Отцу лихо. Не встает, второй день от еды отказывается, только водичку пьет. Вчера уж исповедовался и попросил причастия. Собиралась сегодня Пашу за вами послать, а вы, слава Богу, сами явились.
Возле кровати, на которой лежал исхудавший, с безжизненно застывшим лицом и заострившимся носом Елисей, сидела, поглаживая высохшую, перевитую венами, руку мужа, Ольга.
Услышав скрип половиц, старик приоткрыл глаза:
Корней вот радость! Не чаял увидеть, с трудом пролепетал он, думал, ты уж в пути, и, переведя взгляд на Изосима, добавил: а я, дурень, опасался, что не почуешь. Ан не утратил прозорливости. Силясь что-то еще сказать, он весь напрягся, однако вместо слов зашелся сухим кашлем. Переведя дух, тихо, но в этот раз внятно, продолжил с трогательным спокойствием: Приходит пора, и лист с дерева опадает Вот и мой час настал Одолела-таки немочь Сердце чуть токает.
Приступ кашля не дал договорить. Отдышавшись, он напрягся, словно пытался что-то важное вспомнить. Наконец, видимо поймав ускользающую мысль, произнес:
Сынок, ты уж нашу мечту и за меня исполни
Создатель за добродетельно прожитую жизнь пожаловал Елисею Никодимовичу кончину легкую, безболезненную. Преставился он до того тихо и незаметно, что не сразу поняли думали, спит.
Обмыв и облачив умершего в длинную белую рубаху с колпаком, уложили в выдолбленную им же из цельной лесины домовину. В руки вложили лестовку[13].
Лицо почившего все более просветлялось, казалось, даже слегка порозовело. Морщины и скорбные складки разгладились, проступила печать умиротворения. Он был красив в своем смирении и ожидании скорой встречи с Богом.
Во время отпевания Корней не сводил глаз с отца. Слезы текли по щекам и терялись в бороде. Он испытывал горькую сладость не только от того, что успел получить прощение и благословение, а еще оттого, что благодаря непогоде, устроенной по воле Господа, он задержался с выходом и сумел проводить отца в последний путь.
На следующий день одни мужики пошли на погост копать могилу, другие принялись готовить материал на могильный сруб и крест
Хоронили всей общиной без плакальщиц, в благоговейном молчании. Торжественное спокойствие и достоинство хранили даже лица детей. Домовину несли шестеро не сродников до самого кладбища
Мать после похорон слегла: не могла представлять себе жизнь без мужа, с которым в любви и согласии прожила пятьдесят девять лет. Глядя на лик Христа, она без конца молила:
Господь, сжалься! Прошу Тебя лишь об одной милости даруй мне смерть для воссоединения с мужем, рабом Твоим, Елисеем.
Изосим не мог надолго покидать монастырь. Отслужив на девятый день молебен, ушел. Корней остался. Он часами сидел рядом с матерью и, чтобы хоть как-то отвлечь ее от горестных дум, в подробностях рассказывал истории из того времени, когда он жил в стойбище ее отца.
Мать слушала, приложив ладошку к уху, то удивленно ахая, то одобрительно кивая головой. Порой и сама принималась вспоминать случаи из своего детства.
В один из вечеров она взяла Корнея за руку и, глядя в глаза, принялась с дрожью в голосе говорить:
Сынок, твой Север с головы не идет. Всякая жуть мерещится Уж иней сел на волосы, а ты в такую даль собрался. Ну что вы с отцом в том окиане потеряли?
Так ведь это твоя мама посеяла в моей душе тягу к Северу. Все ее сказки Студеным морем заканчивались.
Сказки, они и есть сказки. Это ж не в стойбище сходить. Вспомни дядю Бюэна, на что опытный, а не доглядел в полынье утоп. Да и сам ты, хоть и много хаживал, а вот ногу потерял Еще о вас с Дарьей думаю. Она, гляжу, вроде оттаяла, может еще и наладится. Ей, что думаешь, легко одной? Оставайся! Очень прошу!
И такая боль прозвучала в голосе матери, что у Корнея защемило в груди. Собираясь с мыслями, он откинул со лба тронутые сединой волосы:
Матушка, как тебе объяснить Хорошо в скиту. Рад, что привечаете. Но если останусь, все одно усидеть не смогу. У меня уже все мысли ТАМ. Ни о чем ином думать не могу. Пойми если останусь, всю жизнь корить себя буду почему не пошел?! Поверь, это не каприз, а обдуманное решение. Ты не тревожься, не один иду, а с бывалым товарищем. Он родом из тех мест.
Мать, прикрыв глаза, долго молчала. По ее щекам тихонько текли слезы. Вытащив из-под подушки платочек, вытерла их и высморкалась.
Ну что ж, сынок, коли твердо решил, твоя воля, наконец вымолвила она Видимо, моя эвенкийская кочевая кровь тебе покоя не дает Спаси Христос, что побыл со мной, а то ведь и жить не хотелось. Сейчас, чувствую, силенки возвращаются. Пора вставать, хозяйством заниматься. Да и Катеньке скоро помощь нужна будет. Видел, поди на сносях девочка.
Вот это да! А я и не заметил, удивился Корней.
Смотрю на нее и не нарадуюсь повезло Паше. Такая она проворная и внимательная. Дай Бог ей здоровья За меня не тревожься. Спокойно иди. Исполняй свое и отцово мечтание.
Спаси Христос, матушка! Знал, что поймешь.
Корнюша, об одном прошу: каких бы людей в дороге не встретил, худа никому не желай. Худые мысли по миру погуляют и к тебе же возвернутся.
Не переживай, матушка. Я это давно понял. Не юнец ведь скоро, сама говоришь, дедом стану. Жаль только, что с Пашей у нас пока никак не наладится.
А что ты хочешь? Вырос без тебя. Вас ничто кроме крови не связывает. Добавь сюда еще и обиду все росли с отцами, а он без, при живом-то. Ежели хочешь наладить отношения, тебе с нами семьей надо жить, а ты опять неведомо куда собрался.
Матушка, мы же с тобой все обговорили. Ну не могу я остаться. Давай не будем об этом больше.
Когда Корней возвратился в монастырь, томил июль. От жаркого солнца в воздухе стоял дурманящий запах багульника и едва уловимый пересохших до хруста мхов. Разыскал Географа.
Николай, предлагаю завтра все еще раз проверить, получить продукты, а послезавтра в путь.
На следующий день, когда друзья паковали поняги, от ворот донесся громкий голос Вана:
Люди, ходи! Товар привез! Люди, ходи! Товар привез!
У ворот стояли навьюченные лошади и китаец с вежливой, приятной улыбкой на лице.
Расплатившись с торговцем за доставленный товар, Изосим провел Вана в трапезную и попросил Марфу накормить его. Та поставила перед ним еду в гостевой посуде и, сев напротив, тут же принялась расспрашивать:
Как там наши? Прибавление у кого есть?
Прибавление есть, да ваших уже нет.
Как так нет? Марфа аж подпрыгнула.
Все на пароходе уплыли.
А что случилось? Они ведь обустроились, хорошо жили, удивился Изосим.
Китай новый закон: русский старовер не надо.
Куда уплыли, знаешь?
Америку.
Плохая новость. Ну а у тебя самого как дела?
Моя плохо. На границе чуть не пропал. Назад ходи. Новый дорога искал. Не знай, как дальше ходи. Трудно.
Ван, ты уж нас не бросай. Мы ведь всегда хорошо платим.
Платите хорошо. Граница плохо ходить стало. Прибавка надо.
Не переживай. Не обидим.
Попрощавшись, настоятель вышел. Пробыв у себя в келье с полчаса, направился к отцу.
Тятя, тебя на Чукотку неспроста потянуло. Ван новость принес маньчжурцы-то, оказывается, в Америку уплыли. Чую, где-то на Аляске строятся.
* * *Провожать Корнея с Географом вышли почти все обитатели монастыря. Давали советы, желали удачи. Больше всего переживали за Корнея. Пухлая, предобрая тетка Марфа, беспрестанно всплескивая руками, причитала:
Корней, да пошто ж ты себя на такие муки обрекаешь? Опамятуйся, пока не поздно! Далеко ль на одной ускачешь? Оголодаете, замрете!
Тот отшучивался:
Мне на роду написано бродяжничать. Дарья так и говорит «бродячий волк».
Знамо дело, Дарья зря не скажет.
Ему, бедошнику, делать больше нечего, вот и изгиляется, проворчал постаревший Дубов.
Корней подошел к Тинькову и крепко обнял.
Николай Игнатьевич, не устаю в молитвах благодарить тебя. Если б ты не оттяпал мне полноги, давно б землю удобрял.
Честно говоря, сам радуюсь, что так удачно вышло.
Из ворот к отбывающим вышел отец Андриан. Путники поклонились настоятелю в пояс:
Отче, благословите.
Братья, дело вы затеяли многотрудное. В дороге у разных людей придется бывать, с ними пищу делить, вместе спать. Посему, при каждом таком случае, читайте очистительную молитву. А вот постами себя не изнуряйте дорога дальняя, тяжелая, позволительно и послабу дать.
Коли одноверцев встретите всенепременно контакт наладьте. Свежая кровь нам вельми потребна. Может и не полные одноверцы, главное, чтобы почитали Святую Троицу, Символ Веры и крещены, как и Исус, тремя полными погружениями, напутствовал настоятель. На грубое слово не сердитесь, на сладкое не поддавайтесь. В пути молитесь. Господь не оставит.
Андриан трижды осенил их благословляющим крестом. Странники, с почтением приложившись к его руке, закинули за спину увесистые поняги и, не оглядываясь, зашагали мимо уже тронутого желтизной поля пшеницы к перевальной седловине.
Чистой дороги! Никола в путь! Будьте Богом хранимы! неслось вдогонку.
Корней шел, поскрипывая ремнями протеза, со счастливой улыбкой на устах. Еще бы наконец он в пути! И сразу глубже стало дыхание, пробудились, налились силой мускулы. А от пьянящих ароматов, разопревших на солнцепеке цветов и трав (скитник по привычке на ходу срывал целебные), от смолистого духа кедрового стланика, от предвкушения встречи с новыми, неизвестными ранее местами, а особенно с Океаном сердце переполняла такая неохватная радость, что ему так и хотелось взлететь и парить над любимыми горами и тайгой! Радости добавило и дозволение настоятеля на совместное принятие пищи с иноверцами, а то все думал, как быть, дабы не согрешить.