Ври больше! Это он тебя за меня принял, потому дело впотьмах было.
Пожалуйста, не заноситесь насчет вашей красоты! Я уже давно рассказала, что у вас левый бок на вате.
Дура!
От дуры слышу!
Молчание. Хозяйские дочки начинают на себя навьючивать юбки.
Ну, а со старшим приказчиком, Ананьем Панфилычем, похристосуешься как следует? снова спрашивает старшая.
Само собой. Ведь он старик, да к тому же у него в деревне жена есть. Ведь эти поцелуи ровно никакого чувства не составляют.
Сам пока еще в халате, сидит в зале у стола около лампы и роется в старом календаре. Мимо пробегает сама.
Ты бы, Лазарь Калиныч, оболокался, говорит она. Одиннадцатый час. Опоздаем, так после и в церковь не влезем. Что за радость с мужиками стоять да тулупы нюхать!
Сейчас. Дай только найти, в котором году у нас большое наводнение было. Первую холеру нашел, пожар в Апраксином тоже У меня спор с Николаем Кузьмичом. Завтра придет христосоваться, а я ему и преподнесу. У нас в это наводнение сторож Калистрат утонул.
Не воображаете ли вы, что я завтра со всеми вашими сторожами христосоваться буду? кричит из другой комнаты старшая дочка. Мерси! Я уж и так в прошлом году все губы об их бороды обтрепала.
Кто тебе говорит о христосованье! Я наводнение ищу. Вот как выдерну из-за божницы пук вербы! Чего на ссору лезешь?
Ах, скажите, как вас испугались!
Хозяйский сын, молодой франт, ходит по комнате и напевает «Светися, светися, новый Иерусалиме!».
Это в каких смыслах вербу? спрашивает он.
А чтоб постегать!
Следует. Она давеча на мою новую циммермановскую шляпу села.
Из другой комнаты доносится голос другой дочери:
Папенька, да уймите Володьку! Он у меня целую банку помады на свою голову вымазал и теперь кота помадит.