Дома я жила двойной драмой: исключенная как мать и лишенная любви. От Биаджио я видела, все меньше и меньше сочувствия, как женщина, я не чувствовала, себя любимой, не потому, что он меня совсем не любил, я уверена, что это его способ выражения, и в нем по своему, было очень много любви, но я почти ничего не воспринимала.
Жизнь, перипетии, боли, страхи оказали на меня влияние, никогда не сдаваться, не бросать дела на половину и не посыпать голову пеплом, для общего понимания и объяснения. Таким образом, слово «сочувствие» захватило меня. Оно захватило мои мысли, мою логику, и я принялась изучать его для понимания его смысла. Я осознавала важность аспекта этого человеческого бытия, его природу.
Почему я не воспринимаю любовь Бьяджо? В своем воображении я надела белый халат, шапочку с красным крестом и стала сестрой милосердия во спасение отношений, совместного проживания и семьи. Я наивно верила, что если я пойму проблему Бьяджио, то дам стимул нашим отношениям и сделаю все, что бы наш ребенок увидел гармонию между родителями и что они любят друг друга.
Я наивно полагала, что мы можем решить нашу проблему только таким подходом, без взаимного сотрудничества, что стало потерянной миссией еще на старте.
Так, после очередной ссоры, как всегда по банальной причине, я спросила себя: «И кому нужна роль сестры милосердия? Мне плохо. С ним или без него, что бы изменилось в моей жизни? Конечно, мы могли бы изменить ситуацию ради нашего сына, он больше не услышит криков родителей, которые ругаются». Мы, женщины, сталкиваемся с сильными мотивами, но знаем, что когда мы определяемся, то закрываемся, и с трудом возвращаемся на исходные позиции. Я так и сделала.
Наши друзья удивились, разумеется, резко критиковали меня. Я не могу сказать, что они не правы, Бьяджио, на самом деле, имел двойное лицо. Вдали от семейного контекста, от частной жизни, это действительно самый очаровательный, самый коммуникативный, самый ответственный, самый величественный и чуткий человек. Он мог заставить полюбить себя всех, что было его огромным достоинством.
Но со мной дома был совсем другой человек, и мне никто мне не верил. Одна моя подруга, даже говорила, что я вру, что невозможно, чтобы Бьяджио был таким, каким я описывала его во время наших дружеских бесед, пытаясь объяснить ей причины нашего расставания.
Чтобы она понимала, о чем я говорю, я украдкой записала, что говорил о ней Бьяджио, и заставила ее послушать: «А теперь ты мне веришь?» Она кивнула.
Я никому не объявляла войны, не подавала исков, не обращалась в суд за опекунством над нашим сыном, в соответствии с ситуацией я поддерживала отношения и открытый диалог, который работает очень хорошо и сейчас, хотя Бьяджио старался сделать все, чтобы я передумала и осталась с ним. Он все больше и больше баловал нашего сына. Он знал, что, поступая так, сын отвернется от меня и что, ради этого, возможно, я сделаю еще один шаг назад.
Бьяджио прекрасно понимал, что для меня создание семьи венец великой мечты. Я полагала, что у меня нет уверенности в привязанности, что меня любят. Даже в маленьких жестах.
Иногда достаточно одного слова, сказанного с восхищением: «Молодец!». Это не банально: желания искреннего комплимента мне не хватало всегда. С детства. Мне это нужно постоянно.
Сердце сжалось, как ни странно, для Бьяджио природа не провоцировала больше головной боли, а по вони римского асфальта он теперь не так уж и сильно скучал. Он ушел очень неохотно.
Я страдала от тишины, когда Бьяджо заранее приходил забрать ребенка на установленные сроки. У меня екало сердце, а если он попросил меня уйти раньше или когда не имел удовольствия приехать ко мне в назначенные дни. Как мать, я могла бы нанять адвоката, чтобы претендовать на свои права. Но это недопустимо для семилетнего ребенка: я продолжала проливать горькие слезы, пользуясь любым предоставленным моментом, чтобы побыть с ним и передать ему свою любовь, избегая ссор с отцом. Я говорила себе: Ева, годы идут, и когда Франческо подрастет, он поймет страдания, чтобы позволить ему жить безмятежным детством.
Время подтвердило мою правоту.
1
2
3
4
1. Ева Микула в ресторане Ai Piani, Рим 2004
2. Фотосессия Евы Микула, 2002
3 и 4. Ева Микула когда открыла ресторанный бизнес, 2002
3. ПОДВОХИ СУДЬБЫ И ФАЛЬШИВАЕ НОВОСТИ
Страх, разочарование, неуверенность. Финал истории с человеком, которого я узнала, ужасно отличался от того, что я думала о нем, когда по любви покинула Будапешт, чтобы последовать за ним в Италию. В действительности он оказался грабителем, убийцей. Арест, допросы, суды, полицейское сопровождение на слушаниях, скрытые тайны, и свидетели под защитой. Я была очень молодой, беззаботной и хрупкой. И потом круговорот жизни перевернул страницы моего существования. Эпизоды, истории следовали один за другим и, наконец, наступило многолетнее сожительство и желанный, но отсутствующий сын. Не знаю, что бы я отдала только за одно объятие, за любовь, я бы растаяла, если бы это случилось. Если бы он мне позвонил.
Время подтвердило мою правоту.
1
2
3
4
1. Ева Микула в ресторане Ai Piani, Рим 2004
2. Фотосессия Евы Микула, 2002
3 и 4. Ева Микула когда открыла ресторанный бизнес, 2002
3. ПОДВОХИ СУДЬБЫ И ФАЛЬШИВАЕ НОВОСТИ
Страх, разочарование, неуверенность. Финал истории с человеком, которого я узнала, ужасно отличался от того, что я думала о нем, когда по любви покинула Будапешт, чтобы последовать за ним в Италию. В действительности он оказался грабителем, убийцей. Арест, допросы, суды, полицейское сопровождение на слушаниях, скрытые тайны, и свидетели под защитой. Я была очень молодой, беззаботной и хрупкой. И потом круговорот жизни перевернул страницы моего существования. Эпизоды, истории следовали один за другим и, наконец, наступило многолетнее сожительство и желанный, но отсутствующий сын. Не знаю, что бы я отдала только за одно объятие, за любовь, я бы растаяла, если бы это случилось. Если бы он мне позвонил.
В один из вечеров, пытаясь отвлечься, я встречалась с подругой. Я нуждалась в сочувствии, поддержке, утешении и одобрении. Но, без лишних слов, я совершила колоссальную глупость. Я очень привязалась человеку отличному от того, кем он был в реальности, к мужчине, с которым у меня были отношения в конкретный период внутренней беззащитности. Внешне прелестный, он оказался человеком мало щепетильным и циничным. Сентиментальный мошенник, сумевший нанести мне удар, воспользовавшись моим эмоциональным положением. Действительно, он понял, в каком состоянии я нахожусь, и просто сделал вид, что любит меня, а я попалась на это.
За четыре месяца он забрал у меня все сбережения, сумма которых соответствовала примерно семидесяти тысячам евро. Я так помутилась рассудком, что ничего не замечала, пока однажды в моем доме не появились два офицера Финансовой гвардии в гражданской одежде: мужчина и женщина. Они предъявили значки и показали мне фотографию мужчины: «Вы знаете этого человека?»
Это был он, он покинул мой дом двумя часами раньше. Я пригласила их войти, и мы расположились в гостиной.
У меня дрожали ноги, мне объяснили, что его настоящее имя отличается от того, под которым я его знала. Действительно, его звали не так, как он представился мне: Роберто Марзотто. «Синьора Микула, - сказали мне, - это профессиональный мошенник, охотник за женщинами, оказавшимися в ситуации эмоциональной слабости. Перед пострадавшими он позиционируется как предприниматель из высшей буржуазии, и разводит их по крупному». Я слету поняла всю ситуацию и немедленно сообщила обо всем. Я рассказала двум офицерам о ловушке, в которой я жила эти месяцы; мой мир перевернулся, молния рассекла безмятежное небо.
Я обзывала себя дурой, я чувствовала себя виноватой. Я не могла осознать, что меня так бесит. После прошлой жизни, в которой я не получила ни единого сердечного подлинного объятия, было не трудно понять, как подлый человек использовал мою потребность в любви, чтобы обмануть меня. Это казалось невероятным: жестокое и бесчеловечное поведение совершалось не посторонним, а человеком, а к которому возникла привязанность, по крайней мере, с моей стороны.
Если бы меня обманули на работе, по причине, необдуманной сделки, неудачных инвестиций, чего-то еще, для меня бы не значило так много. Но он посещал мой дом, гладил по голове моего сына и касался моего тела. Нет, я не могла думать об этом, по крайней мере, рационально. Я все еще чувствую глубокую боль и эмоциональное уныние: невероятный дискомфорт возник, когда двое полицейских разговаривали со мной. Они сочувствовали мне. Я вышла, образно говоря, с синяками и переломанными костями из этой истории.
Между тем Бьяджио, отец моего сына, не сдавался. Просто воспользовавшись неприятным опытом, который я испытала, он вернулся к прошлому: «Видишь, какие там люди? Люди, которые используют тебя из-за денег, за твои способности, за твою красоту. Вряд ли ты найдешь того, кого ты ищешь и кто захочет тебя такой, какая ты есть, подлинную Еву». Бьяджио в тот момент действительно оказался мне полезен, и, тем не менее я не собиралась возобновлять с ним отношения. Я становилась более ранимой, и он стремился снова соединиться, а я нет, я чувствовала внутри себя, что ничего не изменится, что вскоре все вернется к прежней ситуации, к ссорам, к недоразумениям. Конечно, в своих интересах я поддерживала хорошие отношения, у нас общий сын, и мы должны заботиться о нем, чтобы он рос безмятежно.