Итак, очнувшись от сна, из окна он видит с одной стороны так хорошо знакомые ему старинные исторические здания Москвы и Кремль, с другой стороны бесконечные парки и сады на месте также знакомых многоэтажек конца XIX начала ХХ века. Первое впечатление Кремнева: «Несомненно, это была Москва, но Москва новая, преображенная и просветленная»[21].
Профессиональный обществовед Кремнев сразу догадывается, что странным образом попал в страну утопии, и мучительно предполагает, с какого рода социальной системой будущего ему предстоит иметь дело. В поисках ответа он всматривается из окна в прохожих на улицах, признавая, что «люди живут на достаточно высокой ступени благосостояния и культуры»[22] Предметы в его комнате «в большинстве были обычными вещами, выделявшимися только тщательностью своей отделки, какой-то подчеркнутой точностью и роскошью выполнения и странным стилем своих форм, отчасти напоминавших русскую античность, отчасти орнаменты Ниневии. Словом, это был сильно русифицированный Вавилон»[23].
Роясь в книгах и газетах, судорожно читая загадочные фразы про крестьянство, эпоху городской культуры, англофранцузскую изолированную систему, Кремнев оказывается в доме гостеприимного семейства интеллектуалов Мининых, которые, приняв его за ожидавшегося ими американца, с удовольствием показывают и объясняют Кремневу особенности жизни страны.
Кремнев убеждается, что Москва изменилась поразительно: снесена гостиница «Метрополь», в живописных руинах лежит Храм Христа Спасителя, фактически снесены все высотные здания эпохи модерна. Москва и Подмосковье представляют собой сплошной город-сад, где кварталы уютных и невысоких домов перемежаются обширными садами и парками. Из центра Москвы по Тверским-Ямским улицам, мимо аллей Петровского парка Кремнев на автомобиле приезжает в дом Мининых в Архангельском, знаменитое имение Юсуповых, в конце ХХ века преобразованное в высшую школу для воспитания юношей и девушек «Братство святых Флора и Лавра»: «Братство владело двумя десятками огромных и чудесных имений, разбросанных по России и Азии, снабженных библиотеками, лабораториями, картинными галереями, и, насколько можно было понять, являлось одной из наиболее мощных творческих сил страны»[24].
Между Москвой и Архангельским и далее на сотни верст в разные стороны простирались крестьянские дома и поля с тремя-четырьмя десятинными наделами, отгороженными между собой кулисами тутовых и фруктовых деревьев.
С членами семьи Мининых Алексей ведет постоянные беседы об искусстве, в особенности о живописи, о культурной и политической жизни утопической страны. Он убедился, что и в конце ХХ века в России семья остается семьей, где несколько поколений любят собираться дружной компанией за обеденным столом, вкушая яства домашней кухни.
Семейство путешествует дальше, отправляясь на ярмарку в Белую Колпь в окрестностях Волоколамска. Приходится продвигаться между телегами и автомобилями, набитыми веселыми крестьянскими парнями и девками, одеждой и внешним видом ничуть не отличающимися от представителей интеллектуального семейства Мининых.
Ярмарка оказывается не только средоточием торговли всякими вкусностями и сладостями, но и местом продаж произведений искусства мирового класса. В местной торговой палатке крестьяне приобретают картины Венецианова, Кончаловского и даже «Христа-отрока» Джампетрино, которого искушенный в живописи Алексей Кремнев любил в свое время рассматривать в залах Румянцевского музея. Вообще в этой утопической стране господствуют вкусы великих искусств, здесь, кажется, нет ни поп-арта, ни поп-культуры. Некоторый элемент развлекательной культуры заключается лишь в павильоне восковых фигур двигающихся автоматов. Зайдя в него вместе с семейством Мининых, Кремнев среди Цезаря, Наполеона, Ленина, Шаляпина вдруг находит самого себя. Надпись под этим манекеном гласит: «Алексей Васильевич Кремнев, член коллегии Мирсовнархоза, душитель крестьянского движения России. По определению врачей, по всей вероятности, страдал манией преследования, дегенерация ясно выражена в асимметрии лица и строении черепа»[25]. Конечно, после такого сходства все окружавшие Алексея поразились, смутились, а кто-то почувствовал что-то неладное.
Тем не менее путешествие и познание утопической страны еще некоторое время продолжалось для Кремнева, пока вдруг не пришло известие о внезапном нападении Германии на Россию, почти тут же совпавшее с арестом Кремнева, заподозренного в шпионаже. В утопической стране тюрьмы оказались такими же комфортабельными, как и остальные социальные учреждения. Вызванный из тюрьмы на допрос Кремнев чистосердечно рассказал, кем он является на самом деле. Специальная комиссия, состоявшая не только из следователей, но и из ученых-историков, внимательно расспросив Алексея, пришла к выводу, что он много читал книг по истории русской революции и даже работал в архивах, но ему так и остались недоступными дух эпохи, смысл ее исторических событий, а потому в нем никак нельзя признать современника революции. Опустошенный Алексей был отпущен на все четыре стороны, а тут как раз и война для России победоносно завершилась. Так заканчивается повесть А.В. Чаянова.
Тем не менее путешествие и познание утопической страны еще некоторое время продолжалось для Кремнева, пока вдруг не пришло известие о внезапном нападении Германии на Россию, почти тут же совпавшее с арестом Кремнева, заподозренного в шпионаже. В утопической стране тюрьмы оказались такими же комфортабельными, как и остальные социальные учреждения. Вызванный из тюрьмы на допрос Кремнев чистосердечно рассказал, кем он является на самом деле. Специальная комиссия, состоявшая не только из следователей, но и из ученых-историков, внимательно расспросив Алексея, пришла к выводу, что он много читал книг по истории русской революции и даже работал в архивах, но ему так и остались недоступными дух эпохи, смысл ее исторических событий, а потому в нем никак нельзя признать современника революции. Опустошенный Алексей был отпущен на все четыре стороны, а тут как раз и война для России победоносно завершилась. Так заканчивается повесть А.В. Чаянова.
Центральными главами утопии являются беседы Алексея Кремнева с Миниными старшим и младшим, которые доброжелательно и старательно на нескольких страницах книги излагают историю, культурное и социально-политическое устройство своей страны. Дополнительной информацией Алексей постоянно подпитывается, читая местные газеты, журналы, книги и созерцая окружающую его действительность.
В результате перед Алексеем последовательно раскрывается картина исторической эволюции России и мира, в которой, несмотря на победу мировой революции, консолидация социалистических сил оказалась хрупкой по ряду причин, одной из которых являлся банальный национализм. Германия вновь объявила войну Франции: «Постройка мирового единства рухнула, и началась новая кровопролитная война»[26]. В итоге к концу ХХ века мир распался на пять замкнутых народно-хозяйственных систем англо-французскую, немецкую, америко-австралийскую, японо-китайскую и русскую: «Каждая изолированная система получила различные куски территории во всех климатах, достаточные для законченного построения народнохозяйственной жизни, и в дальнейшем, сохраняя культурное общение, зажила весьма различной по укладу политической и хозяйственной жизнью»[27].
В Англо-Франции и Америко-Австралии произошла реставрация капитализма. Японо-Китай стал монархией, сохраняя своеобразные формы социалистического народного хозяйства. Германия стремилась сохранить строй ортодоксально плановой социалистической экономики.
В России была своя собственная история социально-политической эволюции. Здесь в начале 1930-х годов крестьянство получает большинство во всех органах власти. В 1934 году, кажется, крестьянская партия окончательно приходит к власти, и на съезде Советов проводится декрет об уничтожении городов. Восстание городов в 1937 году под руководством некоего Варварина было подавлено, и после этого развернулись еще более кардинальные работы по трансформации сельско-городской местности России, связанной с разрушением городов, насаждением сплошь «сельско-мало-городской-крестьянско-культурно-парковой системы расселения». В результате ко времени посещения Алексеем утопической Москвы на сотни верст от нее и во всех обитаемых российских пространствах возник свое образный сельско-городской континуум-симбиоз народно-хозяйственной жизни. Например, чисто городское население Москвы не превышало 100 тыс. человек, при этом на территории Москвы имелось гостиниц на 4 млн человек, необходимых для повсеместно мобильного населения, использующего великолепные пути сообщения будущего. Менее крупные, чем Москва, так называемые городища на месте бывших больших и малых городов представляли собой фактически большие или меньшие узлы социальных связей страны, включающие в себя, конечно, не только гостиницы, но и школы, библиотеки, театры, клубы. Разнообразные и разветвленные формы транспортного сообщения способствовали территориальному расселению, то более сгущенному, то более разреженному, по типу фактически единых сельско-городских поселений.
Экономика этой страны носит многоукладно рыночный характер, объединяет в себе государственные, кооперативные, муниципальные и даже капиталистические формы хозяйства. Последние в стране крестьянской утопии подвергаются особо тщательному контролю и повышенному налогообложению, тем не менее такой прирученный капитализм сохраняется в качестве стимула индивидуальной предприимчивости и всеобщей народно-хозяйственной конкуренции. Государство в экономике этой страны обладает монополией на основные природные ресурсы. Муниципальный сектор достаточно самостоятелен и развит как в политико-культурном, так и в социально-экономическом смысле. Но в сердцевине этого народно-хозяйственного строя, по словам Алексея Минина, «так же, как и в основе античной Руси, лежит индивидуальное крестьянское хозяйство В нем человек противопоставлен природе, в нем труд приходит в творческое соприкосновение со всеми силами космоса и создает новые формы бытия. Каждый работник творец, каждое проявление его индивидуальности искусство труда»[28].