Протолкавшись через очередь в коридоре, Марк зашел в докторскую квартиру. Внутри было неестественно чисто, не было даже следа пыли. У окна стоял мужик с опухшим носом, нервно мявший в руках шляпу. Сам Кляйн сидел за столом и вещал с видом уставшего отца, отчитывающего нерадивого ребенка. Образ усиливали пышные усы и бакенбарды, оттеняющие бледное лицо немца.
Пей побольше, только не спиртного, лучше теплое. И бога ради, проветривай у себя. В дурном воздухе здоровья нет!
Понял, спасибо большое, Дитрих Гунтерович, мужик смущенно улыбнулся и вытащил из кармана сверток. Аня моя вот вам приготовила пирожки, попотчуйтесь.
Ага, спасибо. Иди, и скажи там, что сегодня больше не принимаю, пусть завтра заходят.
Мужик неуклюже поклонился и вышел. Кляйн устало помахал рукой и с кислой миной повертел в руках сверток с пирожками.
Еда тут вкусная, вся, тоскливо заявил доктор. Но в меня уже не лезет. А они все несут и несут.
Так ты бродягам раздавай, ответил Марк, устраиваясь на стуле.
Они ведь потом не отстанут, будут ломиться, попрошайничать. Ладно, через силу в себя запихну, хоть и нельзя так Ты чего здесь?
Знаешь, удивительное дело случилось. Ко мне тут гости пришли со всякими странными вопросами. Девушка и парень, Фонтерновыми назвались. И говорят, что ты им про меня рассказал.
А, значит, уже добрались до тебя. Кляйн ухмыльнулся. Странные они, да?
Есть такое. Особенно намеки на мои темные дела удивляют. Чего ты им разболтал?
Мохов, ты мне таким голосом не предъявляй. Они и про мои дела знают, как выяснилось. Заходили вчера, прямо сюда, не на дом вызывали. На головную боль пожаловались. Обследую их, а они как бы невзначай намекают. Мол, так сложно нынче правильных людей найти, специалистов нигде нет. Я спрашиваю: «Каких вам специалистов?» А парень на меня смотрит и говорит: «По извлечению ценных предметов». И смотрит так, будто все про меня знает.
И тогда ты раскололся.
Да я отпирался как мог, но они не велись. В конце концов говорят: «Есть работа для вас, хорошо оплачиваемая. Но нужен второй человек, талантливый». Ну я тебя и порекомендовал. И еще одного парня, тоже молодец. Там и познакомитесь.
Марк устало потер виски. Какая-то дурацкая получалась история. Только ведь Кляйн был совсем не дураком и обычно глупости не делал.
Судя по отзывам пациентов, лечил он отлично. Но он был никому не известным провинциалом, богатые пациенты у него появлялись редко. Поэтому врач подрабатывал воровством.
Лихие дела давались ему хорошо. Марк работал с ним несколько раз, каждое дело проходило гладко. Редкостно хороший подельник.
Почему меня назвал?
Потому что ты наименее тупой из всех моих знакомых воров. Во всяком случае, я так раньше думал, теперь сомневаться начинаю. Марк, чего ты выглядишь, будто тебя ножом пырнули? Такие приглашения на дорогах не валяются, нужно идти. Сам подумай, ну что там плохое может случиться?
Не знаю, сдадут нас.
Да конечно, доктор закатил глаза. Для этого они нас домой пригласили, полиция теперь только в особняках работает. Ну головой-то подумай! Мы наконец можем в люди выйти, большими делами заняться. Не будь ослом!
Но зачем мы им?
А ты думаешь, что дворяне все ангелы безгрешные? Они тоже преступники, хуже нас с тобой. Нашего сукна епанча.
«Нашего сукна епанча». Так московские преступники называли тех, кто промышлял воровством. Заводских работяг, беглых крестьян, солдат, матросов и просто бродяг. Марк еще никогда не слышал, чтобы так говорили про дворян.
Единственное отличие работу они сами не делают, продолжал Кляйн. Давай, не трусь. Сходим, послушаем, если не понравятся просто уйдем.
Марк вздохнул и поднял руки в знак капитуляции. Немец умел говорить убедительно, да и попал в точку. Мелкие аферы начинали утомлять и не всегда окупались. Марк давно думал, что пора бы ему переходить к делам покрупнее. Правда, он не думал, что все случится вот так.
Кляйн достал из свертка здоровый румяный кусок пирога, понюхал и поморщился. Задумчиво подергав усы, доктор крякнул и достал из-под стола бутылку с янтарной жидкостью:
Давай тогда праздновать новые перспективы.
Бутылка настойки кончилась достаточно быстро и только разожгла в подельниках желание гулять. С новой легкостью и плавучестью в шагах они направились на север, к корчме «Оленьей».
Снаружи место выглядело посредственно: большая изба из темных бревен с закопченными окнами. Интерьер был ненамного лучше: шесть массивных, грубо обтесанных столов, такие же табуреты и лавки и маленькая печь в углу. Кухню от общего зала отделяла грязная занавеска, из-за которой практически всегда доносилась ругань. Единственным украшением в зале была висевшая у входа голова оленя, которая и дала заведению имя.
В корчме собирался народ низких занятий: носильщики, строители, слуги. И конечно же, воры. В Москве было много преступников, но регулярно воровством занимались только пара сотен человек. Почти все друг друга знали, компании приятелей часто собирались вместе выпить. Как в большой дружной деревне.
Тем вечером почти все места были заняты. За одним столом сидел и Корча, сосредоточенно мусоливший карты. Марк и Кляйн пробрались к стоявшему за стойкой грузному лысому мужику.
Вечер добрый, Ярослав Семеныч. Как у вас тут?
Ой, какие гости приятные! радостно пробасил корчмарь. Очень счастлив видеть. Чего изволите?
Ярослава Коробчонкова хозяина корчмы завсегдатаи называли Моряком. Он любил рассказывать истории о своей жизни на флоте: как служил еще у графа Орлова, как рубил турок в Чесменской бухте, как чуть не утонул в шторм и о других приключениях. Звучали рассказы неправдоподобно, но вещал он интересно.
Как именно моряк стал владельцем корчмы, никто точно не знал. Так или иначе, очарование, сообразительность и редкие, но показательные случаи жестокости помогли ему быстро занять солидное положение московских преступников. Помимо разлива пива сомнительного качества, он занимался скупкой краденого и сбором наводок на места с жирным уловом.
Марк попросил светлое и сухари с луком, Кляйн темное и сельдь.
Сейчас сообразим. Корчмарь гавкнул приказ пробегавшей мимо девушке-разносчице. Маркуша, говорят, вы с Андреем солдат бивали на той неделе?
Так, по мелочи.
Ну вы храбрецы! Все гудели про это, ко мне давеча даже полицмейстеры заходили, интересовались. Но я молчок, никому ничего.
Совсем никому, совсем ничего?
Вообще никому и ничего. Они обиделись, дубинками мне грозили, я весь изволновался
Ну, я благодарен. Марк поморщился и положил на стойку рубль. Моряк выпрашивал чаевые вежливо, но настойчиво. Какие еще новости?
Да вот народ рассорился, сидят дуются друг на друга.
Кто рассорился?
Все сразу. Вон, сам посмотри!
Марк обернулся и заметил, что лихие люди в корчме разделились на две половины. Деление, кажется, произошло по географическим признакам: слева, под углом с иконами, сидели коренные московские воры, к которым относился Корча и еще пять человек. Справа, у окна, расположилась компания побольше приезжие преступники из ближних городов и деревень. Обе группы тихо переговаривались и смотрели друг на друга с явной неприязнью.
Что случилось-то? спросил Кляйн.
Да ерунда какая-то. Они уже несколько дней собачатся. Корчмарь тяжело вздохнул. Начали с того, что Сермяга якобы Мирослава обворовал. Потом стали говорить, что Мирослав с девчонкой Полушки блудил, а Полушка потом в морду Скорняку дал. А потом и Песковы братья разошлись, Пила взбесился Ну и понеслось, теперь сидят вот, чуть не громить друг друга рвутся. Я уже не знаю, чего делать.
А Иерей где?
Пропал! Послал людей искать, думал, хоть он что-то сделает. Никто найти не может!
У преступной Москвы не было строгой иерархии, но были авторитеты. Опытные старики, наводчики и скупщики, вроде Моряка. А самым уважаемым из всех лихих людей был Иерей настоящий ветеран, который начал работать еще при царице Елизавете, вскоре после каиновских арестов. Последние несколько лет он был неофициальным судьей, к которому прислушивалась и молодежь, и другие старики. Если его не могли найти дело действительно плохо.
Моряк вдруг просиял и радостно хлопнул себя по лбу:
Ребята, мысль есть! Давайте вы заявите, что всем по чарке проставите? Платить не надо, я бесплатно разолью. Может, даже по две. А вы поболтаете с остальными, повеселите.
Зачем? озадаченно спросил Кляйн.
Просто красивый жест, люди порадуются, разговорятся. Может, пьяные замирятся. Ну нельзя так все оставлять, они ведь ко мне приходить перестанут. А то и драться полезут и разнесут здесь все.
Даже не знаю. Марк нерешительно пожал плечами. Мы думали недолго посидеть и по домам
Да хватит телиться! И так еле заходите, всех друзей забыли! Вам что, жаль мне услугу сделать?!
Подельники переглянулись, молча обдумывая предложение. Первым сдался Марк:
Ладно, открывай бочки.
Московские воры были людьми спорного качества. Профессия делала их подлыми, мелочными, недоверчивыми, а от спиртного многие становились буйными. Каждый был готов продать другого, и каждый об этом знал.