Я Салли Локхарт. Но
Локхарт?!
Он длинно присвистнул.
Мистер Шелби, я
Погодите. Где Хиггс? Он займется вами. Хиггс! Где же вы?
Мистер Шелби, он умер
Шелби замолчал и посмотрел, куда она указывала. Затем обошел стол.
Что это такое? Когда это произошло?
Только что. Мы разговаривали, и вдруг он упал. Может быть, сердце Мистер Шелби, можно мне присесть?
Да, пожалуйста. Вот ведь чертова глупость! Это я не к вам. Надо же было набраться такого нахальства умирать на чужом полу! А он действительно умер? Вы уверены?
Не думаю, чтобы он мог до сих пор быть жив.
Мистер Шелби оттащил тело в сторону и заглянул в мертвые глаза, столь неблагопристойно глядевшие прямо на него. Салли молчала.
Мертвее мертвого, сказал мистер Шелби. Надо позвонить в полицию, я полагаю. Черт возьми. Так что ж вам здесь надо-то? Все бумаги вашего отца упакованы и высланы адвокату. Тут для вас ничего не найдется.
Что-то подсказало Салли быть начеку. Она взяла носовой платок и промокнула сухие глаза.
Я я только хотела взглянуть на кабинет своего отца, произнесла она.
Мистер Шелби подозрительно хрюкнул и пошел открыть дверь и крикнуть вниз портье, чтоб тот звонил в полицию. Клерк, проходящий мимо с охапкой гроссбухов, заглянул внутрь, вытягивая шею.
Я могу идти?
Нежелательно. Вы ж свидетель. Вам придется дождаться, чтобы записали ваше имя и адрес, а потом явиться на следствие. И все-таки зачем вам надо было увидеть кабинет?
Салли громко всхлипнула и еще безутешнее уткнулась в платок. Она сомневалась, не было бы разумней расплакаться. Ей хотелось остаться одной и все обдумать, к тому же она начинала бояться этой свирепой любознательности. Если упоминание о семи блаженствах могло и впрямь убить мистера Хиггса, она предпочла бы не рисковать здоровьем мистера Шелби.
Рыдания оказались хорошей идеей. Мистер Шелби не был достаточно тонок, чтобы заподозрить ее в наигранности, и слегка отстранился.
Ой, идите и посидите в комнате портье, сказал он раздраженно. Когда полиции понадобится, она с вами поговорит, а сейчас вам не следует тут болтаться и распускать сопли. Идите вниз.
Она ушла. На лестничной площадке стояли два или три клерка, и они с любопытством проводили ее взглядами.
В комнатке у портье она увидела уже знакомого рассыльного, вынимавшего свою «Негодяйку Пенни» из-за задней стенки почтового ящика.
Все в порядке, сказал он. Я вас не выдам. Я слышал, вы убили старого Хиггса, но я этого никому не скажу.
Я не убивала! воскликнула Салли.
Ну конечно убила. Я ж слышал через дверь.
Вы подслушивали! Но это же очень плохо!
Да я не хотел. Я что-то сделался усталый, и прислонился к дверям, и кое-что случайно услышал, ухмыльнулся Джим. Он умер с испугу. Объятый смертным ужасом. Чем бы ни были эти семь блаженств, он их отлично знал. Вы бы поосторожней спрашивали про них.
Она опустилась в кресло портье.
Тогда я просто не знаю, что мне делать.
Делать с чем?
Салли взглянула на этого светлоглазого и решительного мальчишку и решила ему довериться.
Вот с этим. Оно пришло сегодня утром. Она открыла сумочку и вытащила мятое письмо. Отправлено из Сингапура. Это последнее место, где был мой отец, перед тем как корабль утонул. Но это не его почерк, и я не знаю чей.
Джим развернул бумагу и прочел:
САЛИ БОЙСЯ СЕМИ БЛАЖЕНСТВ
МАРЧБЭНКС ПОМОЖЕТ
ЧАТТУМ
ОСТРОЖНЕЙ ДОРОГАЯ
Ну дела! протянул он. Только знаешь что? Он неправильно написал.
Ты о моем имени?
Как тебя зовут?
Салли.
Нет. Об этом. И Джим ткнул в слово ЧАТТУМ.
А как надо?
Ч-А-Т-Е-М. Чатем в Кенте.
А пожалуй.
И этот Марчбэнкс живет там. Точно, хоть убей. Поэтому он и пишет. Да ладно, сказал он, заметив быстрый взгляд Салли наверх, не огорчайся из-за старика Хиггса. Если б ты ему не сказала, кто-то другой уж наверняка. В чем-то он да был виноват. Уж это точно. И старик Шелби тоже. Ты ничего ему не сказала?
Салли покачала головой.
Только тебе. Но я до сих пор не знаю твоего имени.
Джим Тейлор. И если захочешь меня найти, я живу в Клеркенвилле, тринадцать. Я тебе помогу.
Правда?
Ну да.
Хорошо, но если Но если и ты услышишь что-нибудь, напиши мистеру Темплу в «Линкольнз-инн», для Салли.
Дверь открылась, и вошел портье.
Вы в порядке, мисс? Такое несчастье Эй, ты, обратился он к Джиму, хватит бездельничать. Полицейский хочет послать за доктором, чтобы засвидетельствовать смерть. Давай беги и найди.
Джим подмигнул Салли и исчез. Портье кинулся к почтовому ящику и чертыхнулся.
Маленький мерзавец! пробормотал он. Я должен был это предвидеть. Не угодно ли чашку чая, мисс? Вряд ли мистер Шелби побеспокоился об этом, не так ли?
Нет, благодарю. Я должна идти. Моя тетя будет волноваться Я понадоблюсь полицейскому?
Полагаю, уже через минуту. Он спустится к вам сюда. Как э как же это случилось с мистером Хиггсом, что
Мы разговаривали о моем отце, стала рассказывать Салли, как вдруг
Слабое сердце. С моим братом случилось то же самое на прошлое Рождество. Он пообедал, закурил, а затем грохнулся лицом в блюдо с орехами. Ох, прошу прощения, мисс. Я не должен был вспоминать об этом.
Салли покачала головой. Тем временем спустился полицейский, записал ее имя и адрес и ушел. Она еще недолго побыла у портье, но, помня предостережение Джима, ни словом не обмолвилась о письме. А жаль, потому что он-то как раз мог бы ей что-нибудь рассказать.
Как мы видим, убийство не было целью Салли, несмотря на то что в сумочке у нее лежал пистолет. Действительная причина смерти мистера Хиггса письмо, пришедшее только этим утром и пересланное адвокатом на Певерил-сквер, Айслингтон, в дом, где жила Салли. Дом этот принадлежал дальней родственнице ее отца, суровой вдове по имени миссис Риз, и девочка, к своему сожалению, жила здесь с самого августа.
Ее отец погиб три месяца назад, когда шхуна «Лавиния» пошла ко дну в Южно-Китайском море. Он отправился туда, чтобы проверить странные несостыковки в отчетах агентов своей компании на Дальнем Востоке а в этом он мог разобраться только на месте. Перед отплытием он предупредил Салли, что это может быть довольно опасно.
Я хочу поговорить с нашим человеком в Сингапуре, сказал мистер Локхарт. Это голландец по имени ван Иден очень надежный малый. Если я почему-то не вернусь, только он объяснит тебе почему.
Разве ты не можешь послать кого-то вместо себя?
Нет. Это моя фирма, и я должен сам решать свои проблемы.
Папа, ты обязательно должен вернуться!
Конечно, вернусь. Но ты будь готова ко всему. Я же знаю, какая ты храбрая. Хвост морковкой, девочка! И думай о маме.
Мама Салли погибла во время восстания сипаев пятнадцать лет назад, убитая выстрелом в сердце из ружья, в тот самый момент, когда ее пуля сразила повстанца наповал. Салли, единственному ребенку в семье, было тогда несколько месяцев. Ее мать была страстная, необузданная молодая женщина, она ездила верхом как казак, стреляла как мужчина и курила (восхищая и без того восхищенный полк) крошечные черные сигары в костяном мундштуке. Она была левша, поэтому и держала свой пистолет в левой руке, поэтому и сжимала Салли правой, потому-то пуля, поразившая ее сердце, миновала ребенка; но она задела ручку и оставила шрам.
Салли совсем не помнила матери, но она ее очень любила. С тех пор ее растил отец и очень чудно́, по понятиям досужих сплетниц; но в то время отставка капитана Мэтью Локхарта и начатая карьера простого судового экспедитора были сами по себе очень странными поступками. Мистер Локхарт сам учил свою дочь по вечерам, а днем она делала что хотела. В результате ее познания в английской литературе, французском, истории, искусстве и музыке были не очень существенны, но у нее был мощный фундамент в основах военной тактики и бухгалтерии, близкое знакомство с делами фондовой биржи и практические знания об Индии. Кроме того, она отлично ездила верхом (хоть ее пони и не был в восторге от казацких замашек своей хозяйки); и на четырнадцатилетие отец купил ей маленький бельгийский револьвер, который она везде носила, и научил ее стрелять. Теперь она стреляла не хуже своей матери. Она была одинока, но вовсе не несчастна; единственное, что портило ей детство, был один кошмар.
Он снился ей раз или два в год. Она начинала чувствовать удушье от нестерпимой жары в полной темноте, и где-то неподалеку мужской голос кричал в ужасной агонии. Тогда среди тьмы пробивался мерцающий свет, как свечка у кого-то в руках, будто кто-то торопился впереди нее, и другой голос начинал плакать: «Смотри! Смотри на него! Боже мой, смотри» Но меньше всего на свете она хотела смотреть туда; и в эту секунду Салли просыпалась задыхающаяся, в поту и слезах от страха. Прибегал ее отец, успокаивал, и вскоре она засыпала снова, но ей нужно было не меньше дня, чтобы прийти в себя.