Местный же поэт Иван Романов посвятил здешнему промыслу стихотворение:
Грязный мусорный верстак
Прилепился у оконца.
Я на липке шью башмак,
За окном играет солнце.
За окном весенний запах
Так и дразнит, так и манит,
Мнет хозяин кожу в лапах,
Осердясь, зубами тянет
Вместе с этим Талдом был провинциален до предела. Здешний уроженец М. Е. Салтыков-Щедрин писал о талдомщине: «Местность, в которой я родился и в которой протекло мое детство, даже в захолустной пошехонской стороне считалась захолустьем. Как будто она самой природой предназначена была для мистерий крепостного права. Совсем где-то в углу, среди болот и лесов, вследствие чего жители ее, по простонародному, назывались заугольниками и лягушатниками Исстари более сильные люди захватывали местности по берегам больших рек, куда их влекла ценность угодий: лесов, лугов и проч. Мелкая сошка забивалась в глушь, где природа представляла, относительно, очень мало льгот, но зато никакой глаз туда не заглядывал, и, следовательно, крепостные мистерии могли совершаться вполне беспрепятственно. Мужицкая спина с избытком вознаграждала за отсутствие ценных угодий».
Земля была не слишком плодородна. Салтыков-Щедрин сетовал: «Равнина, покрытая хвойным лесом и болотами, таков был общий вид нашего захолустья Леса горели, гнили на корню и загромождались валежником и буреломом; болота заражали окрестность миазмами, дороги не просыхали в самые сильные летние жары; деревни ютились около самых помещичьих усадьб, а особняком проскакивали редко на расстоянии пяти шести верст друг от друга. Только около мелких усадьб прорывались светленькие прогалины, только тут всю землю старались обработать под пашню и луга».
Тем не менее, выживали.
После революции здешняя промысловая традиция еще довольно долго сохранялась. Ею заинтересовался М. М. Пришвин, и по результатам своего исследования написал сначала очерк, а затем и книгу «Башмаки». Он сообщал в предисловии: «Весною 1924 года Организационное Бюро центрально-промышленной области при Госплане командировало меня для исследования кустарных промыслов в Ленинск-Кимры».
Ленинском в то время назывался Талдом он носил это почетное имя с 1918 по 1929 годы, будучи еще селом. А «Башмаки» пришлись по душе Горькому. Он писал Вячеславу Шишкову: «Пришвин очень угодил мне Башмаками. Хитрая вещь».
В другой же зарисовке, «История цивилизации села Талдома» Пришвин писал: «Оставляя местную историю и переходя к описанию современного быта, я рекомендую своим московским читателям, желающим купить недорого дамские башмаки, отправиться с первым утренним трамваем на Савеловский вокзал, найти там вблизи быв. трактир Кабанова, занять там столик и за чаем дожидаться прибытия поезда из Ленинска. Через несколько минут после прибытия поезда весь большой трактир наполнится башмачниками с корзинами обуви, каждый из них займет место за столиком, а кто не успеет на полу, потом быстро все распакуют корзины, и весь трактир превратится в выставку женских башмаков и сандалий. Редко является сюда тот покупатель, кому нужно купить товар для личного потребления, покупают же те самые люди, которые в старое время стерегли мужика с хлебом на большаке и, скупив его, везли в город сами».
Промысел и тогда был поставлен на широкую ногу.
В городе действует литературный музей, расположенный в доме купца первой гильдии Волкова, построенном в конце XIX века в модном в то время стиле модерн. Это, кстати, первый талдомский каменный дом до него строили сплошь деревянные. Имеется храм Архангела Михаила, освященный в 1808 году. Сохранилась фрагментарная историческая застройка. И уют провинциального города, который, собственно, и привлекает в Талдом немногочисленных, увы, туристов.
А неподалеку от Талдома усадьба Спас-Угол. Ольга Михайловна Салтыкова хозяйка калязинского села Спас-Угол и мать писателя Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина была яростной и злобной крепостничихой. Конечно, не такой, как ее знаменитая однофамилица, легендарная Салтычиха. До смерти все-таки своих крестьян не доводила. Но порола всласть.
Иногда крестьяне выходили из повиновения. Тогда их отправляли к калязинскому исправнику. Конечно, с подробнейшим списком провинностей: «Позвольте мне вас покорнейше просить присеем посылая мою девку крепостную Наталью Иванову, за ея дерзости неповиновение и самовольную отлучку из дома моего, неизвестно куда, без всякой причины, и где пребывала до 16 дней в бегах отлучившись в отсутствие мое и наконец по возвращении вместо раскаяния оказывает явное ослушание не идет в дом служить мне и на спрос где была отвечает там где теперь меня нет, покорнейше прошу ее допросить и наказать».
Иногда крестьяне выходили из повиновения. Тогда их отправляли к калязинскому исправнику. Конечно, с подробнейшим списком провинностей: «Позвольте мне вас покорнейше просить присеем посылая мою девку крепостную Наталью Иванову, за ея дерзости неповиновение и самовольную отлучку из дома моего, неизвестно куда, без всякой причины, и где пребывала до 16 дней в бегах отлучившись в отсутствие мое и наконец по возвращении вместо раскаяния оказывает явное ослушание не идет в дом служить мне и на спрос где была отвечает там где теперь меня нет, покорнейше прошу ее допросить и наказать».
Ольга Михайловна порола заодно и собственных детей. Их она делила на две группы на «постылых» и «любимчиков». «Любимчиков» тоже порола, но пореже и не слишком сильно. Шестой сын Миша относился именно к любимчикам. Но, тем не мене, всего увиденного было предостаточно, и русская литература обогатилась еще одним писателем-вольнодумцем.
Кимры
Кимры это уже Тверская область. Но находится совсем рядом с Московской. И так же, как соседний Талдом, Кимры славились в первую очередь сапожным промыслом. «Береги сапог кимрский от воды, иначе наживешь беды». Все, что говорилось о талдомских башмачниках, справедливо и по отношению к кимрскому мастеровому.
Временем основания Кимр считается 1546 год. В действительности город был основан раньше просто к этой дате относится первое упоминание о Кимрах как о дворцовом селе Ивана Грозного. Городом же они стали в 1917 году, в соответствии с постановлением Временного правительства. А десятилетием раньше в селе открылась обувная фабрика исторический промысел, в отличии от дикого Талдома принимал цивилизованные формы.
А парижанин Теофиль Готье в 1861 году восхищался: «В Кимрах меня удивил праздничный вид городка. Несколько изящных туалетов, подражавших французской моде, правда, с вынужденным опозданием, ведь все же от Парижа до Кимр далеко Три девушки в маленьких андалузских шапочках, в зуавских куртках и вздутых кринолинах были поистине прелестны».
Особенно здешние обувщики отличились в Японскую войну. «Новости дня» сообщали: «Вчера в кремлевский склад поступило из Кимр от местных кустарей 500 пар сапог для солдат, превосходного качества и по сравнительно дешевой цене 5 р. 50 коп. за пару. Этим же кимрякам склад заказал тысячу пар солдатских туфель по 2 р. 20 коп. за пару».
И та же газета, но несколько позже: «Вчера в 3 час. 40 мин. дня с специальным поездом по моск.-савеловской жел. дор. прибыли в Москву из села Кимры и других окружных сел 400 вольнонаемных сапожников и по моск.-казанской жел. дор. уехали на Дальний Восток для изготовления обуви на действующую армию».
Кимряки были патриотами.
Для туриста город представляет интерес в первую очередь сохранившейся исторической купеческой застройкой рубежа позапрошлого и прошлого столетий. Сохранились также храмы Вознесения Господня, Спасо-Преображения. Привлекательны памятники деревянного модерна купцы старались следовать архитектурной моде, но делали это привычными средствами. Цветастые избушки с башенками, с круглыми окнами от пола до потолка, с резным растительным орнаментом, да еще и с фахверком.
А в 1971 году в Кимрах установили обелиск с плитой и надписью на ней: «Здесь замуровано послание к потомкам. Вскрыть 9 мая 2071 года». Впрочем, нельзя сказать, что это самое послание слишком интригует кимряков и гостей города.
Ярославское шоссе
Мытищи
Поэт Борис Весельчаков писал:
Все чище
и чище
и чище
И воздух,
и запах берез.
Мытищи.
Мытищи.
Мытищи
Чеканит и рвет паровоз.
Мытищи промышленный город. Можно сказать, что его градообразующим предприятием является вагоноремонтный завод, основанный здесь в 1897 году, и существующий поныне уже как большая производственная мощность. У истоков этого завода стоял известный меценат Савва Мамонтов, а также знаменитый инженер Александр Бари. Первоначальное его предназначение производство вагонов и запасных частей для российских железных дорог. А в 1903 году ассортимент расширился за счет трамваев и снегоочистителей.
Именно этому заводу поручили делать поезда для первой очереди московского метрополитена. Он в то время специализировался на трамваях и пригородных электричках, и создать метропоезд было, в общем, посильной задачей. Тем более, он создавался не с нуля за основу был взят вагон Нью-Йоркского метрополитена образца 1932 года.