мало нам тепла?..»
Что же делать, если мало нам тепла?
Где же взять его? Ведь мы живем в Сибири.
Лето кончилось, и речка утекла,
и тепла уже не будет в изобильи.
И растем мы как подснежник: вопреки.
И живем мы только стуже подчиняясь.
Стиснем варежку пожатием руки
испытаем и сочувствие, и зависть
к тем, кто не жил здесь, а жил так не живет,
кто изнежен, кто уже зимы не знает.
Как же быть нам, если градусник не врет?
Минус 20. Минус 30. Минус замер.
«Что ты выходил? Что напророчил?..»
Что ты выходил? Что напророчил?
За тебя ли рябине краснеть?
После долгой, мучительной ночи
не тебе ли от солнца пьянеть?
И не ты ли, шатаясь по скверу,
попираешь подошвой росу
и берешь это утро на веру?
Этой осени полный сосуд
не тебя ль опьянит, одурманит
и поманит судьбу бормотать?
Я не болен. Я чуточку ранен.
Я пою эту осень с листа.
Стансы
Вот она какая,
зима без края.
Вот они какие
метели лихие.
Метет, метет, снегом заносит.
Метет, метет, веры не спросит.
Метет, метет, куражится ветер.
Пурга, пурга на целом свете.
Наряд зимы белое с черным,
деревья все черные в белом.
И нам пора думать о чем-то,
и следует нам что-нибудь делать.
Верхушки дерев ветер полощет.
Река ворчит ждет ледостава.
А я бреду то сквером, то рощей,
слежу за тем, как лед нарастает.
Умолкнет ветер. Древо притихнет.
Качнутся ветки, птиц принимая.
Морозы, грянув, нас не достигнут.
Река к апрелю лед поломает.
Грядет, грядет пора ледохода.
Река весну встретит открыто.
И нам пора что-нибудь делать!
И следует нам думать о чем-то.
Пока снега ветер колышет,
пока пурга след заметает,
услышь меня, кто меня слышит!
Вспомни меня, кто меня знает!
Пока кручу это колечко
зима, весна, лето и дальше,
я не ищу там, где полегче.
Я все ищу там, где без фальши.
И все же надо что-нибудь делать.
И все же стоит думать о чем-то.
Согласно качает верхушкою древо,
черное в белом белое в черном