Гончарный круг моего украинского деда забрали в Полтаву, в музей. Вот ведь какая странная ирония! стоял бы он где-нибудь в сарае и был бы дорог мне, связанный с семейной памятью, а там, затерявшись в музейных запасниках, превратился этот круг в экспонат под таким-то номером. Или всё не так? Наверное, не так. Наверное, и в музейных витринах вещи не утрачивают своей внутренней памяти, а невозможность проследить их судьбы должна только обострять наше желание если и не понять, то хотя бы почувствовать прошлое, но Гончарный круг было жалко. Завидная, казалось бы, доля для старой вещи, и все-таки было в этом что-то омертвляющее, ведь гончарный круг создан для вращения, пока он еще способен вращаться, пусть это уже не работа, а хотя бы детская игра. Но кто же станет забавляться с музейным экспонатом?..
Для меня, не воспринимавшей с должным трепетом некоторую холодность и чопорность музейных предметов под стеклом, вещи, выброшенные на помойку, напротив, порождали острую жалость и нежность. Тем, гордо лежащим в витринах, было за что благодарить судьбу, а несчастный хлам, честно служивший своим хозяевам и ни в чем не виноватый, был обречен на унизительное угасание в кучах гниющих отбросов. А чем, собственно, древние черепки принципиально отличались от свежеразбитых чашек? Так ведь ничем! Просто трехсотлетние осколки автоматически превращались в антиквариат, а тысячелетние в историческую реликвию. И выходило так, что нашим битым чашкам, сломанным игрушкам, рваным ботинкам надо было просто подождать. От этого осознания мне не становилось легче.
Итак, с музеями у меня всё было сложно. Но был в нашем краеведческом один зал, который я искренне любила. Это была экспозиция животного мира нашего края, выполненная очень искусно и убедительно. Вдоль стен были старательно воспроизведены наши основные ландшафты, и кто там только ни прятался в кустах и травах, в камышах и колючках! В раннем детстве всё понимается буквально, вот я и решила, что природа так и должна выглядеть, что зверье так и должно кишеть в предназначенных ему растительных ареалах. Но, отправившись в первое путешествие на поезде, я была совершенно обескуражена за окнами не было ничего.
Ну вот представьте: вам шесть лет, вы живете в городе, на дачу добираетесь на трамвае, городской пляж расположен на узком острове между двумя городскими районами, даже на речном трамвайчике вы ездите от своей Комсомольской набережной до Семнадцатой пристани в центре. Вы ничего не знаете об окружающем город пространстве! Даже из телевизора почерпнуть нечего, на местном канале сплошные арбузы и осетры, сплошные рыбаки и колхозницы плюс рабочие местных заводов. Все ваши знания о нижневолжской природе из музейной экспозиции, и вы ждете чего-то похожего на нее! А вместо этого плоская голая земля и пара ворон в небе.
А речка Псёл на родине папы тихонько вилась вдоль зеленых берегов, и так приятно было кататься по ней на лодке и срывать желтые кувшинки На лугу травы стояли в мой рост, а в сосновом лесу прятались под широкими листьями алые ягодки земляники. Бабушкин домик стоял на краю высокого холма, и от самой калитки тропинка, вся оплетенная зелеными ветвями, скатывалась вниз, к Подолу. Горлинки ворковали в высоких кронах, ласточки суетились у гнезда, прилепленного под крышей, в зарослях малины шуршали ежи. А в доме резная мебель почтенно темнела на фоне беленых стен, сияли разноцветной поливой кувшины, висели вышитые рушники, мерцали серебром окладов прапрадедовы иконы. И женщина, похожая на чеховскую героиню, с высокой прической, в кринолине и кружевах смотрела на меня с фотографии моя прабабушка. Если бы в Астрахани у меня было что-то похожее!..
А жизнь-то текла своим чередом. За октябрятскими годами последовал неотвратимый, как рок, прием в пионеры: «Я, такая-то, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю» и чья-то бабушка прослезилась, когда мы в первый раз отдавали салют.
В учебнике истории были сплошные производственные отношения и классовая борьба. Где вы, Шлиман и Эванс, Стефенс и Томпсон, Картер и Вулли? Где вы, отмеченные прекрасным подарком судьбы возможностью первого прикосновения к тайне?.. При этом я не хочу сказать ничего плохого о тогдашнем образовании, наоборот, оно было действительно лучшим в мире логичным, доступным пытливому уму. Теперь-то я понимаю, как много дало оно мне, но в те годы я вечная отличница! тяготилась школой. В преподавании каких-то предметов мне не хватало глубины и размаха (история, география, литература), другие, наоборот, казались неоправданно усложненными (физика, химия, алгебра) и почему-то только геометрия не вызывала неприязни.
Но были же у меня друзья, какие-то детские игры, детские затеи? Да, играли в куклы, но мои-то куклы всё ходили в экспедиции, летали на самолетах над безбрежной сельвой или ныряли к останкам затонувших кораблей, а все прочие шили, готовили, ели, гуляли, выходили замуж, наконец. В параллельном исполнении это, наверное, выглядело довольно странно, ну разве что так: приехал какой-то ненормальный путешественник в мирный поселок, занимается там своими поисками, а в поселке идет себе обычная повседневная жизнь. Он летает они готовят, он ныряет они едят. Потом ложатся спать, а бедный путешественник голодный, естественно, пишет дневник. В чем тут заключалось взаимодействие между участниками игры непонятно.
В журнале «Кубинская женщина» публиковались странички с бумажными куклами вполне современными длинноногими девочками-подростками в модных купальниках и с гардеробом, вызывавшим откровенную зависть. Даже эти журналы были редкостью, соответственно, кукол приходилось перерисовывать. Главная же прелесть заключалась в том, чтобы самим придумывать и рисовать им костюмы. Ну вы можете себе представить я перерисовывала платья со средневековых миниатюр, с картин эпохи Возрождения, и дальше, согласно хронологии: барокко, рококо, ампир К платьям прилагались головные уборы, плащи, перчатки, украшения, и когда не тяготившиеся условностями подружки перетасовывали всё это, исходя из своих представлений о красоте, я неизменно выходила из себя.
Потом настала эпоха альбомов. Подружки переписывали друг у друга тексты популярных песенок и имеющие внутришкольное хождение полуграмотные стиши:
Люби, любить необходимо,
Любовь ведь, знаешь, красота.
А кто не любит, тот дубина,
И жизнь его, как мяч, пуста.
Подобные перлы перемежались не менее глубокомысленными высказываниями: «Девушка без гордости, что цветок без аромата», «Любить девушку за красивые глаза равносильно тому, что любить книгу за красивый переплет, не зная ее содержания», «Хорошо, если собака друг, но плохо, если друг собака» и т. д.
Я тоже завела альбом думаю, незачем распространяться о его содержании. Он и по сей день хранится у меня, как справочник, цитатник и словарь, ибо все великие нашли себе место на его страницах. Правда, надо признаться, что первоначально большая часть цитат была взята все же не из прочитанных книг, а из «Сборника мудрых мыслей». Зато впоследствии, приходя к какому-нибудь древнему автору, я как будто уже была с ним заочно знакома, встречая то у Плутарха или Сенеки, то у Данте или Шекспира давно знакомые слова.
Ах, эта древняя ржавая кираса с соседского огорода! С нее, что ли, это началось? Я вбила себе в голову, что это генетическая память во мне говорит. А генетическая память, это, знаете ли, такая штука Я как-то решила подсчитать, сколько прямых предков было у каждого из нас лет триста-четыреста назад, если брать примерно по три поколения за один век. Страшные получились цифры: на десятом поколении их уже было одна тысяча двадцать четыре человека, а на пятнадцатом тридцать две тысячи семьсот шестьдесят восемь. Знали бы все эти толпы, к чему в конце концов приведут их старания! К появлению этакой странной особы, убедившей саму себя, что кто-то из этих тысяч оставил ей свои довольно-таки, скажем, смутные воспоминания.
Ну не в кирасе, конечно, дело, то есть не совсем в ней, а, впрочем, черт его знает. Во всяком случае, о тех мужчинах она мне напомнила, о тех женщинах, которых я мучительно пыталась почувствовать в себе. Я устраивала всевозможные проверки, петляя по странам и временам. Не там и не тогда! А где и когда? И зачем вообще было искать, если вернуть всё равно невозможно?
Когда происходит в голове такое дело, человек непременно должен сбрасывать куда-то избыток образующейся при этом энергии. Кто как решает этот вопрос, но, если есть способности к творчеству займитесь творчеством. Я решила окунуться в стихи, тем более что опыт уже был: «Мне сейчас невмоготу морду вымыли коту». Впрочем, это я «родила» лет в пять, а уже в восемь появились такие строки:
Тишь, тишь, тишина,
Ничего не слышно.
Будто зыбкая стена
Встала тишью тишной.
Тишь, тишь, тишина.
Лес вокруг приглушен,
Поглощен он ей, всегда
Тишине послушен.
Тишь, тишь, тишина,
Только скажешь слово
Всё вокруг замолчит,
Всё заснуть готово
Бог весть откуда появилось это в моей голове и долгое время потом не имело своего продолжения, но какие-то судьбоносные смыслы стояли за этими словами и именно так вошел в мою жизнь еще один головокружительный термин «поэзия».